— Гордая! — улыбнулась Анфиса.
— Она чужим себя гладить не дает, — сказала Анна Максимовна. — Только мне и Антошке... — она запнулась на мгновение, потом добавила: позволяет.
— А вы куда? —чтобы нарушить тяжело повисшую тишину, задала Анфиса первый пришедший в голову вопрос.
Анна Максимовна сразу оживилась:
— К колдуну еду.
— К колдуну? — переспросила Анфиса, но тут же вспомнила, что тетя Маша рассказывала о том,
что несчастная мать обошла всех экстрасенсов, пытаясь найти следы сына.
— Да. Он говорил, что сегодня ночь важная для гаданий. Может, что и узнал про моего мальчика, — и, посмотрев внимательно на Анфису, она тихо спросила: — Ты про Антона-то моего, наверное, слыхала?
— Слыхала, — Анфиса вновь почувствовала вину перед этой женщиной. Ее сердце наполнила жалость к ней. «Одна. Мечется по городу, ищет сына...» — подумала Анфиса, и решение пришло само собой. — А можно, я с вами?
— Да ты что? Зачем? — запротестовала Анна Максимовна. — У тебя своих дел в Москве, наверное, полно?
— Нет у меня никаких дел, — и только тут Анфиса заметила, что они по-прежнему стоят, разделенные порогом. — Проходите, Анна Максимовна. Я сейчас, я быстро... — заторопилась она. — И потом, — она попыталась найти объяснение своему поступку, — мне тоже нужно к колдуну. Я с мужем расхожусь, Анна Максимовна.
— Да что ты, — ахнула та, войдя в квартиру. — Тогда, конечно, поедем. Роман Семенович, можно сказать, свой человек. Думаю, он тебе поможет. .
— А кто это Роман Семенович? — ничего не поняв, спросила Анфиса, быстро скидывая халатик и натягивая на себя попавшуюся под руку одежду.
— Колдун. Он знал моего Антошу по работе, — Анна Максимовна оживилась. То, что Анфиса поедет с ней, обрадовало ее. «Хорошая девочка, — подумала она. — Добрая. А таким всегда не везет. Но ничего, может, и ей Роман Семенович поможет...»
Сама Анфиса о колдунах думала нечасто. Столько телепередач, столько газет выходит. «Сниму сглаз, порчу. Приворожу. Отворочу»... Все это смахивало на сумасшедший дом. Колдунов объявилось немерено. У Анфисы одна подруга полностью свихнулась на гаданиях и биополях,.окончила какие-то курсы и теперь говорит только об этом, для других тем и даже для женских сплетен она уже не годится. Другая лечилась у травников. Анфиса верила и не верила во все эти чудеса. Честно говоря, трогало ее это мало. Никогда интереса к потусторонщине не имела. В принципе она готова была допустить, что ночь сегодня была особенная для гаданий. И что экстрасенс действительно скажет Анне Максимовне что-то важное. Во всяком случае, попробовать можно.
Взглянув на себя в зеркало, Анфиса быстро подрумянилась. Она всегда была ужасно бледной. «Бледность — признак аристократии, — часто подшучивала над ней бабушка. — Дворянские барышни всегда бледные были». Приводить себя в порядок как следует ей было некогда. Она надела шубу, дотронулась надушенным пальцем до мочек ушей — все, готова.
Маруська проводила их до угла дома и повернула назад, а они направились к автобусной остановке.
— Подождите, — остановилась Анфиса. — А где живет-то колдун?
— На «Соколе», а там еще две остановки на троллейбусе, — пояснила Анна Максимовна.
— Так это же тремя транспортами! Нет, так не пойдет, — Анфиса подняла руку, голосуя
машинам, бесконечный поток которых несся по Ярославскому шоссе.
— Анфиса, ты что, это же дорого, — запротестовала Анна Максимовна, но Анфиса не желала ее слушать. Договорившись с тормознувшим возле них частником, она усадила слабо сопротивляющуюся Анну Максимовну в машину.
* * *
Свою мать Катька когда-то любила. По-своему любила она ее и сейчас, но только когда не ненавидела. Всю жизнь мать металась, пытаясь устроить свою жизнь, а в результате только меняла мужиков, а замуж так ни разу и не вышла. Когда Катька подросла и поинтересовалась, кто же из всех этих, приходящих к ним дядей ее отец, то мать пожала плечами и ответила:
— А бес его знает. У меня их тогда трое было. Выходит, все и отцы, вот только, гады, алименты ни один не платил...
Тогда Катька ничего не поняла, осознание того, что сказала мать, пришло уже позже, когда она стала взрослее.
— Но хоть на кого из троих я похожа-то? — пытала она мать.
А та в ответ только пожимала плечами:
— Глаза вроде Ивана, а в профиль ты — вылитый Федор, он тоже очень хорош собой был, — констатировала мать. — Зато осанка и походка у тебя ну точь-в-точь — Семкина.
