Так вот теперь я и приведу вам еще один недлинный списочек слов, также оканчивающихся на «-ло» и очень похожих на предыдущие:
одеяло
мыло
грузило
крыло
точило
зеркало
Как по-вашему? Они тоже означают орудия действий и произведены от глаголов? Если да, то скажите скорее: каких же именно действий и от каких глаголов? Простой это вопрос или не очень?
Приведу и такой пример.
Тот, кто читал морские рассказы из времен парусного флота, помнит – на кораблях постоянно делают два дела: «бьют склянки» и «бьют рынду». Для чего и за что?
«Склянки били», чтобы обозначить время. Моряки – странный народ: говорят по-русски, а вот слово «склянка», например, в их языке означает «полчаса». «Пробей четыре склянки» – значит, четырьмя ударами в колокол обозначь, что с полдня прошло четыре получа́са; теперь два часа пополудни.
Историки флота объясняют нам, откуда взялся этот счет и связанное с ним выражение. «Склянкой» раньше именовали песочные часы с получасовым ходом. По ним на судах отсчитывали время. Видимо, в силу этого постепенно и получасовой промежуток получил имя «склянка»: «прошло две склянки ночи». Так что большой премудрости тут нет.
С «рындой» дело обстоит сложнее.
Поищите по словарям, и вы узнаете: «рындами» в Москве до Петра I именовали царских телохранителей, молодых воинов, стоявших у трона с секирами или алебардами. Звание это упразднено с конца XVII века. Спрашивается: откуда же на нашем флоте еще во времена Станюковича добывали «рынд» и по каким причинам их то и дело «били»?
Конечно, это напрасный вопрос. Морское выражение «рынду бей» не имеет ничего общего не только с царскими телохранителями, но и с глаголом «бить». Это переделанная на русский лад английская флотская команда: «ring the bell» (ринг зэ бэлл), означающая: «ударь в колокол». Чужестранная фраза не только была изменена нашими моряками по ее звучанию, – составляющие ее слова поменялись своими значениями. В самом деле, по-английски «ринг» значит «бей», а у нас оно стало значить «рында», то есть «колокол на корабле». «Бэлл» по-английски означает «колокол», а на нашем флоте его начали понимать как приказание. «бей!». Все перевернулось.
Я мог бы и тут сказать вам: видите, как плохо вы знаете русский язык. Но я скажу другое: теперь вам понятно, какими разнообразными сведениями надо обладать, чтобы решать некоторые, даже несложные, языковедные задачи. Речь идет о языке и его словах, а знать надо, как и чем измерялось время на кораблях парусной эпохи, как звучали слова команд не в русском, а в чужих языках, с представителями каких соседних флотов и когда именно общались наши русские «корабельщики». Надо черпать сведения и в географии, и в мореходном деле, и в истории, – в истории того народа, которому принадлежит изучаемый язык, прежде всего. Это я советую вам запомнить, если вы хотите заниматься языкознанием.
Мне хочется в последний раз подвергнуть легкому испытанию вашу языковедческую сообразительность.
Обращали ли вы когда-нибудь внимание на одно довольно странное обстоятельство? Спрягая какой-либо глагол, мы, собственно, не очень нуждаемся в присутствии личных местоимений. Говоря: «читаю», мы уже самой формой этого слова даем понять, что речь идет о первом лице, обо «мне». Слово «читаешь» ясно указывает на второе лицо, «читает» – на третье. Местоимения «я», «ты», «он» тут вроде как излишни. В разговорной речи мы постоянно и обходимся без них:
«Здоро́во живЕШЬ! Как себя чувствуЕШЬ?»
«Да прыгаЮ помаленьку…»
Все это справедливо, но только пока разговор ведется в настоящем времени. В прошедшем ничто подобное невозможно.
Услыхав слова: «Вчера были в кино», вы никак не сможете установить, кто именно был в кино, пока в предложении не появится личное местоимение (или само существительное). В прошедшем времени местоимения становятся острой необходимостью…
Заметить, что такая разница налицо, легко. Но вот растолковать, от чего она зависит, куда труднее. А разница-то далеко не пустячная, принципиальная: в двух соседних временах совершенно разными способами выражается понятие о том, кто действует, о «субъекте действия». Почему так получилось?
Чтобы добраться до ответа, вглядитесь в два столбика примеров:
Снег был
Снег бел
Лед стал
Лед тал
Рассказ пошёл
Рассказ пошл
Ничто не поражает в них ваш глаз? А между тем тут есть особенность, на которую, правда, мало кто обращает внимание.
