«Алхимики пришли к весьма ценной идее: Бог – в материи. Таким образом, с высочайшим трепетом углубляясь в исследование материи, они положили начало развитию подлинной химии, с одной стороны, и более позднего философского материализма – с другой, со всеми психологическими последствиями резкого изменения картины мира» (§ 432). А вот отрывок из алхимического трактата «De sulphure»:[11]
«Душа есть представитель Господа и содержится в жизненном духе крови. Она правит разумом, а тот правит телом. Душа оперирует в теле, но большая часть ее функций распространяется вне тела. Эта особенность божественна, так как божественная мудрость лишь частично заключена в теле мира сего: большая часть ее находится вне мира, и ее образы – вещи гораздо более высокого порядка, чем те, представить которые может тело мира сего. Все это находится вне природы: это тайны Божьи. Душа и является таким примером: она способна вообразить вещи предельной глубины вне тела, как делает это Бог. Правда, то, что воображает душа, случается лишь в рассудке, но то, что воображает Бог, воплощается в реальности. Душа тем не менее обладает абсолютной и независимой властью создавать новые вещи, которые тело может ощущать. Но она должна, если пожелает, обладать и иметь огромную силу над телом, иначе усилия нашей философии будут тщетны» (§ 343).
Вот и ответ. Оказывается, в процессе алхимического делания, осуществляемого из года в год с молитвой и медитацией, постепенно все больше раскрывается способность нашей души к истинному творчеству. Какой смысл ограничиваться возможностью превращения одного металла в другой, если одним напряжением мысли можно создавать реальные вещи?! Не об этом ли писал в «Иллюзиях» Ричард Бах, когда говорил о возможностях визуализации? И не это ли имел он в виду, когда сказал, что самый большой грех – это ограничивать сущее?
Однако создавать «новые вещи» можно, лишь очистив «свой ум перед Богом» и удалив «все неправое из своего сердца». Вот мы и вышли на третью составляющую всякого алхимического делания – на неколебимую веру в существование Бога. Впрочем, Юнг в своей книге не решается сделать столь далеко идущего вывода. Рассуждая о бессознательном, он утверждает лишь следующее:
«После долгого и тщательного сравнения и анализа этих продуктов бессознательного я пришел к постулату „коллективного бессознательного“ – источнику энергии и озарения в глубинах человеческой души, действовавшему в человеке и через человека с самых ранних периодов, о которых мы имеем сведения». «Коллективное бессознательное»! Не о нем ли писал еще Аристотель в своей «Метафизике», фактически называя Бога чистым умом? В признании существования некоего «вселенского ума» аристотелевская и платоновская ветви философии неожиданно сходятся. Правда, о главенстве чистого ума говорил не сам Платон, а неоплатоник Плотин, но Платон говорил, что есть «Царь всего». И нетот же ли самый «чистый ум» советский ученый Владимир Вернадский называл ноосферой?[12] Другой современный ученый, Станислав Гроф, в результате многочисленных исследований сознания человека зафиксировал у многих своих пациентов переживание некоего «Универсального Ума», позволяющего человеку «видеть» не только скрытые явления микро– и макромира в ближайшем окружении и в любой точке планеты, но и сцены из прошлого и будущего. Не напоминает ли все это историю превращений понятия «квинтэссенция»?[13] Не об этом ли самом «универсальном вселенском уме» говорят и все алхимики, когда ссылаются на Бога?
Вновь обратимся к Юнгу: «Все алхимики с самых ранних времен утверждали, что их искусство священное и божественное и что поэтому их работа может быть выполнена только с помощью Бога. Эта их наука давалась лишь немногим, и никто не понимал ее до тех пор, пока Бог или мастер не объяснял ее. Полученное знание не могло перейти к другим, если они не стоили этого…» (§ 423). Более того, в работах Якова Бёме, часто использовавшего алхимические термины, философский камень уже стал «метафорой Христа». Существуют и более ранние свидетельства, которые можно найти у Раймонда Луллия.
