Ознакомительная версия.
В Германии такие представления разделяли далеко не все. Социалисты и католики протестовали против того, что творила в Африке их якобы цивилизованная страна[457]. Даже теоретик колониальной экономики Пауль Рорбах осудил политику фон Трота, указывая, что Юго-Западная Африка просто не сможет обойтись без африканцев-работников[458]. Все же остается вопрос: не была ли Юго-Западная Африка полигоном для подготовки к будущему, гораздо более масштабному геноциду?[459] Не случилось ли (как предположил Конрад в “Сердце тьмы”) так, что скорее Африка превратила европейцев в дикарей, чем европейцы принесли цивилизацию в Африку? Где было настоящее сердце тьмы? В Африке? Или у европейцев, которые использовали ее как лабораторию для псевдонауки, которая наряду с коммунистической идеологией стала самой опасной статьей экспорта западной цивилизации?[460]
За жестокость к африканцам европейцев ждала ужасная расплата: расовая теория была слишком заразной, чтобы коснуться лишь колониальной периферии. В начале нового века она вернулась в Европу. Западной цивилизации предстояло столкнуться с самым опасным противником: с собой.
Война, начавшаяся в 1914 году, была не войной нескольких европейских стран: то была война мировых империй. Она шла в рамках западной цивилизации и стала первым признаком того, что Запад несет семена собственного разрушения. В той войне Запад применял “приложения-убийцы” шире, чем в любом предыдущем конфликте. Индустриальная экономика обеспечивала средствами механизированного разрушения. Медицина также сыграла свою роль в кровавом спектакле тотальной войны.
Ни на одном театре военных действий не было сложностей с коммуникациями серьезнее, чем в Африке. В отсутствие развитой железнодорожной сети и надежных вьючных животных здесь имелось лишь одно решение логистических проблем: люди. В Первой мировой войне участвовали более 2 миллионов африканцев – почти все в качестве носильщиков и санитаров. И хотя вспомогательные части, о которых часто забывают, находились вдали от полей Фландрии, они действовали в таком же аду, как и солдаты на передовой в Европе. Мало того, что они недоедали, были измождены, воевали далеко от дома – они в той же степени страдали от болезней, как и их белые господа. Около 1/5 африканцев, служивших носильщиками, погибли. Многие стали жертвами дизентерии, потрепавшей все колониальные армии, воевавшие в тропиках. В Восточной Африке 3156 англичан погибли, исполняя свой долг (менее трети – от действий противника). Если прибавить чернокожих солдат и носильщиков, сумма британских потерь превысит 100 тысяч человек[461].
Как мы видели, оправданием господства белых в Африке служило то, что они несли блага цивилизации. Однако война, охватившая африканские колонии Германии (Тоголенд, Камерун, Восточную и Юго-Западную Африку), сделала эти притязания смехотворными. “За собой мы оставляем разоренные поля, пустые склады и, в ближайшем будущем, голод, – писал Людвиг Деппе, немецкий военный врач, служивший в Восточной Африке. – Мы более не носители культуры. Наш путь отмечен смертью, разграбленными и обезлюдевшими деревнями, подобно тому, как это происходило при продвижении наших и вражеских армий во время Тридцатилетней войны”[462].
Ситуация на фронтах Первой мировой войны складывалась патовая. На Западном фронте французам и англичанам нужно было выбить немцев с хорошо укрепленных позиций, и преимущество здесь было у оборонявшихся. (По-видимому, это положение дел можно назвать самой масштабной осадой в истории.) В тупик зашли и военные действия на Итальянском фронте: в Трентино и долине реки Изонцо итальянцы не могли разбить австрийцев. Боевые действия на Востоке шли гораздо активнее, но и здесь преимущество было у Германии, несмотря на грубые ошибки ее союзника – Австро-Венгрии. Попытки найти выход из тупика, открывая новые фронты – Дарданеллы, Салоники, Месопотамия, – привели к плачевным результатам. При этом ни у одной из сторон не существовало чудо-оружия вроде атомной бомбы. Широко применялись отравляющие газы. Они причиняли сильный урон, но не могли переломить ход войны. Подводные лодки вредили британской торговле, но не были способны остановить ее. Весной 1917 года, когда шла война на истощение, будущее Франции казалось мрачным. Мятеж и революция в России в феврале дали Германии шанс победить на Восточном фронте. США, еще с 6 апреля находившиеся в состоянии войны с Германией, по крайней мере полгода не оказывали почти никакого влияния на обстановку на Западном фронте. И после ошеломляющих потерь в битве при Вердене (1916) французское правительство было глубоко обеспокоено нехваткой людей. Уменьшение среднего размера семьи началось во Франции раньше, чем в других местах (возможно, потому, что француженки лучше разбирались в сексе, а контрацепция для них была доступнее), и молодых французов было значительно меньше, чем немцев. Уже к концу марта 1917 года погибло или попало в плен около 1,3 миллиона французов. В целом французские военные потери были почти вдвое выше английских: погиб почти каждый восьмой француз 15–49 лет. “Налог кровью”, l’impôt du sang, был действительно тяжелым.
