Вообще деньги – они сами и есть суперкомпьютер, равного которому еще очень долго не создать человеку!
Так что все замечательно, пока не приходит некий новый кризис.
Если происходит сбой, если пропорции нарушены, если настоящее слишком сильно залезает в долг перед будущим, то вся система расстраивается и возможно надолго, как было перед Второй мировой войной. Деньги ломаются! И надо уметь их быстро починить. А человечество тогда совсем не умело. И теперь-то не очень, но все-таки кое-чему научилось, узнало, например, что, опуская и поднимая учетную ставку кредитного процента, можно сильно воздействовать на реальную экономику, а не только финансы. Проблема только в том, что это лекарство может иногда почему-то не действовать в желаемом направлении или вдруг вызывает непредвиденные побочные эффекты, причем даже порой возникает опасение – да не будет ли вреда больше, чем пользы? И беда в том, что все эти нюансы становятся очевидны и понятны только задним числом. Иногда многого можно достичь снижением налогов – вот сейчас американцы пробуют резко простимулировать свою забуксовавшую экономику и процентной поблажкой (деньги дешевле, что помогает потребителю, спросу), и набором стимулов – и налоговых и монетарных – посмотрим, что получится.
Некоторые экономисты бьют тревогу: им кажется, что Вашингтон действует по лекалам прошлого, когда не было таких высоких цен на энергоносители. Помогая спросу, мы, кажется, тянем не за тот конец веревки! Более высокий спрос никак не поможет снижению цены на нефть, скорее наоборот! Хотя иногда тянешь за «неправильный» вроде бы конец и неожиданно вытягиваешь баланс, эту мистическую точку между спросом и предложением, между деньгами и товаром, именно туда куда надо. Примерно так было в эпоху «рейганомики», над которой столь многие в свое время издевались и которой так убедительно, с математикой и клятвами Кейнсом, предрекали неизбежное катастрофическое крушение.
Посмотрим. Очередной маленький тест на то, может ли человек хоть в какой-то степени управлять делом собственных рук.
Но даже если на этот раз что-то получится, удастся кризис смягчить и поскорее вырулить в новый цикл подъема, то и тогда вовсе не факт, что тот же набор мер поможет в будущем. Потому что экономика изменяется все время, причем и структурно тоже. Главная же экономика мира – американская – все глубже и все прочнее переплетается с другими экономиками, прежде всего с китайской (но и индийской и японской, другими тоже), переплетается уже не тысячами, а миллионами, если не десятками миллионов видных и не видных глазу жил. И уже неизвестно, где решается судьба доллара – в Вашингтоне с Нью-Йорком или во Франкфурте или Пекине, или вовсе даже в Дели и Сингапуре. И все это – через деривативы – залезает вдобавок в какие-то непролазные виртуальные глубины, процессы, которые мы не в состоянии описать, а тем более предсказать. Мы стараемся этого не замечать, всё талдычим, как прежде: рост ВВП, широкие деньги, узкие деньги, длинные, короткие, динамика инфляции, дефицит текущего баланса… Пока наконец какой-нибудь Кервьель не заставит нас отпрянуть от привычных таблиц и заглянуть в бездну, в которой нам все равно не так, чтобы много было видно…
Перемены слишком быстры, чтобы за ними мог уследить человеческий глаз, и вот уж где история совсем не повторяется, так это в экономике.
Но все-таки какие-то самые общие уроки можно извлечь. Например, что попытки контроля над ценами не помогают никогда – ну, разве что в военное время, но тогда надо вводить уже и полноценную карточную систему. Деньги прекращают тогда свое нормальное циркулирование и функционирование, перестают быть проводником информации и фонариком, высвечивающим направление движения и роста, прогресс останавливается.
И с увеличением налогов надо быть осторожнее, и с национализациями. Весь опыт показывает – такие меры могут принести некоторое временное облегчение, но в долгосрочном плане больному обязательно станет хуже.
Впрочем, еще раз напомню мою любимую цитату из Кейнса: «в долгосрочном плане всё равно мы все – покойники». В том смысле, что надо думать о ныне живущих, а о потомках пусть побеспокоятся они сами. Тем более это еще бабушка надвое сказала, что там им нужно будет в том их долгосрочном далеке…
Так что хотя я отчасти и согласен с Кейнсом (как будто это ему нужно – в его посмертном величии – согласие какого-то там русского писаки!), но должен и возразить. Бывает – и часто – так, что печальные последствия грубого государственного вмешательства в экономику становятся очевидны уже при жизни одного поколения… В предыдущих главах уже рассказывалось о том, к каким печальным последствиям пришел гитлеровский министр экономики Ялмар Шахт, пытаясь – в самом чистом виде – осуществить на практике кейнсианскую модель массированного государственного стимулирования рыночной экономики.
