В переговорах с боярами Боус объявил, что королева его не прежде может начать войну с врагом царским, как попытавшись помирить его с царем. Бояре отвечали на это: «Это условие как написать в договор? Если обсылаться с недругом, то недруг в это время изготовится: и как его извоевать, если он готов будет?» Боус возражал: «У нас так не ведется, что не обославшись с недругом, да идти на него ратью». Потом Боус начал требовать исключительной торговли для англичан; бояре отвечали: «Что это за любовь к государю нашему от королевны Елисаветы, что всех государей хочет отогнать от нашей земли и ни одного гостя не хочет пропустить к государю нашему в его землю? От этого будет прибыль только одной королевне, а государю нашему убыток будет». Боус говорил: «Дорогу к Белому морю нашли гости нашей государыни, так они одни пусть и ходят этою дорогою». Бояре донесли о переговорах Иоанну, и тот велел писать в грамоту: Елисавета должна послать к Баторию с требованием, чтоб он помирился с царем, возвратил ему Полоцк и Ливонию, а не отдаст, то пусть Елисавета рать свою на него пошлет. Боус, услыхавши об этом условии, сказал: «Это дело новое, мне с ним к королевне ехать нельзя, меня королевна дураком назовет».
Царь соглашался, чтоб одни англичане входили в пристани Корельскую, Воргузскую, Мезенскую, Печенгскую и Шумскую, но Пудожерская останется для испанского гостя, Ивана Белоборода, а Кольская – для французских гостей.
Посол говорил, что по прежней льготной грамоте одни англичане входили во все северные гавани; ему отвечали, что прежде у Московского государства было морское пристанище – Нарва; но шведы стали этому пристанищу помешку делать и вместе с шведскими пленными при этом пойманы и английские наемные люди, за что первая и вторая льготные грамоты англичанам уничтожены, а дана третья – полегче; бояре говорили: «Вот теперь к государю нашему прислал французский король к морскому пристанищу к Коле, просит любви и братства; мы слышали, что Елисавета королевна с французским королем в дружбе и с Нидерландами тоже: так как нам их не пускать – сам рассуди?» Боус на все отвечал одно: «Мне ничего другого говорить нельзя, чего мне от королевны не наказано: пусть государь посылает к королевне своих послов».
Бояре продолжали: «К Пудожерскому устью пожаловал государь, велел приходить Испанской земли гостю из Антропа-города (Антверпена) Ивану Белобороду: Иван Белобород и ходит, и к его царскому величеству всякие узорочные многие товары привозит».
Старый английский двор в Зарядье. Москва
Боус говорил, что английские купцы государю служат больше других; бояре отвечали на это, что английские гости начали воровать с недругами государевыми – шведским и датским, ссылались грамотами, также посылают в свою землю грамоты укорительные про московских людей и про государство, будто московские люди ничего хорошего не знают и потому, чтоб присылали из Англии товар худой и гнилой: московские люди толку не знают! Сукна англичане вывозят рядовые, которые старых гораздо хуже.
Боус отвечал: «Я в сукнах толку не знаю; прежний гость Томас был точно вор; а что вы говорили, что вместе со шведами пойманы были и англичане, то английским воинским людям везде вольно наниматься». Приступили к другим условиям: потерявши прибалтийские области, царь хотел, чтоб иностранные послы ездили к нему чрез Англию, Северный океан и Белое море; Елисавета соглашалась, но требовала, чтоб не проезжали в Россию через Англию папские послы, послы государей католических и тех, которые с нею не в докончании, Иоанн уступал относительно папских послов, но не хотел уступить относительно всех других; бояре говорили: «Вера дружбе не помеха: вот ваша государыня и не одной веры с нашим государем, а государь наш хочет быть с нею в любви и братстве мимо всех государей».
Наконец дело дошло до сватовства; на вопрос Иоанна, согласна ли Елисавета выдать за него племянницу, Боус отвечал: «Племянница королевнина княжна Марья, по грехам, больна; болезнь в ней великая, да думаю, что и от своей веры она не откажется: вера ведь одна – христианская». Иоанн сказал на это: «Вижу, что ты приехал не дело делать, а отказывать; мы больше с тобою об этом деле и говорить не станем; дело это началось от задора доктора Роберта».
Посол испугался неудовольствия Иоаннова, которое могло помешать главному для англичан делу, и потому начал говорить: «Эта племянница королевне всех племянниц дальше в родстве да и некрасива, а есть у королевны девиц с десять ближе ее в родстве». Царь спросил: «Кто же это такие?»
Боус отвечал: «Мне об этом наказа нет, а без наказа я не могу объявить их имена».
