Кто сове родич?
Собственно, не здесь бы надо говорить о совах. Их законное место, согласно правилам классификации птиц, где-то между кукушками и козодоями. Сделано это перемещение, чтобы удобнее было сравнить сов с дневными хищными птицами.
Совы — тоже хищники. Клюв и когти в этом убеждают.
Старые систематики объединяли их в одном отряде с ястребами, орлами, соколами. Но чем больше изучали сов, тем яснее становилось: сходство здесь только внешнее. Его определил образ жизни — хищничество. Обнаружилось у сов много такого, что если не в полной, то в известной мере говорит об эволюционном родстве с тоди, момотами, щурками, сизоворонками, удодами, зимородками — в общем с ракшеобразными в широких рамках прежней классификации. Нужно ли и сов определить в этот отряд? Некоторые знатоки полагают: так будет правильно. Однако ныне отряд ракшеобразных некоторыми исследователями в большей или меньшей мере расформирован на самостоятельные группы в ранге отрядов: удоды, тоди, момоты, щурки и пр. При таком положении дел тем больше оснований у сов обрести собственную автономию в пределах класса птиц.
Сова происхождения древнего. На заре кайнозойской эры, в эоцене, когда впервые пышно расцвели на Земле цветы, а звери в изобилии наполнили освобожденные от динозавров леса и степи, 50 миллионов лет назад, совы уже летали темными ночами над Северной Америкой. С той поры мало изменились. Доказывает это помимо палеонтологии их довольно сходный вид на всех континентах, разъединенных океанами, через которые совы никогда не перелетают. Значит, такими, как сейчас, они были еще до того, как широкие моря и проливы разделили современные материки и острова.
Итак, искать близких родичей совы и филина среди орлов и ястребов бесперспективно. Доказательств вполне достаточно.
Взглянем на гнездо совы. Как, из чего она его строит? Собственно, почти никак и не строит. Есть готовое воронье, подходящее по габаритам и дислокации, — займет, немного подправит. За новой, свежей подстилкой, за ветками для ремонта далеко летать не будет. Нет гнезда чужого — вытопчет самка филина ямку в земле и два-три, а то и пять белых яиц без всякой мягкой или жесткой «подкладки» в ней насиживает. В такой же ямке и белая сова больше месяца согревает в прохладные дни и ночи полярного июня полдюжины своих яиц. В дупле на голой древесине, в норе на сырой земле, на камнях в расщелине скалы (сыч — и в скирде) или где-нибудь под крышей сарая неплохо устраиваются совы со своим потомством. Только болотная сооружает кое-какое примитивное гнездовое устройство на земле.
Птицы из отряда орлиных гнездостроительством в такой мере не пренебрегают, только настоящие соколы — исключение, подобное совам.
Любят ли купаться орлиные птицы? Грифы — да. Когда представится возможность после зловонных трапез. Орланы и скопа волей-неволей совершают омовения, «ныряя» за водоплавающей добычей. Но в общем у дневных хищников регулярные купания, кажется, не в обычае.
У сов порядок иной: купаются в воде и в песке, когда воды нет. Мелкий, теплый дождь — блаженный душ для них! Позабыв обо всем, долго кружат в воздухе под дождем, распушась и раскинув веером хвост.
Теперь немного анатомии — предмета, по мнению многих, — довольно скучного, поэтому долго на нем не задержимся.
В кишечнике орлиных птиц нет слепых выростов (тех, остатки которых нередко воспаляются у нас — вот и аппендицит). У сов (у козодоев, кстати, тоже, а еще у кур и гусей) слепые кишки длинны и вместительны. Для чего? Непонятно. Как гуси и куры, зерна и зелень — пищу, которая переваривается в «бродильных чанах» слепых кишок, — совы не едят. Возможно, этот атавистический дар унаследован совами и козодоями от общих предков-вегетарианцев. Зоба, который до предела наполняют мясом орлиные птицы, у сов нет. Поэтому Гаргантюа из совы не получится. Сова много съесть не может. Остатки трапезы прячет где-нибудь в дупле, чтобы потом к ним вернуться.
Как ястреб, сокол или орел, ощипывать перья и шерсть с птицы или зверька, которых поймает, сова не будет. Проглотит целиком. Велика добыча — разорвет на куски, ест их с перьями и костями. Филин, правда, большую добычу ощипывает, но всегда ли — не ясно.
Сокол и ястреб даже мясо отдирают от костей, чтобы твердое не есть. И они, конечно, глотают небольшие косточки, попадают в желудок вместе с мясом и перья, шерсть, но не в таком обилии, как у сов. Поэтому погадки (свалявшиеся в ком перья, шерсть, хитин и другие непереваренные остатки) дневные хищные птицы не часто выбрасывают из желудка (через рот) — лишь когда от многих обедов накопится все то, что переварить нельзя. В их погадках немного осколков костей. Совиные погадки основательно «нашпигованы» костями. Ребра съеденных птиц и мышей и даже целые их черепа обработаны в желудке так хорошо, что годятся, говорит Оскар Хейнрот, в коллекции музеев. У зимородков-рыболовов, ракшеобразных птиц (опять они!) погадки сходного «насыщения» — рыбьи кости, чешуя…
Яйца у сов белые, с блестящей скорлупой (у ракшеобразных и козодоев — тоже). Новорожденные совята одеты пухом (у ракшеобразных — голые). Но слепые и глухие. Птенцы орлиного племени, взломав скорлупу яиц, с любопытством рассматривают мир черными глазками. С первого дня слышат.
Глаза и уши совят открываются через неделю, и скоро птенцы линяют, меняя первородный пух на «мезоптиль» — мягкие перышки, нечто среднее между пухом и пером. Это уникальное произведение природы: кроме сов, ни у кого его больше нет.
Собственно, совята не линяют по общему у птиц образцу. Пух не выпадает, а растет и растет, и вот оказывается, что сидит каждая пушинка на вершине мезоптильного пера.
Теперь замечены некоторые тонкие, ускользавшие от наблюдателей детали кормления совят.
Ястреб и сокол, ощипав добычу, рвут ее мелко (чеглоки — даже на тонкие волокна!). Берут в клюв и держат затем над птенцами, те быстро, «со знанием дела» хватают подношения.
