Лоис Крайслер - Тропами карибу

Кстати, раз уж о том зашла речь, зрительное восприятие играет у волков большую роль, чем нюх, они легко сходят со следа и бросают его. Когда Курок и Тутч гнали оленя, собака бежала по зигзагообразному следу, как вело ее чутье, волк же просто поднял голову и побежал к добыче напрямик.

Труднее всего человеку понять ту особенность волчьего поведения, которая составляет его «видовое свойство». Волк мягкосердечен. Он не благороден, не труслив, он просто-напросто не боевое животное. Курок и Леди не защищали волчат от Тутч. Родители не защищали волчат от людей, выкрадывавших их из норы. Впервые увидав собачью драку, Алатна пришла в страшное смятение. Она скорее бросилась бы на любого безвинного зеваку, чем присоединилась к дерущимся, как поступила бы на ее месте собака. Она хотела положить конец драке и тут, если можно так выразиться, «запнулась»: как это сделать? В конце концов — пусть это прозвучит невероятно — она оттащила зачинщика за хвост! (Обладающий общественно— заостренной наблюдательностью волк всегда знает точно, кто затеял драку.)

О кротости волков часто упоминается в отчетах первых американских путешественников — кротости как в смысле невоинственности, так и в смысле ограниченной реакции самозащиты. Капитан Льюис (экспедиция Льюиса и Кларка) свидетельствует, что по соседству с бизонами, убитыми индейцами, они видели множество волков. «Они были жирны и чрезвычайно кротки». Он добавляет, что капитан Кларк убил одного волка короткой палкой (надо полагать, сам капитан отнюдь не причислял кротость к своим добродетелям).

В разумно устроенном мире эти миролюбивые хищники могли бы стать желаннейшим объектом изучения для человека, пытающегося разучиться воевать.

Почему же тогда люди ненавидят волков и стремятся уничтожить их? Уж не по той ли самой причине, по которой они стремятся уничтожать себе подобных?

Погрязающая в противоречиях обезьяна не хочет отступ питься от своей гневливости, но в то же время желает быть справедливой. И присяжные волконенавистники — это выражение принадлежит Олаус Мюри — спекулируют на этой нашей слабости. Не волки представляют опасность для животного царства, а оргии волконенавистничества. Волки же сами по себе всего лишь балансирующее приспособление в механизме природы.

Существуют еще две причины нашего разгульного волконенавистничества.

Одна из них — это то, что волки всегда «имели скверную прессу», начиная с Красной Шапочки. И вот совершенно автоматически в объяснительной подписи к скелетам ископаемых волков из раскопок в Ла-Бреа, под Лос-Анжелесом, выскакивают характеристики: «свирепое животное», «эти жестокие хищники».

Вторая причина — то, что североамериканских волков незаслуженно зачислили в одну компанию с их европейскими и азиатскими собратьями, хотя североамериканский волк, как правило, никогда не нападает на человека, — возможно, потому, что наш материк так богат различной пищей. Правда, известны достоверные случаи неспровоцированного нападения волка на человека, но они редки.

Один из них, о котором трубят во всех книгах, произошел за нашей хижиной в горах Олимпик. Вниз по крутой, скользкой тропинке убегал от двух волков человек, местами делая шестиметровые прыжки. Волки дважды загнали его на дерево. Как выяснилось, у самца была сломана челюсть; возможно, его ударил лось. Увечность могла побудить его искать более легкой добычи. Однако волки были осторожны, и до прямого нападения дело не дошло.

Вот несколько типичных небылиц о волках — «страшных» убийцах людей и оленей.

Один человек поехал на взятой взаймы собачьей упряжке и погиб. Как утверждал владелец упряжки, его загрызли волки. При расследовании выяснилось, что человека растерзали собаки, а их владелец хотел свалить вину на волков, чтобы спасти своих собак от умерщвления.

Небылицу о волке можно слепить и из реальных фактов волчьего поведения — если утаить какую-то существенную деталь. Волк отделяется от стаи подумать только! — и преследует собачью упряжку до дома. Ночью он схватывается с кобелем, привязанным снаружи у сарая, где ночуют собаки.

(Почему снаружи?) Ух какой страшный волк, — пока вы не узнаете, что одна сука из упряжки была в течке.

По простоте душевной на основании увиденного была сочинена небылица о волках в 1953 году, когда северные олени зимовали поблизости от Йеллоунайфа.

Местные жители убили около пяти тысяч этих животных, причем многие были забиты прямо на открытом пространстве озер. И вот пассажиры самолетов пустили сенсационный слух, будто все озера усеяны «жертвами волков».

