Еще до возникновения теории эволюции было очевидно, что наша планета имеет долгую историю и на протяжении этой истории ее облик менялся. В самом начале для объяснения различий между современной и древней фауной без значительного отклонения от религиозных догматов использовалась гипотеза катастроф. События, подобные библейскому Всемирному потопу, якобы стирали с лица Земли все живое. Скудная, но постоянно пополнявшаяся палеонтологическая летопись действительно указывала на то, что фауна планеты переживала значительные перемены. Геологи и антропологи обнаруживали свидетельства массовых вымираний и исчезновения значительного количества видов. Для христианского мира (включавшего в себя, во всяком случае номинально, всю Европу) такое объяснение было вполне приемлемым. Однако к началу XIX века стали возникать новые идеи относительно изменения животного мира с течением времени.
Упоминания об этом встречались и ранее, но принятие современной наукой концепции об изменчивости живых существ с течением времени началось с блестящего ученого Жана-Батиста Ламарка. Этот великий французский натуралист работал в основном с окаменелостями моллюсков, найденными в Парижском бассейне. Уже в 1801 году он высказал предположение о том, что виды живых существ не только не являются неизменными, но, наоборот, активно изменяются с течением времени, а в 1809 году описал эту теорию в своем влиятельном труде «Философия зоологии». Для Ламарка каждый вид представлял собой родословную живого организма, был независим от других, имел собственных древних прародителей и внутреннее стремление к изменениям и увеличению сложности. Несмотря на то что эта точка зрения достаточно далека от современных представлений об эволюции, она отражает ключевую роль, которую изменения играют в природе, и радикально отличается от традиционного схоластического видения живого мира как статичного объекта. И это неудивительно, так как Ламарк работал в секуляризованной постреволюционной Франции.
Идея Ламарка имела решающее значение для изучения истории жизни на Земле. Но, к сожалению, автор совершил ошибку, бросающую тень на ее значимость, а именно: неверно описал эволюционный механизм. Согласно Ламарку, виды изменяются за счет использования (или не использования) различных свойственных им анатомических характеристик, происходящего в процессе активного взаимодействия представителей вида с внешней средой. Любимым примером Ламарка была слепота кротов, а самым популярным — длинная шея у жирафов, которая якобы увеличивалась от поколения к поколению по мере того, как древние предки современного жирафа пытались достать до все более и более высоких веток. Разумеется, такое представление об изменениях является ошибочным, так как ни одна из физических характеристик, приобретаемых животным за время его жизни (например, накачанные мышцы или плоские стопы), не может быть напрямую передана его потомкам и закреплена в них. Однако в представление Ламарка о динамике всего живого входил и еще один элемент — адаптация к внешней среде, имевший огромное значение для будущей эволюционной мысли. Более того, его концепция изменений представляла собой адаптацию распространенной в то время идеи о зависимости физических различий от природных условий. В качестве иллюстрации этого подхода часто приводили пример того, как светлая кожа европейцев загорает под тропическим солнцем. Тем не менее бедняга Ламарк был заклеймен навсегда, и его доводы об изменениях и адаптации затерялись на фоне ошибочной идеи о наследовании приобретенных признаков.
В 1814 году, всего через пять лет после публикации великого труда Ламарка, итальянский геолог Джованни Батиста Брокки опубликовал двухтомную магистерскую монографию о горных породах и окаменелостях Апеннинского хребта в Тоскане. Как и Ламарк, Брокки пытался проследить родословную найденных им окаменелых существ по более ранним геологическим слоям. Но, несмотря на то что он также заметил наличие среди них изменений, его выводы были иными. Брокки наблюдал не постепенные изменения, а рождение, жизнь и смерть относительно стабильных видовых групп, которые появлялись в породе, обнаруживались в ней некоторое время, а затем исчезали. Как и отдельные живые существа, они давали жизнь потомкам — новым видам. Брокки заключил, что виды не были полностью независимы друг от друга, как предполагал Ламарк. Наоборот, один вид мог происходить от другого! Вскоре после этого Брокки полностью переключился на геологию, и поэтому редкий эволюционный биолог сегодня вспомнит его имя. Тем не менее мой коллега Нильс Элдридж убедительно доказывает, что идеи Брокки оказали большое влияние на юного Чарльза Дарвина, о котором мы и поговорим ниже.
