— В это вино кроме мощей добавляли что-то еще? — спросил я, вспоминая посещение музея и Изенхейм-ский алтарь.
— Монахи клали в вино корень легендарной мандрагоры, который помогал снять физическую боль. Но создавшая о себе столько мифов мандрагора — сильный галлюциноген, поэтому галлюцинации от спорыньи многократно усиливались действием мандрагоры. Лекарство от безумной болезни само несло безумие. Больные в этих монастырях сходили с ума от открывавшихся им бездн ада. К тому времени, когда Гофман писал свой роман, монастыри уже были закрыты, и он вполне мог встретить своего безумного Медарда воочию в ближайшем трактире. Впрочем, обычно эти сумасшедшие становились таковыми и без особого вина. Даже если огонь святого Антония мог пощадить их тело, то не щадил их разум. Отравленные ядом обезумевшие люди бродили мрачными тенями по улицам городов. А уж разговоры о том, как сатана искушал несчастных видениями, подобными искушениям святого Антония, можно было услышать на каждом углу. Дьяволом западной мифологии, который лишал людей разума, была спорынья. Дьявол — это ее настоящее имя. И этот вечный враг рода человеческого в девятнадцатом веке снова вернулся, чтобы по-прежнему властвовать над людьми.
— Что ж, раз эпидемии шли каждый год с 1813-го по 1816-й, то теперь поражение Наполеона при Ватерлоо в 1815 году заиграло для меня новыми неожиданными красками, — пробормотал я, взяв в руки книгу Гофмана и машинально открыв ее на первой же попавшейся странице. В глаза мне сразу бросился диалог Медарда с папой римским.
— История вашей жизни, инок Медард, — промолвил он, — самая удивительная из всех, какие мне когда-либо приходилось слышать… Верите ли вы в открытое, зримое действие той злой силы, которую церковь называет дьяволом?
Я хотел было ответить, но папа продолжал:
— Верите ли вы, что именно то вино, которое вы украли из зала реликвий и выпили, толкнуло вас на злодеяния, кои были вами совершены?
— Да, подобно воде, насыщенной ядовитыми испарениями, оно дало силы таившемуся во мне ростку зла развиться и разрастись.
Выслушав этот ответ, папа помолчал, затем произнес со строгим, сосредоточенным взглядом:
— Что, если природа распространила законы, присущие человеческому телу, и на духовную жизнь человека, так что и тут подобное порождает лишь подобное?.. И как заключенная в зерне сила непременно окрасит листья развившегося из него дерева в зеленый цвет… так склонности и стремления передаются от поколения к поколению, исключая возможность всякого произвола?.. Ведь бывают целые семьи убийц, разбойников!.. Вот вам наследственный грех, вечное, недоступное никакому искуплению, неистребимое проклятие над преступным родом!..
— Но если сын грешника должен грешить лишь потому, что он унаследовал греховный организм… тогда и греха тут нет, — прервал я папу.
— Ну да, наследственность. Может, это и есть тот самый ключ? — пробормотал я про себя и взглянул на антиквара. — Пожалуй, мне пора идти. Спасибо!
Теперь уже Рейхардт выглядел озадаченным моей реакцией. Я пообещал, что вернусь на днях для продолжения разговора, и выскочил на улицу. Солнце уже спряталось за свинцовой завесой туч, моросил мелкий холодный дождь. Подняв воротник плаща, я быстро пошел в сторону Грабена.
После посещения антиквара я отогнал машину в ремонтный бокс к рекомендованному мне мастеру, не задающему лишних вопросов. Ехать на ней нам дальше не стоило, засвечена. Хотя мне все еще было непонятно, как именно нас выследили во Франции.
Подходя к отелю, я заметил Алика. Он сидел в открытом кафе неподалеку и задумчиво пил апельсиновый сок. Странное занятие в такую мерзкую погоду. Да и вообще я просил его не выходить из номера.
— Ну и что там с антикваром? — голос у Алика был сонный и почти безразличный.
— Есть такое мнение, что нас опередили. Кто-то уже приходил к нему в магазин сразу после опубликования объявления и расспрашивал о печати. Но старик ничего о ней не знает.
— Стало быть, мы зря приехали сюда? — разочарованно протянул Алик.
— Да нет, антиквар оказался занятным собеседником. У меня, благодаря этой встрече, даже появилась еще более сюрреалистическая и странная гипотеза, чем твои домыслы о пчелах. А что, если это был запланированный некой влиятельной группой мистиков эксперимент по изменению наследственности?