Сегодня, когда центробанки ведущих экономических госдуарств мира в панике выбрасывают на рынки сотни миллиардов долларов, пытаясь предотвратить всемирный кризис ликвидности, они действуют согласно классическим кейнсианским рецептам. Рецептам, которые неоднократно (но не всегда!) срабатывали. Но что, если сегодняшний случай не похож на вчерашний? Что, если мы не за тот конец веревочки тянем?
Ведь, например, первое, что приходит в голову: не приведет ли это к новому росту цен на нефть и нефтепродукты, на сырье и продовольствие и, следовательно, к новому витку инфляции? Помните, что случилось в «одном американском городке», когда туда банк неожиданно вбросил дополнительные сто тысяч долларов? Ведь система может еще сильнее разбалансироваться в момент, когда она и так не очень твердо стоит на ногах?
Я хотел бы зарегистрировать закон – назовем его законом социально-экономической сиюминутности. На нашем веку помогало это лекарство, значит, и завтра оно же поможет (а болезь-то, может быть, другая, что толку принимать таблетки от кашля, когда проблемы – с желудком?).
А население живет и вовсе одним днем – стало чуть легче, чем вчера, подешевел хлеб на три копейки, и отлично!
Или вот, к примеру, фундаментальный вопрос о доверии к валюте. В США вот уже 200 лет не было гиперинфляции, а тем более конфискаций. В этой стране культ национальной валюты, она священна и неприкосновенна. Но последние пару лет доллар падает, курс его лихорадит, и вот уже юный евро, еле-еле оправившийся от детских болезней, выглядит сильнее. И даже рубль представляется более надежным прибежищем капиталов. При том что его курс, возможно, серьезно завышен, а за «прочностью» нет ничего, кроме ненормально высоких цен на энергоносители.
(А разве этого мало? – удивятся некоторые.)
Все это не значит, что доминирующая роль доллара когда-нибудь не придет к концу. Конечно, придет («все проходит»). Но пока злорадные комментарии к сообщениям о том, что доля доллара в мировых валютных резервах снизилась (как выясняется, с 65 процентов аж до 63!), выглядят несколько наивными. Почти по Марку Твену: слухи о кончине «баксов» несколько преувеличены.
Но населению кажется, что всегда будет так, как было вчера и сегодня. Что рубль и евро всегда будут расти, а доллар всегда падать!
Или возьмите священную корову – веру в недвижимость как спасение от инфляции, как лучшее средство накопления. Жилье же все время росло в цене в последнее время, не так ли? И людям очень трудно поверить, что это может круто измениться. С катастрофическими, возможно, для многих последствиями. «Завтра» в экономическом сознании людей не существует!
Во-вторых, еще одно следствие того же закона – склонность населения винить в своих проблемах своих нынешних правителей, очень быстро забывая о прошлом. И наоборот, приписывать стоящим у руля в данный момент заслугу любых послаблений и улучшений, хотя понятно, что позитивные, да и негативные перемены в экономике чаще всего являются результатом долговременных факторов. Предшественникам, бедолагам, часто и доброго слова не дождаться.
Примеров тому несть числа. Лейбористы в Британии пришли к власти в 1997-м, после завершения трудного долгого спада, через который грамотно провели страну консервативные правительства. Придя к власти, лейбористы ничего принципиально не поменяли (и надо отдать им должное, ведь могли бы начать перемены ради перемен!), и королевство в неплохой форме въехало в новый цикл – подъема рынков и быстрого роста. Население сочло это заслугой исключительно новой власти.
СССР в конце 80-х пришел к практическому банкротству, внешние долги были таковы, что стране грозил тотальный дефолт (покруче того, что было в 98-м!). В отчаянной попытке выйти из положения премьер Павлов фактически девальвировал рубль, но население этого не заметило, поскольку полки магазинов были абсолютно пусты. На ценниках значились старые, лишенные смысла цены – по ним практически ничего нельзя было купить.
