5) Точные науки, ставшие в новейшие времена безысходно необходимыми для установления силы и ведения современной промышленности, в Англии развились и расцвели в период покровительственной системы до того, что англичане заняли и тут едва ли не первое место, а потому Англия могла рассчитывать в дальнейшем развитии своей промышленности на помощь готовой у ней науки. Связь же промышленного и научного развития столь ясно сказывается всюду, что упускать это из вида невозможно.
6) Протекционизм Великобритании, как и других — кроме России — стран Европы, прежде всего выражался охраной продуктов земледельческого труда, т. е. привозный чужеземный хлеб был обложен таможенной пошлиной. Земледелие Англии, выросши в эпоху протекционизма, достигло совершенства, неизвестного другим землям, стало образцовым, но оно велось на землях ландлордов фермерским способом, а потому, строго говоря, внутренней свободы земледельческого труда в Англии не бывало никогда (ее нет и до сих пор), а потому хлеб в Англии стоил дорого настолько, насколько был обложен пошлиной. В цене этой были заинтересованы ландлорды и фермеры, но для фабрично-заводских предпринимателей и для рабочих как для потребителей было очень важно, чтобы цена хлеба упала, что легко достигалось простым снятием пошлин с привозного хлеба. Это требование было одним из капитальнейших, побуждавших к принятию принципов свободной торговли, тем более что в Англии времен свободной торговли сильно боялись народного восстания, избежать которого было возможно только путем понижения цены хлеба, что входило в круг принципов свободной торговли. Притом Англии уже давно недоставало своего хлеба.
7) Свободный ввоз сырых продуктов, надобных фабрикам и заводам и не имеющихся в самой Англии в достаточном изобилии, был, очевидно, полезным для Англии, потому что она вывозила массу продуктов, переделанных на ее фабриках и заводах, в другие страны и возврат пошлин при вывозе был сопряжен с различными неудобствами, а для сырых продуктов (например, каменного угля, соли, глин, камней и т. п.), добывающихся в самой Англии в большом изобилии, свобода иностранного ввоза не могла быть страшной ни в каком отношении, следовательно, впуск всякого сырья беспошлинно не только не представлял никаких опасностей для народного труда, но и был выгоден для переделочной промышленности. А производство фабрично-заводских продуктов, как выяснено ранее, достигло в Англии до того, что нужно было заботиться об отыскании рынков для сбыта избытков производимого, следовательно, и тут свободная торговля не могла представлять никакой опасности.
8) Англия в эпоху протекционизма стала образцом для других народов. Ее богатству, ее могуществу, ее просвещению и даже ее внутреннему спокойствию во времена политических треволнений во всей Западной Европе завидовали все народы, ее ставили образцом, ей старались и стараются подражать все народы. Подражание же английскому протекционизму закрывало рынки английским же товарам, а потому принятие начал свободной торговли могло прямо открывать эти рынки, если страны стали бы подражать английской свободной торговле, как они подражали всяким английским примерам. Защитники свободной торговли в своих парламентских речах очень часто и очень ясно говорили об этом предмете и не двусмыслили, взывая ко взаимности, потому что знали, что от нее они сами останутся только в прямой выгоде.
9) Учение экономистов, следовавших за Адамом Смитом, в эпоху введения свободной торговли господствовало не только в самой Англии, но и во всей науке того времени, а оно прямо требовало свободы торговли как одного из приложений общего начала невмешательства государства в торгово-промышленные отношения. Оттого и видим, что единовременно слагали Англии всякие внутренние ограничения этих отношений и всякие внешние виды охраны или протекционизма; одни и те же люди защищали, под влиянием теоретических начал, всеобщий мир, возможно полную свободу внутренней промышленности и свободную торговлю, подразумевая под этим снятие всяких покровительственных пошлин. Это было на руку влиятельнейшим и богатейшим промышленникам, образовавшим пресловутую партию вигов, потому что она составлена была преимущественно из промышленников, защищавших все средства для удешевления товаров, которые тогда могли лучше проникать в отдаленнейшие страны. Поэтому виги сошлись с экономистами, и союз этот победил протекционизм. Присоединилась и масса благожелательных добрых людей, желавших, чтобы меньше помирало народа от недостатка работы и дороговизны хлеба, желавших мира и веривших, что свобода промышленности и торговли приведет к уменьшению того различия богатых от бедных, т. е. капиталистов и ландлордов от фабрично-рабочих и землепашцев, того различия, которое наросло к концу эпохи протекционизма в Англии до поразительных размеров. Другие ожидания оправдались, но это последнее, как всякий знает, осталось невыполненным, потому что свобода всякого рода столь же полезна сильному, как и слабому, а потому указанных отношений сама по себе изменить не в силах. Для этого нужны другие государственные силы, которые и приведены в действие лишь потом, когда оказалось, что промышленная и торговая свобода не в силах экономически уравнивать и что этого может достигать только государственная власть, становящаяся между рабочим и капиталистом там, где это надобно.