— Неожиданное заявление, поясни, — вяло зевнул Алик, явно не заинтересовавшись моим предположением.
— Как ты, наверняка, знаешь, первая треть двадцатого века была временем триумфа странных исследований. Но на поверхности мы видим только маленькую верхушку айсберга. Например, относительно рациональное изучение медицины тибетских лам, поддерживаемое значимым представителем богостроительства Горьким, который одобрил финансирование такой программы во Всесоюзном институте экспериментальной медицины. Тот же Горький с удовольствием лечился урогравиданом, препаратом из мочи беременных женщин. По инициативе Горького в 1928 году был создан Институт урогравиданотерапии, которым заведовал доктор Замков, муж знаменитого скульптора Веры Мухиной. Пациентами Замкова были также Молотов, Калинин, Каганович, Буденный, Орджоникидзе. А передовики социалистического производства писали в газеты, что после урогравидана они работают по 14 часов и выполняют план на 300 %. Что это было? Алхимическая работа над формулой энтузиазма? Мечта о долголетии?
— Ученые в те годы действительно работали над формулами энтузиазма и омоложения.
— Да, всем хотелось жить долго, особенно стареющим партийцам. И чтобы член стоял, тоже хотелось. Замков как раз и рассчитывал на успех прежде всего при заболеваниях, связанных с нарушениями половой функции. И якобы именно это натолкнуло его на мысль использовать мочу беременных в лечебных целях. Поток пациентов в клинику «Гравидан» в Хотьково так возрос, что руководство МПС даже построило железнодорожную станцию «57 км.». В 1938 году больницу закрыли, на ее базе в результате символично создали психиатрическую лечебницу, а статья о гра-видане и докторе Замкове исчезла из новой редакции Большой Медицинской Энциклопедии. Хрущев, придя к власти, переименовал станцию «57 км.» в Абрамцево, чтобы стереть последние воспоминания.
— Ну и как это связано с Лысенко и со спорыньей, по-твоему? Уринотерапия и сегодня в России процветает, тут мистики никакой нет, только глупость.
— Погоди, не перебивай. Я должен обозначить известные факты. Доктор Замков проводил клинические эксперименты на красноармейцах, проходивших лечение в госпиталях, и на наркоманах в нервно-психиатрической лечебнице. Он организовывал экспедиции на Северный Кавказ якобы для борьбы с эпидемией малярии, где произвел инъекции своим гравиданом тысячам больных. Не из-за похоти большевики прониклись его работой, но этого никто сейчас не понимает. Нет, задача была куда серьезней. Передать как можно больше духа истинных коммунистов — вот что было у них на уме. Людей изучали, как животные механизмы, которые можно перевоспитать и выдрессировать. Не зря Бухарин, интересующийся опытами Павлова, писал брошюрки типа «О слюноотделении у рабочих».
— Кто из нас фантаст, ты или я? — Алик поднялся из-за столика и махнул рукой в сторону отеля. — Пойдем лучше в номер, а то я уже начинаю мерзнуть.
Мы поднялись в номер, я открыл нетбук, чтобы уточнить некоторые моменты, а Алик подошел к окну и стал внимательно изучать свинцовые облака, повисшие над городом. Потом он тоже взял компьютер и уселся напротив, сонно зевая. Час спустя он вопросительно поднял глаза на меня.
— Мы смотрим на обстановку, тогда существующую, современными глазами, — ответил я на его молчаливый вопрос, — а сейчас многое из того, что тогда происходило, покажется достаточно странным. Спецотдел ВЧК Глеба Бокия. Загадочный центр Единого трудового братства — структурное подразделением советской разведки, созданное в 1925 году с одобрения члена ЦК Москвина, одной из задач которого было якобы выяснить путь в Шамбалу, хотя на самом деле это было лишь прикрытием настоящей задачи по управлению людьми. Барченко, автор мистических романов «Из мрака» и «Доктор Черный», читающий лекции по оккультизму на Лубянке. Секретная лаборатории нейроэнергетики, финансируемая спецотделом при ОГПУ в течение 12 лет, вплоть до 1937 года, когда все ее сотрудники были расстреляны. Все это вызывает непонимание. Профессор Иванов, которого мечта о долголетии толкала на безумные эксперименты. Ведь на полном серьезе тогда пытались скрестить обезьяну с человеком. И народ поддерживал. Со всех уголков СССР женщины-добровольцы присылали профессору Иванову в Сухуми заявления с желанием забеременеть от шимпанзе, пойманных в Гвинее.
— Что-то не помню такого про обезьян, — отозвался Алик.