Как бы там ни было, для человека, который попадает в дикие места, вопрос стоит серьезно: может ли волк напасть на него? Спустя месяц после нашего приезда на Аляску мы получили исчерпывающее разъяснение на этот счет.

На берегу замерзшего Юкона нас окружила стая в десять волков. Признаться, мы изрядно струхнули, ибо в то время имели лишь самое мифическое представление о волках. Дело было так.

Мы сидели в шатровой палатке — тогда еще новой — в долгих, тихих, холодных апрельских сумерках, как вдруг раздался звук, который мы слышали впервые в жизни, — вой волка. С замирающим сердцем вышли мы из палатки.

Совершенно безотчетно я повторила звук, вложив в него всю тоску моего одиночества в здешней глуши.

Мне ответили. И не один, а целый хор низких голосов, дикий и сверхъестественный. Нам стало жутко. Каждый волк начинал в среднем диапазоне, затем тирольским переливом переходил на низкую ноту, которая тянулась без конца. Это было долгое, неизменяющееся «уууу— у», к которому присоединялись все остальные, обволакивая его своими собственными «уууу— у», каждый на своей ноте. Это дикое, низкое многоголосье, в которое вступали все новые «уууу— у», причем высокие ноты совершенно отсутствовали, выливалось в какой-то странный, свирепый, хватающий за душу перепев. Теперь мы знаем, что это был охотничий вой волков.

Вой кончился. Мы осторожно подошли к берегу. Навстречу нам по белому льду реки двигались девять темных теней. Подойдя ближе, волки разошлись широким полукругом, глядя на нас. Один или два волка легли, один или два подбежали к ним и потерлись носами. (Волчья общительность!) Но мы не понимали того, что происходило перед нами. Были ли те волки, что легли, беременными самками, а двое других — их партнерами?

Я с опаской взглянула на черные ели слева. Оттуда доносился легкий, все приближающийся топот лап — десятый волк. Палатка за спиной не успокаивала — слишком хлипкое укрытие.

— Бросить им мясо? — прошептала я.

Накануне днем мы получили самолетом продуктовую посылку, в которой была коробка сырого мяса.

— Нет! — твердо прошептал Крис. — Повой еще.

Теперь я была слишком близко к волкам, и обмануть их не удалось. К тому же — тогда мы еще не понимали этого — они уже отвыли; волки не воют зря.

Один или два волка коротко ответили мне, но затем волки поднялись и беспорядочной гурьбой двинулись вверх по реке на ночную охоту. Заметьте, не строгим военным строем, колонной по два, как они ходят в небылицах.

Но уж тот— то, десятый волк, наверняка зарился на наше мясо? Как легко тут ответить: да! Действия диких животных так легко поддаются ложному истолкованию! О том же, что произошло в действительности, нам рассказали следы на снегу. Двигаясь не по реке, а лесистым берегом, он подошел к палатке на тридцать футов, прежде чем заметил нас. После этого он поспешно отступил и присоединился к своим собратьям на реке.

Волки из небылиц поужинали бы нами. Волки реальные сочли, что люди для них не еда.

Осенняя миграция прошла раньше, чем мы предполагали. Когда она закончилась, Крис решил, что и ему здесь больше нечего делать. Он был полон новых планов. Энди обещал сбросить нам посылку в последний день сентября. Сможем ли мы передать ему сообщение?

Оно должно было быть кратким и «написано» на краю горы с помощью пустых банок из-под горючего. Крис пораскинул мозгами и написал: «ОТСЮДА 10, ЕСЛИ ЛЕД». Это означало, что мы хотим покинуть Киллик 10 октября, если лед будет достаточно толстым для безопасной посадки.

Энди сбросил нам посылку 26 сентября — по ветру, так что прибавилось и скорости, и крошева. День был серый, сквозь туман смутно белели подножья гор. Вновь и вновь Энди сбавлял скорость, пролетая мимо края горы, явно озадаченный нашим сообщением. Наконец он улетел. Понял ли он нас? Если понял, то надо готовиться.

Предстояло принять тяжелое решение — тяжелое в любом случае: взять волков с собой домой, в Колорадо, или убить их? Третьего выхода не было.

Оставь мы их в тундре, они умерли бы голодной смертью. Молодых волков надо учить. У волка, как и у пумы, другого крупного хищника Американского континента, долгое детство. Родители остаются с молодым волком примерно около года (пума со своими детенышами — два года). Наши пятеро волков, хоть и вымахали здоровенными зверюгами, все же в сущности оставались младенцами.