Самый влиятельный биолог в истории Чарльз Роберт Дарвин родился в 1809 году (в один год с публикацией ламарковской «Философии зоологии»). Представления об изменчивости живой природы в то время витали в воздухе, и не только во Франции, но и в его родной Британии. Еще в конце XVIII века прадед Чарльза Эразм Дарвин рассуждал в своих трудах о многообразии всего живого, которым позже будет восхищаться его внук. Отголосок этих рас-суждений можно найти в лирическом медицинском трактате «Зоономия», который Эразм Дарвин опубликовал в 1794 году: «Насколько дерзким было бы предположение о том, что долгое время тому назад, в самом начале существования Земли, вероятно, за миллионы веков до начала человеческой истории... все теплокровные существа вышли из одного живого волокна... обладавшего жизненной силой, способностью приращивать новые элементы и развивать новые свойства... постоянно улучшать себя своим внутренним трудом и передавать эти улучшения своим потомкам из поколения в поколение».
Как бы пророчески ни звучали эти строки, прадед Дарвина был далеко не первым человеком, которого определенные природные закономерности натолкнули на подобные мысли. По словам физика и историка науки Джима Аль-Халили, почти за тысячу лет до Эразма, в IX веке, арабский ученый Усман аль-Джахиз высказывал идеи, крайне похожие на те, которые в будущем разовьет Дарвин-внук: «Животные борются за свое выживание — за ресурсы, за жизнь и размножение. Факторы среды заставляют живые организмы развивать в себе новые свойства, чтобы обеспечить свое выживание. Так старые виды трансформируются в новые Те животные, которым удается выжить, передают полезные характеристики своим потомкам». Эта идея кажется неправдоподобно точной, однако доказывает, что живая природа действительно четко структурирована, и эта структура может быть понятна свободным от предрассудков мыслителям. Тем не менее в консервативном монархическом государстве, напуганном жестокими событиями по ту сторону Ла-Манша, подобные мысли требовалось выражать по меньшей мере с осторожностью.
В 1825 году Дарвина отправили изучать медицину в престижный, но далекий Университет Эдинбурга. Юный Чарльз ненавидел мрачное и кровавое ремесло хирурга, но наслаждался интеллектуальной энергией «шотландского Просвещения», которое сделало Эдинбург центром свободной научной и философской мысли. В то же время у него появляется интерес к естественной истории. Особенно сильное влияние на Дарвина оказали труды двух ученых, которые осторожно, но открыто высказывались в поддержку идей Ламарка, — анатома Роберта Гранта и геолога Роберта Джеймсона. Нильс Элдридж полагает, что Джеймсон был автором нескольких анонимных статей о «трансмутации» видов, опубликованных в Эдинбурге как раз в то время, когда там учился Дарвин. Вполне вероятно, что молодой Чарльз мог их читать. Скорее всего, он также видел короткий хвалебный некролог Брокки, напечатанный в том же журнале в 1826 году.
Несмотря на привлекательность интеллектуальной среды Эдинбурга, Дарвину недоставало смелости, чтобы заниматься хирургией в век кровавых операций без анестезии. К 1828 году он обучился таксидермии у освобожденного раба Джона Эдмонстоуна и перевелся в кембриджский Крайст-колледж, социальная и научная атмосфера которого казалась ему более приемлемой. Очевидно, что Эдинбург преподал ему важный урок — умение ставить под сомнение общепринятые истины. История обучения Дарвина в Кембридже хорошо известна. Он начал коллекционировать жуков, которые даже в умеренном английском климате встречаются в огромном количестве видов. Дарвин регулярно общался со знаменитыми философами науки Уильямом Уэвеллом и Джоном Гершелем. Вместе с геологом Адамом Седжвиком он отправился в долгое путешествие для исследования скал в Уэльсе. Кроме того, Дарвин проводил долгие часы над гербарием вместе с ботаником Джоном Стивенсом Генслоу. Ни один блестящий молодой натуралист того времени не получал лучшей подготовки в области естественной истории. С другой стороны, в начале XIX века все преподаватели Кембриджа были обязаны иметь духовный сан в англиканской церкви. Каждый, с кем так или иначе пересекался Дарвин, был религиозен, по крайней мере на словах. По этой причине вряд ли в академических кругах университета много говорили об изменчивости видов, хотя Элдридж и указывает на то, что в блестящем труде Гершеля «Предварительное рассуждение к изучению натуральной философии», выпущенном в 1830 году, содержались некоторые взгляды на историю живого мира, с ними Дарвин мог познакомиться в Эдинбурге.