— По-твоему, на всех сразу, — злилась на неё Катька.
— По-моему, да. Да на хер тебе это, я уж их и не помню точно. Да и вообще, дочка, родилась, и радуйся... Вон какая, не уродина, а даже красавица получилась, — мать довольно улыбалась, глядя на нее. — Разве такую красоту один мужик сделает? Да ни в жизнь! — уверенно закончила она обсуждение.
Мать работала на заводе, поэтому контингент ее мужчин составляли работяги. Все они, как правило, любили выпить, а где выпивка, там и ссоры, а где ссоры, там и драки, после которых мать выставляла за дверь очередного претендента на ее руку и сердце: Сама она пила мало и все надеялась на большую и светлую любовь.
Когда в четырнадцать лет Катька призналась матери, что стала женщиной, та отнеслась к этому спокойно и только пошутила:
— Поздравляю! На свадьбе, значит, сэкономила.
Как жила дочка, чем занималась, мать не интересовало, она вертелась со своими мужиками и жила своими проблемами.
Настоящий раскол между ними произошел два года назад, когда у матери появился Егор. Катька сначала даже не поняла, зачем мать привела к себе этого парня. Он был на пятнадцать лет моложе матери и больше годился Катьке в женихи, чем матери в мужья. Был он недурен, но как бы слегка с глупинкой.
Как-то раз в присутствии матери он хлопнул Катьку по заду. Материны поклонники проделывали это и раньше, но тогда мать относилась ко всему спокойно, как к отцовской шалости. Поступок же Егора был ею воспринят совершенно иначе.
Мать взорвалась негодованием и обрушила на Катьку целый поток ругательств, называя ее дрянью, шлюхой, спидоноской и так далее. От обиды Катька проревела у себя в комнате целый день. Из происшедшего она поняла одно — мать ее ревнует к Егору. В дальнейшем ее догадка полностью подтвердилась. И поэтому, когда Катька исчезала из дома, мать только радовалась, а при ее появлении сразу свирепела, скорее напоминая пантеру, чем женщину, а тем более мать. Она бдительно оберегала свое счастье с Егором, пребывание которого в их доме, как ни странно, оказалось более длительным, чем пребывание предыдущих мужчин. Узнав, что дочка начала колоться наркотиками, мать ударилась в слезы, которые сменились равнодушием. Катька жила сама по себе. И порой ей казалось, что, если ее вдруг не станет, мать и не сразу заметит это.
Катька редко задумывалась о материях отвлеченных. Голова у нее вмещала немного. И самое главное для нее сейчас в жизни была постоянная доза героина. Остальное все второстепенно... Ну, конечно, если не считать такой штуковины, как «синяя клубника». Но «синяя клубника» — это вообще из другого, прекрасного мира, Изумительное мгновение. Для того чтобы повторить его, Катька была готова на что угодно.
— Тебя к телефону, — не гладя на Катьку, произнесла появившаяся в комнате мать.
Телефон был старый, раздолбанный, но звуки передавал отлично.
— Ты куда далась, уродина?
Ну кому еще мог принадлежать этот родной голос? Конечно, Штырю.
— Слушай, но ведь...
— Как ты нужна, тебя хрен знает где носит. Опять на панель потянуло?
— Нет.
— Чего голос такой? Уже раскумарилась?
— Немножко.
— А, немножко.
— Слушай, у меня кончается.
— Ладно, подлетай. Жду.
— Буду.
— И быстрее копытами шевели, сволочь, — Штырь бросил трубку.
У Штыря есть героин. А значит, она на коленях к нему приползет.
— Ты куда? — спросила мать.
— А тебя волнует?—спросила Катька.
— Ох, доходишься.
— Да уж как-нибудь сама разберусь со своей жизнью. Получше других..,.
* * *
Колдун жил в престижном доме времен «сталинского ренессанса». Анна Максимовна набрала цифры на домофоне. Из динамика послышался женский голос. Узнав, что они к Роману Семеновичу, женщина недовольно, тоном, каким разговаривали раньше продавцы колбасного отдела с очередью, отчеканила:
— Его еще нет дома. Подождите.
Их не пустили даже в подъезд. Анфису такое
обращение несколько покоробило. «Ничего себе прием. Колдун ведь тоже должен быть заинтересован в клиентах... Одиннадцатый час, а его нет дома?»
— Он мне на одиннадцать назначил, — догадавшись об Анфисиных мыслях, оправдывала колдуна Анна Максимовна. — Просто мы рано приехали.
— Ничего, прогуляемся. — И они, взявшись под руки, пошли по дворику, разглядывая местные достопримечательности. Во дворе дети пытались лепить снежную бабу, но снег был рассыпчатый, и баба получалась не по-бабски хилая.
