Скептики утверждают, что в силу несовершенства органов восприятия нужно оставить все попытки получить достоверное знание. Древнегреческий скептик Кратил, живший в Афинах, считал чувственное восприятие настолько бессмысленным, что вообще перестал говорить. Вместо этого он шевелил пальцем, показывая, что реагирует на внешние раздражители. Подобные взгляды также не одобряются людьми, сведущими в ведических писаниях.
Конфликт между эмпириками и скептиками особенно ярко проявляется в вопросе о присутствии и отсутствии объектов восприятия. Наши органы чувств, побуждаемые желанием, ищут контакта со своими объектами. В присутствии желанных объектов мы чувствуем удовлетворение. Однако время рано или поздно разлучает нас с ними. Либо объекты исчезают вопреки нашей воле, либо со временем мы пресыщаемся и сами отказываемся от них. Несмотря на это, некоторые люди возлагают большие надежды на то, что присутствие объектов чувств принесет им счастье. Другие люди, многократно убедившись в неизбежности разлуки с объектами своих желаний, теряют надежду на счастье. Но почти все колеблются между надеждой и безнадежностью.
Закоренелые эмпирики привязаны к объектам чувственного восприятия, они полагают, что знание приобретается только путем контакта органов чувств со своими объектами. Закоренелые скептики, напротив, отдают предпочтение бесчувственности неизвестного. Они отрицают значимость чувственного восприятия. Хотя в истории философии редко встречаются такие пратьякшавади, как Кратил, которые последовательно доводят ту или иную точку зрения на воспринимаемый мир до логической завершенности, пусть термины «эмпирик» и «скептик» обозначают крайние полюса пратьякшавады. С точки зрения Вед ни одна из этих позиций не является разумной, ибо ни одна не предлагает объяснения причины присутствия и отсутствия объектов чувственного восприятия.
Только осознав причину присутствия и отсутствия объектов восприятия, наше восприятие «обретет смысл». Шрила Баладева Видьябхушана приводит в пример кувшин с водой, который слуга переносит из одной комнаты в другую. Когда кувшин исчезает из поля нашего зрения, мы понимаем, что его унесли.[26] Однако, если мы забудем о том, чем вызвано присутствие или отсутствие кувшина, несовершенство наших чувств возобладает над нашим интеллектом. Увидев, что кувшина нет на месте, мы можем не поверить в то, что он исчез. Увидев кувшин перед собой, мы можем не поверить, что он появился. Подобная путаница свидетельствует об умственном расстройстве.
Для расстроенного ума истинность или ложность знания приобретенного с помощью чувств, становится серьезной философской проблемой. В «Шримад-Бхагаватам» (4.22.31) сказано:
«Лишившись своего изначального сознания, обусловленная душа утрачивает память о том, кем она была в прошлом, и перестает понимать свое нынешнее положение. А когда память потеряна, все знания, которые приобретает душа, основаны на ложной предпосылке. Душу, с которой это произошло, ученые мудрецы называют погибшей».
В период, начавшийся с Декарта, когда сомнение было возведено в ранг абсолюта, философы стали задаваться вопросом о том, существует ли в действительности то, что мы воспринимаем, а если существует, то где – во внешнем мире или в нашем уме. Приведем в пример рассуждения одного из современных философов на эту тему. Обратите внимание на то, как проблема замкнутости на себя, которая, как мы показали во введении, подрывает авторитетность свидетельств ануманы, теперь подрывает авторитетность свидетельств пратьякши.
«Если вы попытаетесь доказать существование внешнего физического мира, ссылаясь на то, что коль скоро мы видим здания, людей или звезды, значит, вне нас существуют предметы, которые отражают или излучают свет, попадающий нам в глаза и приводящий к тому, что мы их видим, в ответ на это легко возразить: „Откуда вам это известно?“ Вы просто в очередной раз утверждаете что-то о внешнем мире и своих отношениях с ним, которые неизбежно опираются на свидетельство наших органов чувств. Но положиться на это свидетельство о том, каким образом возникает визуальный опыт, вы можете лишь в том случае, если уже можете полагаться на содержимое вашего ума, дающего вам сведения об окружающем мире. А именно оно-то и ставится нами под вопрос. Когда вы пытаетесь доказать достоверность своих впечатлений, апеллируя к самим этим впечатлениям, вы попадаете в заколдованный круг и топчетесь на месте».[27]
Недостоверность фундамента эмпирического знания
Откуда мы знаем, можно ли доверять тому, что мы воспринимаем? Откуда мы знаем, когда ему можно доверять, а когда нет? Когда мы стоим на железнодорожном полотне, мы видим, что рельсы на горизонте сходятся, хотя нам известно, что ширина пути остается одной и той же. Мы знаем: то, что мы видим в данном случае, просто иллюзия. Откуда мы это знаем? «Если я пойду вперед, к горизонту, то я увижу, что расстояние между рельсами не меняется».