Но наиболее древним источником, где Христос упоминается непосредственно по имени, по праву считается «Tractatus aureus»,[14] приписываемый Гермесу. Таким образом, мы вновь возвращаемся к Гермесу Трисмегисту.
Получается, что все истинные алхимики являлись представителями герметической науки, включавшей в себя «три стороны мировой философии»: умозрительное познание мира, практическое его изучение и… некую религиозную практику? Дабы окончательно убедиться в правильности сделанного нами вывода, нужно проследить основные этапы развития алхимии, начиная с момента ее зарождения и до наших дней. Для этой цели в первой части книги мы приводим очерк профессора И. И. Канонникова, который вполне актуален и сегодня – не столько потому, что написан на рубеже XIX и XX веков, сколько благодаря уже свершившемуся к тому моменту факту отделения классической химии от алхимии?[15]
В XIX веке дороги химии и алхимии расходятся, а в следующем, XX-м, алхимия опирается уже на новую дисциплину – физикохимию, которой фактически занимался Ньютон и о необходимости которой говорил еще М. В. Ломоносов.[16] Физикохимия необходима алхимии потому, что последняя тоже всегда опирается на строгий эксперимент, точно так же, как благодаря работам Фрэнсиса Бэкона, Рене Декарта, Роберта Бойля и Исаака Ньютона опирается всякая другая истинная наука начиная с XVII века. И именно новая наука, физикохимия, продемонстрировала, что догадка Праута (1785–1850), о которой вскользь упоминает в конце своего очерка Канонников, далеко не лишена смысла.[17] Действительно, после обнаружения того замечательного факта, что все атомные веса элементов кратны атомному весу атома водорода, почти сразу же принятого всеми химиками за единицу, логично было предположить, что все элементы состоят из большего или меньшего количества атомов водорода. Однако не удивительно и то, что эта гипотеза была в минувшее время легко раскритикована тем же Берцелиусом, ибо, согласно ей, практически невозможно было объяснить различие свойств. И только позднее, когда стало ясно, что сам по себе атом водорода не является неделимым, шаг за шагом удалось установить следующее: сначала выяснили, что он состоит из протона, нейтрона и электрона, а затем – что различные свойства веществ обеспечиваются различными комбинациями этих трех мельчайших частиц, являющихся в свою очередь не чем иным, как сгустками разнонаправленных энергий.
Чтобы облегчить понимание этого важнейшего современного открытия, предпримем небольшой экскурс в квантовую механику. Развивая теорию строения атома, Резерфорд путем многочисленных экспериментов пришел к выводу, что в центре атома имеется очень маленькое ядро, которое заряжено положительно. Как выяснилось позднее, оно содержит в себе протоны и нейтроны. Во внешних оболочках атома находятся отрицательно заряженные электроны. Окружающие ядро атома электроны в свою очередь подразделяются на определенные группы и образуют так называемые электронные оболочки. Ближайшая к ядру оболочка была названа К-оболочкой, последующие – L-, M-, N-оболочками и т. д. Согласно этой теории, на ближайшей к ядру оболочке могут располагаться только два электрона, на следующей (L-оболочке) – 8, на М – 18, на N – 32 и т. д. На последнем же слое – не более 8.
Итак, разные вещества имеют разное количество электронов вокруг ядра каждого атома и, естественно, разное количество электронных оболочек (энергетических уровней). А на каждом энергетическом уровне может быть строго ограниченное количество электронов. Целиком заполненный внешний слой есть только у инертных газов – потому они и называются инертными, что в результате «полной комплектности» практически не вступают в химические соединения ни с какими другими веществами; ведь во время химических реакций атомы всех элементов «обмениваются» друг с другом электронами, стремясь либо дополнить свой внешний слой, либо и вовсе «освободиться» от него. Например, у фтора на внешней оболочке имеется 7 электронов, поэтому фтор очень активен; он постоянно стремится отнять недостающий электрон у любого другого элемента.
