Микрополитика гарема строится вокруг двух фигур. Первая – мать царствующего государя. Начиная с Мехмеда III мать султана возведена в правящий ранг. Махпейкер Кёсем, самая могущественная в этот период, главенствует в течение двадцати пяти лет во время правления сыновей – Мурада IV и Ибрагима I. Практически регентша при первом (1623–1632) и при втором (1640–1643), а также при Мехмеде IV (1648–1651), она действует в непосредственной связи с великими визирями и дает указания членам дивана по политическим вопросам; выдает своих дочерей за высокопоставленных лиц, некоторые из которых становятся великими визирями; ведет масштабные благотворительные проекты. Второй ключевой фигурой в гареме является глава черных евнухов (dar üs-saade ağası) – новый пост был создан в 1582 году. В последующие годы под его началом состоят примерно 600 мужчин. Расовое деление соответствует делению институциональному: в отличие от евнухов внутренних частей дворца (enderun-ı hümayun), набираемых в основном в Восточной Европе и на Кавказе, евнухи гарема – африканцы. Они поддерживают тесные связи с Египтом.
Подобное деление было связано не только с тем, что этих людей обычно кастрировали, прежде чем нанять главным управляющим в великие дома Каира; важно, что их начальник являлся распределителем фондов, связанных с двумя святынями (evkaf ül-haremeyn), значительной сетью земель и владений, многие из которых были расположены в Египте. С середины XVII века главу черных евнухов после отставки обычно ссылали в Каир. Там он покупал обширные наделы и создавал собственные благотворительные организации.
Социология имперской администрации
Диверсификация набора на различные государственные службы усилилась. С одной стороны, они шире открываются для волонтеров-райя и клиентов высокопоставленных лиц, стремящихся к социальному продвижению [211]. С другой стороны, в XVII веке почти половина высших должностных лиц государства происходила из домов визирей и пашей. Администрация провинций столкнулась с эволюцией того же типа. С одной стороны, в XVII веке для подавления возросшего числа восстаний дворец назначал на эту должность верных людей или опытных работников. С другой стороны, все большее число командиров и офицеров, занимающих должности в провинциях, не происходили из дворца, а наследовали положение своего отца [212]. Набор извне увеличивался, уже необязательно, чтобы бывший паж сераля был сначала назначен в провинцию, чтобы получить руководящую должность. В то же время доля заместителей управляющих (санджак-беи) при наборе бейлербеев снизилась. Однако в связи с замедлением завоеваний вакансий становилось меньше, тогда как число кандидатов на них росло. Следовательно, санджак-беи чаще возвращались на прежние должности, имели ограниченную степень межрегиональной мобильности, у них увеличивался срок простоя [213]. Что касается бейлербеев, то им чаще приходилось ждать между назначениями, в то время как длительность пребывания на должности сократилась. Таким образом, их доходы уменьшились, хотя им приходилось содержать более изощренные, сложные дома. В 1670–1671 годах Силахдар Хаджи Омер-паша, главный управляющий провинции Диярбакыр, имел на службе 33 капитанов-наемников; их финансирование и обеспечение их войск составляло 12,7 % бюджета, которым он располагал [214]. Тем не менее занимающим должность удалось увеличить свои ресурсы за счет усиления контроля над налоговыми поступлениями управляемых провинций.
Духовенство (ильмийе) продолжило институционализацию. Ханафитская школа охватывает османских правителей и тюркоязычное население, которым они управляют. Тем не менее улемы в арабских провинциях империи все еще придерживались доосманских канонов функционирования, связанных с тремя другими суннитскими школами: шафиитами, маликитами и ханбалитами. Они позволяли себе резко критиковать дела государства и османское законодательство, если находили, что они препятствуют применению шариата [215]. В Стамбуле и центральных провинциях, напротив, карьера и чины зависели от узкой иерархии: кади не мог быть назначен на должность определенного разряда, если он ранее не занимал пост, привязанный к предыдущему. Пирамидальная структура становится настолько жесткой, что перекрывает набор в корпорации: между 1550 и 1650 годами половина обладателей трех самых высоких должностей (оба казаскера и шейх-уль-ислам) происходят из одиннадцати семейств высших чиновников [216]. Функция шейх-уль-ислама еще больше удалилась от выполнения задач юрисконсульта, когда Селим II передал ему отбор кандидатов на высшие посты, до тех пор эта прерогатива была обязанностью великого визиря, чья компетентность в данном вопросе правомерно ставилась под сомнение. Функция становится политической, в XVII веке частота увольнений возрастает. Хуже того, три держателя должности казнены (1634, 1656, 1703). Обычно эта мера применялась только к султанским кулам [217]. Политизация должности остается исключительной, в следующем столетии пост шейх-уль-ислама сводится к управлению единственно людьми Бога.
Со своей стороны, кулы остаются собственностью государя, каково бы ни было их возвышение в иерархии аскери. Своим состоянием они обязаны государству, и в любой момент султан волен отобрать его. Чтобы уменьшить риск монополизации прерогатив, основанных на применении специальных компетенций, кулы не имеют права передавать свои привилегии. Иностранные наблюдатели видели в этой системе найма и непередачи статусов признак меритократии. «В Турции не рождение ведет к большим постам, заслуги и таланты могут возвысить крестьянина до высших государственных чинов. Турки не верят, что дети с кровью наследуют добродетели своих предков» [218]. Среди великих визирей они любят выделять сыновей пастуха (Рустем, ум. 1561), жестянщика (Калайлы-коз Ахмед, ум. 1715), кузнеца (Дамад Мехмед, ум. 1621) или борца (Хока Ибрагим, ум. 1713). Они не видят, что мир меняется.
Действительно, с одной стороны, кампании по рекрутированию девширме распространялись на города; с другой – доля бывших пажей среди высшего руководства Порты сократилась. Большая часть из них происходила из Анатолии или с Кавказа. Значение войн, ведущихся против сефевидского шаха, увеличило вес азербайджанцев и иранцев. Культура «семейного гения» пронизывала процедуры найма [219]: у 22 % секретарей земельных кадастровых служб был отец, работавший в этих службах. Высокая социальная среда дала возможность получить высшее образование и привилегированный доступ к карьере. Однако затем человек достигал продвижения благодаря собственным качествам, оценке выявленных навыков и способности создавать прочные связи и диверсифицированные сети [220]. Этот сплав питает «дух османских институтов».
Клиентелизм особенно распространен внутри администрации, как в сетях дворцовой челяди XVI века, так и в домах визирей XVII века [221]. Понятие включает в себя два аспекта.
1. Протекция: соответствует практике, ставшей необходимой в силу характера османской администрации, т. е. в связи с отсутствием установленных правил карьерного роста и, для высших разрядов, сохранением опалы как платы за предшествовавшую милость. Назначение служащего часто являлось результатом смещения его соперника.
2. Покровительство: секретарь нанимал сотрудника, необходимо было обучить его и впоследствии отдать ему часть финансовых средств; благодаря своему авторитету он берег менее опытного и занимающего более низкую карьерную ступень сотрудника, способствовал его продвижению и, таким образом, заручался его поддержкой в последующие годы. Покровительству способствовали наследование ресурсов, организация канцелярской работы по принципу цеховых объединений (ученика готовит опытный секретарь) и вес сетей общих знакомых в процедурах найма.
