Мы пишем, и пока пишем мы, пишут нас. Точнее, нас как общество записывают на жесткий диск, чтобы мы не могли ничего удалить, не разрушив при этом до основания всю систему целиком. Но в какое же будущее мы себя вписываем?
6
С появлением и распространением cети и моментальных сообщений мы поняли, что любой из нас может стать автором, публиковаться и найти собственную аудиторию. Никто из имеющих доступ в интернет не может быть исключением.
Благая весть для всех – демократизация письма пойдет на пользу демократии. Нас спасет текст, Священное писание. У нас могла быть утопия письма, новый образ жизни. Почти шестьсот лет стабильной печатной культуры подходили к концу, и мир вот-вот должен был перевернуться вверх дном.
Мы бы наслаждались «творческой автономией», свободной от монополий старых СМИ и их однобокого мнения. Мы бы нашли новые формы политического взаимодействия вместо партий, связанных древовидными онлайн-сетями. Внезапно бы собрались массы и обрушились на власть имущих, а потом так же быстро бы рассеялись, прежде чем их наказали. Анонимность позволила бы нам формировать новые личности, свободные от ограничений повседневной жизни, и избегать надзора. Были так называемые «твиттер-революции», которые ошибочно воспринимали как возможность образованных пользователей социальных сетей обыгрывать изжившие себя диктатуры и ставить под сомнение сказанную ими «стариковскую чепуху».
Но потом почему-то вся эта техноутопия предстала в какой-то искаженной форме. Анонимность стала основой для троллинга, ритуального садизма, агрессивного женоненавистничества, расизма и альтернативных субкультур. Творческая автономия переросла в фейковые новости и новую форму развлекательной информации. Массы превратились в толпы палачей, часто нападающих на самих себя. Диктаторы и другие сторонники авторитарной власти освоили Twitter и научились его чарующим языковым играм, как научилось и так называемое Исламское государство, чьи первоклассные профессионалы, владеющие всеми тонкостями онлайновых медиа, делают вид, что все обо всем знают. Соединенные Штаты избрали первого в мире Twitter-президента. Киберидеализм превратился в киберцинизм.
За всем этим, как безмолвная махина, скрывалась сеть глобальных корпораций, фирм по связям с общественностью, политических партий, медиакорпораций, знаменитостей и всех тех, кто привлекает бо2льшую часть трафика и внимания. Им тоже, как и усовершенствованному киборгу из «Терминатора-2», удалось с высокой точностью сымитировать человеческие голоса, безразличие, иронию и задушевность. Будучи, согласно законодательству США, юридическими лицами, эти корпорации очень тщательно воспроизвели индивидуальность: они скучают по вам, они вас любят, они просто хотят, чтобы вы смеялись – возвращайтесь, пожалуйста.
Публичность, в свою очередь, вознесенная на уровень новой формы искусства для тех, кто обладает большей частью необходимых для нее ресурсов, для всех остальных – отравленная чаша. Если социальная индустрия – это машина, вызывающая зависимость, то аддиктивное поведение при этом можно сравнить с азартными играми – мошеннической лотереей. Каждый игрок доверяет свою жизнь тем или иным абстрактным символам – точкам игрального кубика, цифрам, мастям, красным или черным, картинкам игровых автоматов. В большинстве случаев ответ жесток и незамедлителен: ты неудачник и уходишь домой ни с чем. Настоящие игроки получают некое извращенное удовольствие от того, что выкладывают деньги, ставят на кон всю свою сущность. В социальных медиа ты нацарапываешь несколько слов, несколько символов и нажимаешь «отправить» – кидаешь кости. Через число лайков, репостов и комментариев интернет расскажет тебе, что ты собой представляешь.
Очень интересный вопрос: а что же вызывает зависимость? В теории любой может сорвать куш. На практике не у всех одинаковые возможности. Наши аккаунты в социальных сетях устроены по типу предприятий, соревнующихся за непосредственное внимание. Если мы сейчас все авторы, то пишем не за деньги, а за удовольствие от осознания того, что нас читают. Настигшую нас популярность, или «трендовость», можно сравнить с неожиданно свалившимся счастьем. Но не всегда «выигрыш» – это хорошо. Приятная атмосфера лайков и одобрений может в любую минут испариться и с молниеносной скоростью перерасти в шквал ярости и нападок. Обычные пользователи, как водится, не до конца понимают, что делать с внезапной «популярностью», так же не способны они выдержать бурю негативной реакции, которая может выражаться во всем, начиная с доксинга – злонамеренного распространения конфиденциальной информации – и заканчивая «порноместью». К нам можно относиться как к микропредприятиям, но мы не корпорации, у которых есть деньги на связи с общественностью и менеджеры. Даже богатые знаменитости могут оказаться жертвой нападок со стороны таблоидов. Каким же образом должны справляться с интернетными скандалами и стервятниками те, кто пишет в Twitter из вагона поезда или офисного туалета?
