Утром на заводе Тауров прежде всего зашел в бухгалтерию и взял у Быховской папку с платежными ведомостями по всем закончившимся ремонтам. Именно всю папку, потому что пока знать, что именно его интересует, главбуху совсем необязательно. Сел у окна, отыскал ведомости по «Петропавловску-Камчатскому» и за полчаса выяснил, кто составлял наряды по питьевым танкам. Получалось, оформлением всех работ по форпику и табелированием по существу занимались не строитель Чернягин и мастер Ермаков, а старпом рефрижератора Разин. Деньги же за ремонт танков, по крайней мере по платежным ведомостям, получали все те же пятеро — Горбунов, Панченко, Урахов, Джорогов и Янец. Значит, именно этими людьми он и будет сейчас заниматься. Всем пятерым за ремонт питьевых танков было выплачено три тысячи двадцать семь рублей. Сумма вполне серьезная, осталось выяснить, получили ли ее те, кому она была выписана? И на самом ли деле эти деньги были выплачены за работу?
Спустившись на первый этаж, в отдел информации, Тауров открыл дверь. Гаевой не было. За вторым столом сидела немолодая женщина.
— Здравствуйте. Верочку? А ее нет. По-моему, она сегодня вообще не приходила.
— Очень вас прошу, вы не могли бы позвонить ей домой? Она мне очень нужна.
— Пожалуйста. — Вздохнув, сняла трубку, набрала номер, подождала. — Никто не подходит, подержать еще?
— Не нужно. Еще одна любезность — позвоните родителям.
Глубоко вздохнула, отвернувшись. Но номер все-таки набрала:
— Сергей Викторович? Здравствуйте, Кочнева Валентина Андреевна, с Верочкиной работы. Нет, все в порядке, просто я хотела узнать — Верочка у вас? — Долго выслушивала что-то, кивая. — Да, я и говорю, она обычно предупреждает. Да нет, она вроде ничего не оформляла. Хорошо, Сергей Викторович. Хорошо. Обязательно. Спасибо, Нине Андреевне привет. Да. Взаимно. Обязательно позвоню, если узнаю. До свиданья. — Положила трубку, — Ничего не знают. Правда, Вера им вчера говорила, будто собирается ехать отдыхать.
— Кстати, как Вера приезжает на работу? Машины у нее нет?
— Машины у Верочки нет.
— А у родителей?
— И у родителей нет. Мы с ней часто приезжаем на работу вместе. Встречаемся на Луговой, а дальше на автобусе.
— Валентина Андреевна, я очень бы вас попросил — если что-то узнаете, сообщите? Я еще позвоню.
— Конечно, звоните. Расскажу все, что узнаю.
Пока «Волга», огибая залив, а затем углубившись в центр города, везла их к улице 25-го Октября, сидящий рядом с Тауровым Янец молчал. Впереди с водителем сидел оперуполномоченный ОБХСС Гнушев — рослый, плечистый, похожий на спортсмена, и не просто спортсмена, а на загребного с восьмерки. Севший с краю Горбунов несколько раз пытался выяснить, что именно интересует милицию, и каждый раз Тауров мягко отвечал: «Успеется, Иван Федорович, успеется». В УВД они с Гнушевым развели доставленных по комнатам, и Тауров пошел к Черноводову.
Начальник ОБХСС был в кабинете один; увидев Таурова, встал, запер дверь на ключ, кивнул:
— Садитесь, надо поговорить. Привезли работников с судоремонтного?
— Привез. Двое здесь, двое подойдут позже. Троих вызвал повестками.
— Расскажите-ка коротко, что там с этим фиктивным ремонтом?
Тауров рассказал все — от вчерашнего посещения Веры Гаевой и разговоров с ней до поведения Горбунова в машине. Упомянул и о том, что сегодня Гаева не вышла на работу. Черноводов заметил:
— Упущение — то, что вы не доложили об этом утром.
— Иван Васильевич, вы были заняты, я бы полдня прождал.
— Ну, полдня не полдня… Ладно. Прочтите-ка вот это. — Протянул небольшой листок. Тауров взял бумажку — когда-то она была сложена вчетверо. Текст машинописный, четкий:
«Начальнику ОБХСС. Пишу, потому что не могу молчать, а в открытую заявить правду считаю для себя опасным. Знает ли милиция, что на нашем судоремонтном заводе Дальрыбхолодфлота орудует шайка расхитителей, главным образом плавсостав? Не знаю, какая у них связь, по рации или как, но они систематически организуют фиктивный ремонт, грабят в крупных масштабах, привлекая отдельных рабочих. Суда уходят в море с дефектами, деньги идут налево, обогащая мошенников. Считаю нужным об этом сообщить, хотя уверен — даже если вы вмешаетесь, вы дела не исправите, силенок маловато».