Здесь мы снова сталкиваемся с проблемой: наше доказательство снова замыкается на себя. Нам уже известно, что наше зрение несовершенно, поэтому мы видим, что рельсы на горизонте встречаются. Какое восприятие реально, а какое иллюзорно? В какой степени то, что мы, как нам кажется, воспринимаем, отражает реальный мир? Откуда я знаю, что цвет, который вы считаете голубым, это тот же цвет, который считаю голубым я? Откуда мы знаем, что все воспринимаемое нами не иллюзия?
Таковы некоторые из многочисленных вопросов, с которыми сталкиваются пратьякшавади, пытаясь установить истину посредством чувственного опыта. Наивный реализм, утверждающий, что все именно таково, каким кажется, бессилен отличить истинное восприятие от ложного.
Экспериментальную науку называют эмпирической, так как она ставит знак равенства между понятиями «достоверное знание» и «результаты непосредственного наблюдения». Однако ученые никогда не согласятся с тем, что их наблюдения тождественны наивному реализму. Но самое интересное, что, отделяя адекватное восприятие от неадекватного ученые исходят из предпосылок, опирающихся на тот же авторитет ipse dixit. Таким образом, восприятие, даже если оно регламентировано строгими правилами наблюдения, а границы его расширены с помощью инструментов, на самом деле не является мерилом истины в науке. Так называемые твердолобые реалисты, заявляющие, что они «считают истиной только то, что доказано эмпирической наукой», в главном принимают на веру предположения, которые не могут быть доказаны эмпирически.[28]
Одно из таких предположений состоит в том, что мир можно познать с помощью чувств. Другое – в том, что мир объективно реален. Эти предположения плохо согласуются друг с другом. Сказать, что мир объективно реален, значит сказать, что он независим от чувственного восприятия. Тогда что мы можем знать о мире? Мы можем знать только то, какое воздействие оказывает мир на наши чувства, но познать мир как таковой мы не в состоянии. Как замечает философ Д.У. Хемлин, проблема для эмпириков состоит в том,
«…что если мы воспринимаем только воздействие физических объектов на наши органы чувств, то мы не можем получить непосредственное знание о физических объектах. Поэтому мы не в состоянии верифицировать никакое утверждение о природе того, что вызвало наше восприятие, и следовательно, физические объекты сами по себе являются тем, что Иммануил Кант назвал „вещами-в-себе“, всегда непознаваемыми и находящимися вне нашего опыта».[29]
На самом деле «вещи-в-себе» – это Кришна и Его энергии таттвы. Но, как отмечалось выше, когда живое существо находится в своем изначальном состоянии сознания Кришны, оно ограничено и может воспринимать только впечатления от этих таттв, которые они оставляют, воздействуя на чувства. Поскольку причина этих впечатлений остается живому существу неизвестной, чувственное восприятие никогда не отражает реальности. Таким образом, оно не может выступать в роли самоочевидного авторитета.
Однако ученые, исходя из предположения о том, что человек способен познать мир эмпирически, с помощью чувств, по-прежнему стремятся получить непосредственное знание о реальности через восприятие. Вера в эмпирический метод побудила некоторых выдающихся философов науки отказаться от казуальной теории восприятия и предпочесть ей теорию, получившую название феноменализм.
Согласно феноменалистической теории восприятия, вся информация о реальности поступает к нам от органов чувств, однако сама воспринимаемая реальность не может служить источником знания о тех данных, которые поставляют нам чувства; следовательно, вне и помимо данных чувственного восприятия не существует никакой глубинной реальности, воспринимаемой чувствами. Это утверждение вполне соответствует взглядам как эмпириков, так и скептиков.[30] Радикальные скептики, вроде солипсистов, утверждают, что наше восприятие «реальности» вполне может оказаться сном. Если в нем, помимо данных чувственного восприятия, нет никакой реальности, тогда все бытие есть просто состояние ума. Объективного знания не может быть в природе. Мы можем знать только то, что содержится в нашем уме, и нет никакого способа определения истинности или ложности нашего знания, который не зависел бы от нашего ума.