Исследование, проведенное в 2015 году, показало, почему людям так сложно отказаться от социальных сетей. Группу пользователей Facebook попросили не заходить на сайт в течение всего девяноста девяти дней. Многие из этих поначалу полных решимости участников не продержались и недели. Некоторые переключились на другие социальные сети, типа Twitter, другими словами, попросту переместили свою зависимость. У тех же, кому удалось остаться в стороне, заметно улучшилось настроение, они перестали интересоваться тем, что думают о них другие люди, а это говорит о том, что зависимость от социальных медиа – это своего рода самолечение от депрессии и способ поднять самооценку в глазах других. И действительно, эти два фактора не могут быть не связаны.
Для тех, кто переживает за свое «я», уведомления в социальных сетях выступают в качестве приманки. Они активируют в мозгу «центры удовольствия», поэтому мы расстраиваемся, когда показатели посещаемых нами платформ не демонстрируют желаемого одобрения. Эффект привыкания похож на зависимость от игровых автоматов или смартфонов и напоминает «геймификацию капитализма», как называет это явление теоретик культуры Бюн-чхоль Хан. Но дело не только в зависимости. Что бы мы ни писали, мы ищем одобрения со стороны общества. Да, мы жаждем понимания читателей, но также уделяем внимание и тому, что пишут другие, давая себе возможность написать что-нибудь в ответ, за лайки. Возможно, именно это, среди всего прочего, дает начало тому, что часто высмеивается как «показная добродетель», не говоря уже о жестоких противостояниях, чрезмерно острых реакциях, раненом самолюбии и играх на публику, которые неразрывно связаны с социальными сетями.
И все же мы не крысы Скиннера. Даже крысы Скиннера не были крысами Скиннера: модели аддиктивного поведения, демонстрируемые животными в «ящике», проявлялись только у тех крыс, которые находились в изоляции, вне своей естественной среды. Для человека зависимость, как и депрессия, носит субъективный характер. Исследование социальных медиа, проведенное Маркусом Гилрой Вэром, показало, что содержимое наших лент – это гедонистическая стимуляция, различные настроения и источники возбуждения – от outrage porn («стремления вызвать у читателей возмущение») до «порнографии» в кулинарии и просто порно – которые позволяют нам управлять своими эмоциями. Однако верно и то, что мы привязываемся к невзгодам онлайн-жизни, состоянию нескончаемого возмущения и вражды. Есть мнение, что наш аватар – это своего рода «виртуальный зуб» в том смысле, в котором его описывал немецкий художник-сюрреалист Ханс Беллмер. Когда зубы сводит болью, человек рефлекторно сжимает кулак так, что ногти впиваются в кожу. Мы «отвлекаемся» и «умаляем» боль, создавая «искусственный очаг возбуждения», «виртуальный зуб», к которому приливает кровь и идут нервные импульсы, уводя наше внимание в сторону.
Получается, что, когда у нас что-то болит, самоповреждение помогает сместить центр боли и тем самым как бы уменьшить ее – хотя на самом деле боль никуда не уходит и зуб по-прежнему ломит. Так что, если нас затягивает машина, которая намеренно сообщает нам, помимо всего прочего, как к нам относятся другие люди – или к нашей версии, онлайн-образу – значит, что-то в наших отношениях с другими людьми уже пошло не так. Глобальное состояние депрессии – на сегодня это самое распространенное в мире заболевание, рост которого с 2005 года составил 18 % – для многих усугубляется за счет социальных сетей. Среди молодежи наблюдается прямая зависимость между подавленностью и просмотром Instagram. Но депрессию придумали не платформы, они ей просто пользуются. И чтобы ослабить их хватку, надо убедиться, все ли хорошо в других сферах нашей жизни.