«Что же тебе наказано? – говорил царь. – Заключить договор, как хочет Елисавета королевна, нам нельзя».
Посла отпустили; он велел сказать чрез Якоби, что хочет говорить с царем наедине; Иоанн велел позвать его к себе и спросил, что он хочет сказать. Посол отвечал: «За мною приказа никакого нет; о чем ты, государь спросишь, то королевна велела мне слушать да те речи ей сказать». Царь сказал ему на это: «Ты наши государские обычаи мало знаешь: так говорить может посол только с боярами, бояре с послами и спорят, кому наперед говорить, а ты ведь не с боярами говоришь; нам с тобою не спорить, кому наперед говорить? Вот если бы ваша государыня к нам приехала, то она бы могла так говорить. Ты много говоришь, а к делу ничего не приговоришь. Говоришь одно, что тебе не наказано, а нам вчера объявил доктор Роберт, что ты хотел с нами говорить наедине: так говори, что ты хотел сказать!» Боус: «Я доктору этого не говорил; а у которых государей я бывал в послах прежде, – у французского и у других государей, и я с ними говорил о всяких делах наедине». Иоанн: «Что с тобою сестра наша наказала про сватовство, то ты и говори, а нам не образец французское государство; у нас не водится, чтоб нам самим с послами говорить». Боус: «Я слышал, что государыня наша Елисавета королевна мимо всех государей хочет любовь держать к тебе; а я тебе хочу служить и службу свою являть». Иоанн: «Ты скажи именно, кто племянницы у королевы, девицы, и я отправлю своего посла их посмотреть и портреты снять». Боус: «Я тебе в этом службу свою покажу и портреты сам посмотрю, чтоб прямо их написали».
Не добившись ничего сам от посла, Иоанн велел боярам продолжать с ним переговоры; когда бояре спросили его опять, кто именно девицы, родственницы Елисаветы, то посол, которому сильно наскучил этот вопрос, отвечал: «Я про девиц пред государем не говорил ничего»; когда же бояре уличили его в запирательстве, то он сказал: «Я говорил о девицах, только со мною об этом приказу нет; государю я служить рад, только еще моей службе время не пришло». И бояре должны были прекратить разговоры о сватовстве; стали говорить о другом, чтоб Елисавета велела пропустить чрез Английскую землю царского гонца, отправляющегося к французскому королю Генриху. Боус отвечал на это: «Половина Французской земли от своего короля отложилась и била челом нашей государыне, которая и дала ей помощь; я гонца государева повезу и думаю, что государыня наша его пропустит».
После этого царь позвал опять Боуса и спросил решительно, какой же дан ему наказ. Боус отвечал, что ничего не наказано. Тогда Иоанн сказал ему: «Неученый ты человек! Как к нам пришел, то посольского дела ничего не делал. Нам главные недруги – литовский да шведский, а ты нам решительно не отвечаешь, станет ли королевна с нами вместе на этих недругов. Говоришь одно, что она прежде хочет с ними обсылаться, объявлять им об этом, но ведь это значит им на нас весть подавать! И поэтому по первому нам с королевною быть в дружбе нельзя. Говорил ты о морских пристанищах, чтоб к ним приезжали одни английские гости. Но такую великую тягость как нам на свою землю наложить? Давать дань не было бы так убыточно. Вот и по другому нам с королевною быть в дружбе нельзя, а ведь нам у нее мира не выкупать стать. Говорил ты о сватовстве: одну девицу исхулил, о другой ничего не сказал; но безымянно кто сватается?» Вместо ответа посол начал жаловаться на дьяка Щелкалова, что корм ему дает дурной: вместо кур и баранов дает ветчину, а он к такой пище не привык.
Царь велел исследовать дело – дьяка Щелкалова удалили от сношений с послом; кормовщиков посадили в тюрьму. Царь послал также боярина Богдана Бельского объясниться с Боусом, почему он назвал его неученым, смягчить впечатление, которое должно было произвести на посла это слово; Боус в свою очередь оправдывался, что ничем не заслужил гнева царского: говорил он только то, что ему приказано; о девице сказал он так, как она на самом деле; о других девицах сказал, как ему приказала королевна говорить; в условиях договора волен Бог да государь; если государь хочет с королевною любви и кровной связи, то пусть отправляет еще послов в Англию. После этого разговора царь опять позвал к себе Боуса и объявил, что не может согласиться на прошенье королевны об исключительной торговле, что он даст англичанам известные пристанища, но на Печору и на Обь пускать их не может: это страны дальние, пристанищ морских там нет; водятся там соболи да кречеты, и только такие дорогие товары пойдут в Английскую землю, то нашему государству как без того быть?
