Михаил Серяков - Рюрик и мистика истинной власти

На русских средневековых монетах сокол также изображался вместе с небесными светилами и притом явно в мифологическом контексте: «Сходной символикой наделены монетные типы, на которых представлен всадник с соколом, на которых под копытами коня представлена голова дракона (монеты Москвы, Твери и ее уделов). <…> Универальный и престижный характер символики всадника с соколом проясняется благодаря наличию рядом с ним на ряде монет Василия Дмитриевича миниатюрных изображений полумесяца или идеограммы солнца. Очевидно, эта черта связана с уподоблением русских князей небесным светилам…»[641] Представление о связи времени с птицей сохранилось и на землях бывшей Прибалтийской Руси: «Когда в Курляндии в 1868 г. была найдена костяная скульптура фантастической птицы, то в ней местные жители увидели “бога времени” курляндских вендов»[642]. Можно предположить, что причина, по которой сокол в отечественной традиции оказался соотнесен с временем, первоначально заключалась в его линьке, которая естественным образом связывает сокола с природно-временны́м циклом. Этот процесс сближает его и с регулярно сбрасывающей свою кожу змеей. Именно эта связь со временем и объясняет, почему именно эти два животных связывались нашими предками с образом Рарога. Показательно, что в фольклоре и змеи являются обладателями живой воды.

Славянский фольклор знает и образ интересующей нас птицы на вершине дерева, чему в сохранившихся текстах Авесты относительно птицы Варагн не находится параллелей. Как отмечает Л. Н. Виноградова, в восточнославянских колядках мотив сокола часто сочетается с мотивом о чудесном дереве:

В других украинских песнях говорилось о древе жизни посреди Мирового океана, на котором сидит орел или сокол[644]. Интересный сюжет был рассмотрен и А. Н. Веселовским: «Товарищество коня и сокола нередко встречается в румынских колядках и песнях; их состязание в беге есть еще и в мордовской, указывающей на какой-нибудь русский источник». Сама колядка гласит:

Очевидно, что перед нами достаточно архаичный сюжет, связанный с самым первым определением пределов неба и земли, а столб, на котором сидит сокол, символизирует собой мировую ось. Понятно, что сокол на вершине мирового древа аналогичен находящемуся там грифону, что приводит нас к выводу как о функциональной тождественности обеих персонажей. Поскольку имя Финист произошло от слова «феникс», то с учетом того, что в славянской письменности последнее фантастическое животное отождествлялось с грифоном («И абие грипсоси огъннии. птице не(.)(е)снии. нарицаемии финизи…»[646]), то сказочный образ Финиста – Ясного сокола также говорит о тождестве сокола и грифона. Едва ли можно сомневаться в том, что образ сокола на вершине мирового древа является более ранним, а грифона – более поздним. О том, что это имело самое непосредственное отношение к Рарогу, говорят данные языкознания: польск. rarog кроме значения «птица» точно так же обозначал и такое понятие, как dziw[647].

Поскольку оба мифологических существа тесно связаны и со стихией огня, это побуждает поставить вопрос о космогонической роли Рарога. Сюжет на хорезмском сосуде оставляет открытым вопрос о появлении огня-грифона. Возможны два варианта: или он существовал изначально, независимо от Первобога, или Первобог, собираясь создать видимую вселенную, выдохнул из себя часть огненного начала в виде грифона. В иранской мифологии с ее ярко выраженным дуализмом добра и зла мы не встречаем представления о двух Первобогах, один из которых был бы огненным началом, а из тела второго образовался бы весь видимый мир. Индийская традиция имеет знаменитый гимн Пуруше, в результате расчленения которого богами возникает вселенная, однако и она оставляет открытым вопросы о том, какие именно боги участвовали в жертвоприношении, как они возникли и в каком отношении они находятся к Пуруше. Как было показано мною в исследовании о «Голубиной книге», аналогичное представление о Первобоге существовало и на Руси, однако сохранившиеся варианты духовного стиха точно так же не дают ответа на аналогичные вопросы.