Достаточно приведенных соображений, чтобы объяснить переход Англии в середине текущего столетия от протекционизма к фритредерству. Переход совершен, результаты налицо. Взвешивая их, можно уже ясно видеть, что только две стороны учения о свободной торговле были действительно полезны и важны для судьбы Англии. Во-первых, свободный, т. е. беспошлинный, ввоз хлеба дал Англии возможность сохранить в стране порядок и понизить цену английских товаров, что расширило их распространение в других странах. Во-вторых, учение о выгодности свободной торговли и о ее рациональности распространилось из Англии во многие страны, и они ослабили заботы о развитии своей национальной промышленности, открыли двери чужеземным товарам. И мы, русские, поплатились при этом, как объясняется в следующей главе. При смене протекционизма фритредерством намеченные Англией цели были достигнуты. Это-то и соблазняет современных фритредеров, которые не видят того, что все выгоды англичан от свободной торговли пропали бы, если бы другие народы, принимающие английские товары, подражая самой Англии, сразу поняли, что начала свободной торговли им могут быть пригодны только после столетнего систематического и резкого протекционизма, и если бы ввиду этого призакрыли бы свои рынки для товаров фритредеров. Они говорили и говорят, что это очень было бы невыгодно для стран, могущих получать более дешевые чужеземные товары. Но чужие корабли, чужие фрахты, чужой хлеб, чужие шерстяные ткани, чужая медь и т. п. ведь были в свое время очень выгодными для самой Англии, однако она их не впускала или от их наплыва ограждала свою страну — не свободой, а пошлиной. Так и другим странам выгоднее теперь заплатить дорого от наложенных пошлин за английские и вообще чужеземные товары, чтобы иметь возможность, во-первых, получить наиболее дешевые местные, свои товары хоть со временем, а во-вторых, чтобы дать возможность своим жителям получить заработок не только на добыче первичных продуктов, искони веков добываемых в стране, но и от заработка на заводско-фабричных производствах, потому что заработки этого рода выше, надежнее и сопряжены с накоплением в стране науки и достатка. Это поняли под конец многие страны, а потому видим, что протекционизм, которого похороны уже праздновали всюду, даже до самой Англии, вновь получил практическое применение и стал пользоваться должным ему почетом. Чтобы правильно толковать сказанное, должно вспомнить, что в Англии и почти всюду протекционизм таможенный искоренялся единовременно со всеми видами вмешательства государства в промышленные отношения, например в отношения рабочих к хозяевам. В Англии нет пока надобности возобновлять таможенный протекционизм, потому что во всех ее основных промышленностях (например, мореходстве, добыче каменного угля, в производстве машин и в мануфактурном деле) она еще не имеет в Европе соперников. Но уже очевидно, что если в этих делах Америка или Россия представят шансы соперничества, Англия опять прибегнет к таможенному покровительству. Что же касается до «невмешательства» во внутренние промышленные отношения, то оно давно уже оставлено в самой Англии. Вмешательство государства во внутренние промышленные отношения выразилось в Англии уже ясно в виде регламентации числа рабочих часов, работы малолетних и т. п. Гуманность создала фритредерство, но она же, и притом очень скоро, заставила его отменять, вытеснять шаг за шагом. Было время, когда протекционизм считался отсталостью, фритредерство же единственным верным и всеобще применимым учением, а ныне можно сказать, что протекционизм берет всюду верх, хотя Англия еще не дошла до возобновления таможенного протекционизма. Но будет правильнее, если мы немного изменим сущность сказанного, различив прежний, первичный протекционизм от его новейшей, вторичной формы, и если, сверх того, отличим от них обоих ту форму протекционизма, которая уживается с лучшими сторонами учения о свободной торговле и представляет желаемую, высшую форму протекционизма.