Нередко забывают о том, что в 1870–1940 годах Франция проиграла две из трех войн с Германией. В 1917 году, казалось, она снова на грани поражения. К кому Франция могла обратиться за помощью? К Африке. Хотя, как мы видели, большинству своих подданных-африканцев Франция отказала в гражданстве, они имели право защищать la patrie [Родину] с оружием в руках. И все же африканцы повсюду – в Сенегале, Среднем Конго, Французском Судане, Дагомее и Береге Слоновой Кости – не торопились ответить на “зов Родины”. Общее настроение выразилось в жалобе матери, обращенной к французскому чиновнику: “Вы уже отняли все, что у меня было, и теперь забираете единственного сына”. Большинство африканцев понимало, что призыв в армию означал верную гибель. Единственным человеком, который, казалось, мог спасти Францию, был Блез Диань – первый африканец, избранный в Национальное собрание. Однако желал ли он вернуться в Сенегал как вербовщик?
Диань увидел здесь шанс совершить сделку с премьер-министром Жоржем Клемансо. Он настоял на том, чтобы любому африканцу, который пошел на войну, предоставлялось французское гражданство. В Западной Африке следовало построить больше больниц и школ. Ветераны войны должны получить приличные пенсии и быть освобождены от налогов. Диань телеграфировал коллегам в Дакар, чтобы они препятствовали вербовке, если требования не будут исполнены[463].
Диань заявил в своей первой речи в Национальном собрании: “Если мы здесь для того, чтобы принимать законы, то мы – французские граждане, а если так, то мы требуем права служить [в армии], как все французские граждане”. То было находчивое обращение к традиции Французской революции с ее идеалом вооруженной нации: все граждане имеют право на свободу, равенство и братство, а также несут почетную обязанность защищать страну с оружием в руках. Клемансо сдался: “Под огнем неприятеля не гибнут ни белые, ни чернокожие – все они погибают как французы, под одним знаменем”[464].
Обещание французского гражданства оказалось удивительно сильным стимулом для призывников. Не менее 63 тысяч жителей Французской Западной Африки (в два раза больше, чем просили французы) ответили на клич Дианя. Всего в Европе сражались 164 тысячи солдат из Западной и Экваториальной Африки – существенная доля полумиллионной колониальной армии, набранной во Французской империи. Новобранец Ндемати Мбайе вспоминал: “Он [Диань] сказал нам, что Франция ведет войну с немцами. И он сказал: ‘Вы – друзья французов. А когда ваши друзья попадают в беду, вы должны помочь. Французы попросили [вас] приехать, чтобы помочь им в войне’”[465]. Большинство добровольцев испытывали энтузиазм и рассказывали, как они “рады”, что могут служить, как “счастливы”, что должны сражаться, какую “гордость” они чувствуют, пойдя в армию. Дембе Мбоупу, как и многим, не терпелось броситься в бой за Францию:
Я был очень рад, поскольку не знал, что такое настоящая война. Это было своего рода любопытство – узнать, что такое война, что значит быть солдатом… Таким образом, я радовался тому, что получу новый опыт. Я многого не знал[466].
Скоро Мбоуп узнал о войне достаточно. Его командир, генерал Шарль Манжен, думал, что знает что-то об африканцах. Он принимал участие в экспедиции Маршана. В 1910 году Манжен, молодой честолюбивый подполковник, вместе с группой ученых совершил поездку по Французской Западной Африке с целью вербовки. Манжен был знаком с последними достижениями расовой “науки”. В итоге его группа, вооруженная целым диапазоном псевдонаучных методов, после обследования новобранцев решила, что благодаря своей якобы недоразвитой нервной системе солдаты-африканцы в меньшей степени испытывают страх и лучше переносят боль, нежели европейцы, и поэтому должны исключительно стойко держаться под обстрелом. В 1917 году Манжен получил возможность проверить свою теорию на практике: под его командованием Мбоупа и его товарищей-стрелков бросили, вероятно, против лучших солдат, которых когда-либо видел Запад: против армии Германской империи.
Ознакомительная версия.