Однако впоследствии, уже в двоеверный период, в древнерусской традиции мы видим ответ на эти вопросы. В одном из отечественных вариантов апокрифической «Беседы трех святителей» говорится, что Саваоф «изъ уст своих Дух свой святой испусти о голубине образ. И рече Господь: буди небо хрустальное на столпех железных,… и ветр издуну из недр своих,… а молния слово Господне из уст Божиих исходит…»[648]. О весьма раннем появлении подобного представления свидетельствует соответствующее изображение на рельефе Дмитриевского собора во Владимире, построенного в 1194-1197 гг. (рис. 23). Поскольку в Библии данной подробности нет, логично предположить, что она появилась благодаря народным представлениям, которые, как показывает хорезмийский сосуд, восходят ко временам индоевропейской общности. Понятно, что голубь как образ Святого Духа обусловлен христианской традицией и мог заместить другую птицу, почитавшуюся в языческую эпоху. Показательно, что во втором списке апокрифа говорится, что помимо Святого Духа из уст Саваофа также исходят ветер и молния, а два этих явления, как было показано выше, связаны именно с Рарогом. Ведийские гимны неясно говорят о происхождении Индры, но из них следует, что, «разъединяя небо и землю и укрепляя их порознь, он идентифицируется с космическим столпом, т. е. центром вселенной. В роли оси мироздания он выступает только в момент творения. Это подтверждается более поздним новогодним ритуалом, когда на короткое время в честь Индры водружали столб»[649]. Таким образом, индийский аналог Веретрагны мыслился создателями вед как божество, совершившее важнейшее космогоническое деяние, без которого было бы невозможно существование нашего мира. С другой стороны, в зоне новгородской колонизации на Русском Севере «соколом» называли первую хребтовую стропилу дома[650], являвшегося микрокосмосом для архаичного сознания. В пользу этого говорят и рассмотренные выше поверья о рождении Рарога из яйца, которое, как отмечал А. К. Байбурин, связано с комплексом представлений о мировом яйце, т. е. опять-таки отсылает нас к космогонической сфере[651]. Явно космогонична и роль сокола на вершине мирового древа. Если предложенная гипотеза верна, то первоначально Рарог в славянском язычестве являлся наиболее чистым проявленим огненной сути прабожества, творцом вселенной и верховной власти.

Рис. 23. Саваоф испускает Святой Дух в виде голубя при крещении Иисуса Христа. Рельеф Дмитриевского собора во Владимире, 1195-1196 гг. Фото автора

В связи с этим следует упомянуть бронзовый наконечник пояса (рис. 24). К сожалению, он был обнаружен не в ходе археологических раскопок и находится не в музее, а в частном собрании черниговского коллекционера А. Кайдуна, что неизбежно ставит вопрос о его подлинности. Его фотографию А. Кайдун отправил А. Ю. Чернову, который датировал данную находку концом IX – серединой X в. и привел ее в своей статье. Вся композиция разделена на три части, в верхней изображен сокол, отделенный от среднего яруса П-образным жемчужным орнаментом. Как отметил А. Ю. Чернов, графика крыльев сокола предвосхищает классическую графику геральдического трезубца Владимира Красное Солнышко. В центре поясного наконечника изображено мировое древо, причем на его стволе изображена стрела, как будто это одновременно и бьющая сверху молния, расщепляющая ствол надвое. Нижний ярус отведен под корни мирового древа[652]. Безусловно, чтобы уверенно использовать это изображение как исторический источник, необходима научная экспертиза данной находки. В том случае, если заключение будет положительным, перед нами исключительно важная иллюстрация к славянской мифологии. Она не только подтверждает, что образ сокола на мировом древе существовал в Древней Руси уже во времена Вещего Олега и Игоря, но и указывает на еще ряд важных его аспектов. Во-первых, жемчужный орнамент как бы подчеркивает потусторонность образа сокола по отношению к материальному миру, которое символизирует собой древо. Во-вторых, поскольку на древе изображена стрела, соответствующая, по всей видимости, бьющей сверху молнии, перед нами не простой, а огненный сокол, т. е. Рарог. В-третьих, он раскалывает мировое древо надвое, что недвусмысленно указывает на его космогоническю роль. Если предположить, что перед нами современная фальсификация, то ее автор вполне мог знать об образе сокола на вершине дерева, однако весьма маловероятно, чтобы он использовал перечисленные выше три мотива, которые не имеют аналогов в других памятниках древнерусского искусства. Данное обстоятельство косвенно свидетельствует в пользу подлинности поясного наконечника, хоть, подчеркну еще раз, необходима его экспертиза. Следует также отметить, что достаточно похожее изображение сокола встречается на ременном наконечнике исследованного археологами древнерусского городища Супруты, уничтоженного в первой половине X в.[653], что подтверждает датировку А. Ю. Чернова.