Оставим в стороне существительные обоих столбцов, тем более, что они здесь попарно совпадают. Что представляют собою остальные члены этих неуклюжих предложеньиц?
В левом столбце все они – несомненные глаголы в прошедшем времени: был, стал, пошёл. В правом – столь же бесспорные прилагательные в их краткой форме: бел, тал (от «талый»), пошл (от «пошлый»). Глагол и прилагательное – две совершенно самостоятельные, друг друга ничем не напоминающие части речи. Да, но почему же тогда они так похожи здесь и по своей роли в предложениях (все они являются сказуемыми) и даже по внешнему облику: быЛ и беЛ, стаЛ и таЛ, пошёЛ? и пошЛ? Что перед нами: снова случайное совпадение или нечто большее?
Сомневаюсь, чтобы среди моих читателей нашлось много грамотеев, способных разобраться в этом вопросе без посторонней помощи. Между тем он заслуживает точного ответа, В самом деле: предложение «Снег бел» равносильно другому: «Снег (есть) бел(ый)». «Рассказ пошл» можно заменить на «Рассказ (есть) пошл(ый)».
Но, может быть, тогда и выражение «Снег был» тоже допустимо заменить выражением «Снег (есть) белый» (то есть «былой», «бывший»), а слова «Рассказ пошёл» переделать на «Рассказ (есть) пошёлый» (пошедший)?
«Экая нелепость! – скажете вы. – Что же получается? Выходит, то, что мы всегда убежденно и по праву считали формами глаголов, оказывается на поверку формами прилагательных? Так тогда русский язык, чего доброго, вообще не имеет форм спряжения в прошедшем времени?! Уж не заменяет ли их он странными комбинациями из двух имен, которые ничего общего не имеют с глаголами? Что за дикая фантазия! Да и „прилагательные“-то какие-то ненормальные, искусственные: „бы́лый“, „пошёлый“… Дичь!»
Нет, друзья мои, не «дичь». Во всяком случае, не совсем дичь! Чтобы разобраться в неожиданной путанице, отвлечемся на миг от истории русского языка и обратимся к истории славянских языков вообще. Все они когда-то знали не одно прошедшее время, как мы сейчас, а целую систему таких времен: несовершенное простое, два совершенных (простое и сложное), давно прошедшее. Тот, кто изучает английский, немецкий или французский язык, не удивится этому.
Совершенное сложное, перфект, было ближе всего к нашему прошедшему по значению, но резко отличалось от него по форме:
Аз есмь пел
Мы есмы пели
Ты еси пел
Вы есте пели
и т. д.
Ну что же, понятно: оно образовалось при помощи глагола «быть», точь-в-точь как образуются сложные времена западных языков. К настоящему времени глагола «быть» присоединялись причастия спрягаемого глагола, то есть, иначе говоря, отглагольные прилагательные (прошедшего времени). Сочетание «я есмь пел» действительно значило: «я являюсь пелым», то есть «певшим». Значит, я пел раньше, в прошлом. Слова «пел», «ходил», «сидел» были краткими формами этих причастий.
В дальнейшем в русском языке всё изменилось: во-первых, исчез из употребления вспомогательный глагол: во-вторых, причастие, подобное «ел», «пел», «сел», утратило свое былое значение, стало пониматься уже не как причастие, а как простая и самостоятельная глагольная форма.
Таким образом, сочетания слов «снег был» и «снег бел» и впрямь похожи одно на другое не случайно, не только по внешности. Между ними, пожалуй, больше сходства, нежели между «снег был» и «снег есть». Поэтому, встретив где-либо предложение вроде: «Рассерженная, она вышла из комнаты», вы вполне вправе расшифровать его так: «Рассерженная, она из комнаты вышла есть».
Не знаю только, принесет ли вам такая расшифровка практическую пользу.
Занятно, кстати: в древнерусском языке можно порою заметить гораздо большее сходство между некоторыми из прилагательных и глагольных причастий, какие мы только что рассматривали, чем у нас сейчас. Наше слово «пошл» явно отличается от глагольной формы «пошел». А там когда-то оба они писались, да, вероятно, и произносились, одинаково: «пошьл».
«Вот уж никогда этого не подозревал!» – восклицаете вы. А ведь это – лишнее доказательство некоторой недостаточности наших знаний о родном языке, о его больших и маленьких загадках.
