Дух сотрудничества, который присутствует у таких охотящихся стаями животных, как волки, по сути, чужд миру приматов. Здесь на повестке дня конкуренция и доминирование. Соперничество в социальной иерархии существует, разумеется, в обоих сообществах, но у мелких и крупных обезьян оно явно превалирует над сотрудничеством. Излишни здесь и сложные скоординированные действия: добыча корма не требует совместных усилий. День примат чаще всего проводит в одиночестве – что он добудет, то и съест.
Поскольку у приматов пища есть постоянно, им незачем перемещаться на большие расстояния. Тщательному изучению были подвергнуты группы горилл – самых крупных представителей ныне живущих приматов. Были прослежены и маршруты их перемещений, поэтому теперь известно, что в среднем они проходят треть мили в день. Иногда они перемещаются и вовсе метров на сто. Плотоядным во время охоты, напротив, приходится зачастую покрывать расстояния свыше пятидесяти миль. Проходит несколько дней, прежде чем им удается вернуться в свое логово. Такое поведение характерно для плотоядных, но отнюдь не для мелких и крупных обезьян. Правда, конкретное сообщество приматов обитает обычно в более или менее определенном районе, но ночуют они там, где их застает конец дня. Каждому животному этот район хорошо известен, поскольку передвигаются они по всей его площади, правда, довольно хаотично. Кроме того, взаимодействие между соседними группами приматов носит характер менее оборонительный и агрессивный, чем у плотоядных. Территорией обитания, по определению, является защищаемый участок местности, поэтому приматы не являются типично территориальными животными.
Нужно отметить малосущественный, но уместный факт: у плотоядных водятся блохи, а у приматов их нет. Мелким и крупным обезьянам досаждают вши и другие виды насекомых, но вопреки распространенному мнению не блохи. И на это есть свои причины. Для того чтобы понять их, необходимо изучить жизненный цикл блохи. Это насекомое откладывает яйца не на теле хозяина, а в соре его жилья. Для того чтобы яйца блохи превратились в мелких ползающих личинок, требуется три дня. Эти существа питаются не кровью, а отходами, скапливающимися в грязи логова или берлоги. Две недели спустя они образуют кокон и превращаются в куколок. В таком дремлющем состоянии они пребывают приблизительно еще две недели, прежде чем стать взрослыми особями, готовыми прыгнуть на тело подходящего хозяина. Выходит, в течение по крайней мере первого месяца своей жизни блоха изолирована от хозяина. Становится понятно, почему кочующие млекопитающие, к примеру мелкие и крупные обезьяны, не страдают от блошиных укусов. Даже если несколько блох случайно попадут на одну из них и будут оплодотворены, их яйца останутся дома, в то время как группа приматов переместится на новое место. Когда же выводятся куколки, хозяина «под рукой» не оказывается. Поэтому блохи паразитируют на животных, обладающих постоянным жилищем, – таких, как типичные плотоядные. Значение этого факта скоро станет понятно.
Противопоставляя различие образа жизни плотоядных и приматов, я, естественно, сосредоточил основное внимание на жизни типичных животных-охотников, обитающих на открытой местности, с одной стороны, и типичных сборщиков плодов, живущих в лесу, – с другой. И здесь и там есть незначительные исключения, но мы должны сосредоточиться на одном очень важном исключении: голой обезьяне – человеке. До какой степени он смог видоизмениться, сочетать свое наследие пожирателя фруктов с новоприобретенным свойством плотоядного? Каким именно животным он стал в результате этого сочетания?
Для начала отметим, что он обладал неподходящим для жизни на земле аппаратом чувственного восприятия. Обоняние у него было слишком неразвитым, слух недостаточно острым. Физически человек не годился для испытаний на выносливость и для молниеносных бросков. Он был скорее конкурирующей, чем сотрудничающей личностью; ни планировать, ни сосредоточиваться он не умел. Но, на свое счастье, он обладал великолепным мозгом и превосходил умом своих соперников – плотоядных. Тело его приобрело вертикальное положение, руки и ноги изменились, умственные способности развились еще больше. Он использовал их во всю мочь, и у него появился шанс выжить.
Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, и это изменение отразилось на других сторонах повседневной жизни голой обезьяны, что видно из последующих глав. В данный момент нас интересует, каким образом были достигнуты эти результаты и как они сказались на поведенческих привычках голой обезьяны, касающихся охоты и питания.
Поскольку битву надо было выигрывать головой, а не силой, должен был произойти резкий эволюционный скачок, который значительно увеличил бы умственные возможности голой обезьяны. Произошло нечто необычное: обезьяна-охотник стала инфантильной обезьяной. Этот эволюционный прием не нов: он применялся в ряде совершенно разных случаев. Проще говоря, этот процесс (называемый «неотения») обозначает способность организмов сохранять особенности разных стадий своего развития и во взрослом состоянии. (Известным примером является аксолотль, род саламандры: он может всю жизнь оставаться головастиком и способен размножаться в таком состоянии.)
Каким образом процесс неотении помогает мозгу примата расти и развиваться, можно понять, рассматривая нерожденного детеныша обычной обезьяны. Мозг зародыша обезьяны быстро увеличивается в размерах и развивается. Когда животное рождается, его мозг успевает достичь 70 % величины мозга взрослой особи. Остальные 30 % быстро набираются в течение первых шести месяцев жизни животного. Даже у детеныша шимпанзе рост мозга заканчивается через год после его рождения. Если сравнить с нашим видом, то мы обнаружим, что при рождении наш мозг составляет лишь 23 % от размера мозга взрослого индивида. Быстрое его увеличение продолжается в течение первых шести лет жизни, а весь процесс роста мозга прекращается лишь на двадцать третьем году.
Выходит, что у нас с вами процесс роста мозга продолжается приблизительно в течение десяти лет после того, как мы достигли половой зрелости. Однако у шимпанзе он заканчивается за шесть или семь лет до того, как животное становится способным к размножению. Это объясняет, что́ мы имеем в виду, когда говорим, что мы стали инфантильными обезьянами; однако необходимо определить, что это значит. Мы (вернее, наши предки – обезьяны-охотники) стали инфантильными лишь в одном отношении, но не в других. Темпы развития различных наших качеств шли неодинаково. В то время как наши органы размножения быстро развивались, темпы роста мозга отставали. То же происходило и с остальными компонентами нашего организма: одни из них развивались очень медленно, другие понемногу, третьи вовсе не развивались. Иными словами, шел процесс дифференцированного инфантилизма. После того как возникла эта тенденция, естественная селекция способствовала замедлению роста любых компонентов взросления животного, что способствовало его выживанию во враждебной и сложной новой среде. Мозг был не единственным элементом организма, подвергшимся изменениям. Произошли изменения и в осанке животного. У неродившегося млекопитающего ось головы находится под прямым углом к оси туловища. Если бы детеныш появился на свет в таком положении, то его голова смотрела бы вниз при передвижении на четырех конечностях. Однако перед самым рождением ось головы разворачивается назад и совпадает с осью тела. Родившись и начав ходить, он смотрит вперед, как и полагается. Если бы такое животное начало ходить на задних лапах, находясь в вертикальном положении, то его голова смотрела бы в небо. Следовательно, для животного с вертикальным положением тела, каковым является крупная обезьяна-охотник, важно было сохранить то положение головы, какое имел его зародыш. Поэтому, несмотря на новое положение тела при передвижении, его голова должна была смотреть вперед. Именно это и произошло. Перед нами пример неотении, при которой положение зародыша сохранилось и у взрослой особи.