Прочел записку два раза. Если хоть половина того, что здесь написано, правда — дело серьезное. К тому же, если в этой истории действительно замешан плавсостав, а значит, и Разин — Вера Гаева становится по всем этим сигналам главной свидетельницей.
— Суждения какие-нибудь есть? — спросил Черноводов.
— Суждений много, Иван Васильевич, разобраться бы. Когда это к нам поступило? И как?
— По почте. Ко мне на стол попало сегодня, из экспедиции. Отправлено позавчера, четырнадцатого ноября. Штемпель главпочтамта, на конверте написано: «Дальноморск, краевое УВД, начальнику ОБХСС». Обратного адреса нет. Вы понимаете, если хоть часть из того, что написано, верно…
— Понимаю, Иван Васильевич.
— Вам сидеть с бумагами сейчас не с руки, так что я уже дал задание Игумнову. Он займется документами на вашем заводе. Не забудьте, если случайно его встретите — вы незнакомы.
— Ясно.
— Как только будут результаты у Игумнова, я сообщу. С вами же по этому форпику, создаем опергруппу. Старшим назначаетесь вы, вам придаются Гнушев и Кусов. Докладывать прошу каждый день. Конверт и письмо возьмите, они вам еще пригодятся.
Разговор с Горбуновым, дожидавшимся его в комнате, не принес Таурову ничего нового. С тем, что ведомости по ремонту питьевых танков «Петропавловска» липовые, бригадир согласился легко. Однако при этом он утверждал, что сделал это вместе с товарищами по просьбе старпома Разина, которому трудно было оформить людей, действительно ремонтировавших танки. Сами они, кроме десятки «за услугу», денег не получали, только расписывались. Похоже, бригадир знал: проверить, были ли отремонтированы танки на самом деле, сейчас уже трудно, если не невозможно. У танков к началу ремонта могло почти не быть износа. Убедившись, что не узнает больше ничего нового, Тауров бригадира отпустил. После его ухода набрал домашний номер Веры Гаевой — долгие гудки. Нажал на рычаг, позвонил в отдел информации Кочиевой; вздыхая и сокрушаясь, Валентина Андреевна сообщила: Вера никаких путевок в профкоме не получала. Что касается родителей — они несколько взволнованы, но (здесь она снова глубоко вздохнула) все-таки ее успокоили. Отец, Сергей Викторович, убежден, что исчезновение дочери связано с «личным». Положив трубку, Тауров подумал — опять личное. Выяснять по телефону у Кочиевой о «личном» не стоит, но кажется, она сможет кое-что рассказать ему при встрече. Набрал номер диспетчерской Дальрыбы — там сообщили, что транспортный рефрижератор «Петропавловск-Камчатский» по-прежнему находится в распоряжении Сахалинской экспедиции Мортрансфлота. Чтобы узнать, где сейчас судно, надо связываться каждый раз непосредственно с Холмском. Плавбаза «Семен Дежнев» полтора месяца назад ушла в плавание, стармехом на ней действительно работает Фоменко Александр Ильич. В Дальноморск судно вернется через четыре месяца.
Безрезультатным оказался и опрос Янца. После нескольких наводящих вопросов Янец признался — он подписывал липовую платежную ведомость. Деньги за якобы проведенный ремонт танков получал в кассе вместе с Горбуновым, Джороговым, Панченко и Ураховым. Себе, как и остальные, брал десятку, основную же сумму отдавал бригадиру. Тот, как он слышал, — старпому Разину. Здесь тоже не было ничего нового.
Затем были вызваны в УВД руководители ремонта — строитель Чернягин и производственный мастер Ермаков.
С первым беседовал Гнушев, со вторым Кусов, Тауров присутствовал на каждом из опросов по очереди. Особых расхождений в показаниях и здесь не оказалось — и Чернягин, и Ермаков твердо стояли на том, что ремонт питьевых танков на рефрижераторе действительно был проведен. Липовую ведомость, как они объяснили, старпому Разину и посреднику Фоменко пришлось составить из-за трудностей оформления рабочей силы на СРЗ Дальрыбхолодфлота. Вообще же, по их словам, оба они были заняты на «Петропавловске» общим ремонтом, форпика не касались. Ценным было, что Чернягин и Ермаков подтвердили: отвечал за ремонт питьевых танков и руководил всеми работами по форпику старпом рефрижератора Разин. Поговорив с явившимися чуть позже по повесткам Джороговым, Ураховым и Панченко, опергруппа выяснила только одно: интересы «подставников» не шли дальше десятки.
Закончив опросы и отпустив вызванных, все трое к концу дня сошлись в служебном буфете. Гнушев молча жевал сосиски, Кусов, прихлебывая чай, рассуждал с явной целью вывести из себя лейтенанта.
