Со временем люди пришли к мысли о том, что блага загробного существования зарабатываются во время жизни. Так, например, храбрые воины после смерти попадают в условную Страну Вечной Охоты, где их ждут женщины, прожившие свою жизнь достойно, а трусы, предатели, неверные жены и прочие недостойные члены общества после смерти тоже попадают туда же в виде животных. Страшно было лишиться вечного загробного блаженства вследствие недостойного поведения или каких-то неблаговидных поступков. В результате мотивирующее воздействие верований в загробную жизнь усилилось еще больше.
В представлении первобытных людей человеческая душа была материальной, но невидимой, будто бы состоящей из пара. Поэтому объяснение взаимодействия с духами умерших предков не составляло труда, ведь «парообразный» дух был материальным. Особым, но материальным. С появлением понятия о невещественности души людям пришлось искать объяснение тому, как нематериальный дух способен обретать видимый, пускай и призрачный облик, говорить и двигаться. В большинстве случаев невещественные души наделялись способностью сгущать окружающий их воздух в призрачное тело или же получали тело на время каким-то чудесным способом.
Примитивность первобытных верований позволяет находить всему простые и понятные объяснения. А вот в сложных религиях первобытному человеку очень многое кажется непонятным, не соответствующим реальному положению вещей. Именно поэтому первобытные племена активно сопротивлялись обращению в христианство, а если и соглашались на это, то чаще всего их согласие было притворным, купленным за какие-то материальные блага, обещанные миссионерами или данным под страхом уничтожения. Очень часто неофиты тайно продолжали исповедовать свою традиционную религию. Днем они могли посещать церковные службы, а по вечерам устраивали пляски вокруг костра, несмотря на строгое предупреждение, содержащееся в Священном Писании: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и маммоне» [82].
Со временем приверженность «официальной» религии крепла, а «тайная» религия постепенно превращалась в традицию. Ритуалы утрачивали свой изначальный смысл и становились частицами этнической культуры – народным танцем или праздничным обрядом. Древние римляне говорили: «Scire leges non hoc est verba earum tenere, sed vim ac potestatem» – знание законов состоит не в том, чтобы помнить их слова, а в том, чтобы понимать их смысл. С древними религиозными ритуалами, вытесняемыми конкурирующей религией, все происходит наоборот – «слова» остаются, а смысл уходит.
Но может случиться и так, что древний ритуал или какой-то другой элемент религии переходит в новую религиозную систему и укореняется в ней. Любая форма религии может влиться в другую, более сложную религию и стать ее составной частью. Смешивание двух или более религиозных систем верований в новую систему, или же включение в религиозную традицию компонентов неродственных традиций, называется религиозным дуализмом.
Ярким примером религиозного дуализма может служить южно-корейская католическая церковь, прихожане которой наряду с исповедованием христианства практикуют чеса – церемонию почитания памяти предков, а также придерживаются многих других конфуцианских и буддийских обычаев.
Иногда во время перехода из одной религии в другую, элемент может до неузнаваемости изменять свое значение. В брахманизме, религии Древней Индии, возникшей в первом тысячелетии до нашей эры, существует понятие кармы (слово это на санскрите означает «возмездие»). Согласно «закону возмездия» судьба любого живого существа в его последующем перевоплощении определяется его поступками в текущей жизни. Добрые дела позволяют возродиться в более высоком статусе и прожить благополучную жизнь, а плохие поступки ведут к понижению статуса и всяческим мытарствам. Теория кармы была создана для оправдания кастового неравенства, существовавшего в Индии на момент возникновения брахманизма, и для мотивации представителей низших каст, которым полагалось мириться со своим незавидным положением и ни в коем случае не выражать недовольства своим местом в общественной иерархии. Не возмущайся, сам виноват, что родился неприкасаемым и находишься в самом низу иерархии, видимо, изрядно нагрешил в прошлой жизни…
В буддизме же понятие кармы никак не связано с «вознаграждением и наказанием». Кармическое учение в буддизме представляет собой теорию причины и следствия, которая не имеет ничего общего с идеей справедливости. В буддизме карма – естественный порядок вещей. Счастье является следствием хороших поступков, а страдание – плохих.
«Но это же практически то же самое!» – могут подумать сейчас некоторые читатели.
На самом деле совсем не то же самое. Содержание другое и значение другое. В буддизме карма – закон природы, а в индуизме – выражение Высшей воли.
И в завершение научного разговора о религиях хочется вспомнить Альберт Эйнштейна, который на вопрос маленькой девочки «молятся ли ученые?» ответил так: «Каждый, кто серьезно занимается наукой, убеждается в том, что в законах природы присутствует некий дух, и этот дух выше человека. По этой причине занятия наукой приводят человека к религии».
Глава шестнадцатая
Вода всемирного потопа, или Любовная магия и эротические культы
Способны ли любить животные или же они могут испытывать только чувство привязанности – вопрос открытый, а вот в отношении человека можно не сомневаться. Человек умеет любить, да так, что мало не покажется.
«Когда вода Всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов, из пены уходящего потока на сушу тихо выбралась любовь».
В «Балладе о любви» Владимир Высоцкий немного исказил факты. Любовь существовала еще до потопа. Сколько существует человек, столько существует и любовь.
Вопросом «что такое любовь и каковы ее основные признаки?» можно озадачить многих ученых, будь то психологи, антропологи или философы. Не задумываясь, ответ на этот вопрос могут дать только поэты и врачи-венерологи. У каждого поэта будет свой вариант ответа, причем – рифмованный, а врачи-венерологи будут отвечать одинаковой прозой: «Любовь – это причина возникновения венерических заболеваний».
Проблему любви в антропологии решила в конце ХХ столетия американка Хелен Харрис. В своей докторской диссертации с завлекательным названием «Природа человека и природа романтической любви» [83] она привела характерные признаки романтической любви, причем не в своей личной интерпретации, а те, которые признаются большинством ученых.
Признак первый и самый главный – это желание быть вместе, рядом друг с другом, потребность в физической и эмоциональной близости, предполагающая взаимность.
Признак второй – идеализация любимого человека. Влюбленные не только не обращают внимания на недостатки объекта своей привязанности или же оправдывают их, но и могут наделять его выдуманными достоинствами, тем, чего нет, но что хотелось бы видеть. Любовь не слепа, она иллюзорна.
Признак третий – эксклюзивность любви. Чувства направлены на одного конкретного человека, который кажется исключительным, непохожим на других людей.
Признак четвертый – это эмоциональная зависимость от любимого человека.
Признак пятый – постоянные, можно сказать, навязчивые мысли о любимом человеке.
Признак шестой – перестройка иерархии жизненных приоритетов в пользу поддержания отношений. Все прочее отодвигается на второй план.
Признак седьмой и последний – это чувство эмпатии, сопереживания, сочетающееся с потребностью заботиться о любимом человеке. Эту заботу нельзя считать альтруистической, ведь она является проявлением потребности влюбленного человека, а не актом чистого бескорыстия. Влюбленный заботится о объекте своей привязанности, потому что не может поступить иначе и рассчитывает на проявление взаимной заботы.
