От частных аналогий к универсальным, от универсальных аналогий к общим законам мирового строения — такова эта линия научного монизма, начальные этапы которой намечает работа сербского профессора. Поставить задачу шире он не мог благодаря буржуазно-научному воспитанию, так ярко сказавшемуся на его иллюстрациях из социальной области. Мышление, воспитанное на анархичности социальных процессов капитализма, не может быть последовательно-организационным.
4. О критиках «Тектологии»
До сих пор «Тектология» вызвала очень немного критических откликов; я не буду говорить теперь о двух-трех более или менее объективных рецензиях; а собственно полемическая литератуpa против нее за эти 11 лет умещается, насколько я знаю, на десятке страниц, если не меньше. Дело, однако, не в количестве:
можно и немногими словами сказать многое. Поэтому я должен отозваться на известные мне образцы этой литературы.
Во-первых, тектологии посвящена часть статьи В. И. Невского «Диалектический материализм и философия мертвой реакции» (в приложении кжниге «Материализм и эмпириокритицизм», 1920). Здесь выдвигаются три основных обвинения. Вот первое: «В чем заключаются законы ингрессии, знает, вероятно, только А. Богданов; но из двух частей его «Тектологии», кроме абстрактных, голых, ничего не говорящих схем, читатель выудить ничего не может» (стр. 379).
Возражать ли? Я думаю, читатель, хотя бы просмотревший эту книгу, уже может судить, насколько для него лестно утверждение В. И. Невского о неспособности его, читателя, «выудить» что-либо, кроме «голых» схем. Верно или неверно то, к чему привело мое исследование, но анализ способа решения множества задач, практических и познавательных, частью, притом, раньше нерешенных, пожалуй, покажется читателю менее «голым», чем заявление В. И. Невского.
Далее «…Впрочем, кроме этих схем в обеих книгах многое множество новых терминов, запутывающих и без того темное изложение метафизической системы. А. Богданов, любящий протестовать против варварской терминологии буржуазной науки, сам нагромождает десятки новых терминов. Каких только названий у него нет, откуда они только взяты: тут и копуляция, и конъюгация (термины, взятые из биологии), и ингрессия, и эгрессия, дегрессия и дезингрессия, и системная дифференциация, и каких только комбинаций всех этих символов, комплексов и элементов у него нет» (стр. 379–380).
«Метафизическая система»! По обычному философскому словоупотреблению это означает систему, оперирующую за пределами опыта, вне возможной проверки; по гегелевско-диалектическому — систему, чуждую идеи развития, исходящую из неподвижного, неизменного, абсолютного. Читатель сам оценит то…хладнокровие или, может быть, то незнакомство с терминологией, какие требуются, чтобы назвать так работу, которая вся посвящена методам решения практических и научно-теоретических задач.
«Многое множество терминов»… Приведено семь, и это около половины всех, на самом деле введенных мною. Что же, В. И. Невский полагает, что возможно было бы создать новую науку всеобъемлющего масштаба, общую методологию всякой практики и теории, не прибегая к новым терминам? Да как же тогда выражать новые понятия — новые настолько, что сам В. И. Невский не мог их уразуметь и что-либо из них «выудить»? Любая из частных наук насчитывает специальные термины сотнями и тысячами. Я не сомневаюсь, что с развитием тектологии в ней выработается немало еще новых терминов, но зато ее приемы позволят отбросить тысячи старых терминов разных наук, потому что ее задача — устанавливать то общее, что скрыто под многообразием «специальных» оболочек.
Третье главное обвинение — это «идеализм».
Чем оно обосновывается? Тем, что — страшно сказать — в «Тектологии» дело идет о «различных комплексах, составленных из разного рода элементов» (стр. 378, ссылка на «Тектологию»), А у Маха тоже «комплексы» и «элементы»! А Мах по всем декретам — идеалист! Надо ли еще доказывать?
Увы, до сих пор нет и не было такой науки, которая изучаемые явления не разлагала бы на те или иные элементы и не переходила бы затем к сочетаниям этих элементов, т. е. к их комплексам. У химии элементы одни, скажем, атомы простых тел, у биологии — другие, скажем клетки, у социологии — третьи — человеческие существа и т. д.; но все науки свои простейшие объекты называют «элементами»; их сочетания носят много разных названий; в химии — соединения, в биологии — организмы, колонии, виды и проч. В социологии — группы, классы и т. д. Я употребил общий и нейтральный, понятный всякому европейцу термин «комплексы». И Мах тут ни при чем: у него дело идет о специальном разложении опыта на его чувственные элементы и о комплексах, соотносительных этим специальным элементам. Если В. И. Невский знает такую науку, у которой нет своих «элементов» и их «комплексов», пусть он ее назовет, это в высшей степени интересно.
В. И. Невский цитирует из моей статьи в «Социализме науки» положение: «Организующая деятельность всегда направлена к образованию каких-нибудь систем из каких-нибудь частей и элементов» и затем замечает: «Как видим, без этих знаменитых богдановских элементов шагу сделать нельзя» (стр. 381). Я думал, что это только констатация непреложного факта. Но, очевидно, В. И. Невскому известна и такая организующая деятельность, которая обходится без всяких элементов. Это опять-таки страшно интересно, и такое открытие В. И. Невский не имеет права держать под спудом, он должен опубликовать его со всей поспешностью!
Но есть еще другая улика «идеализма».
Элементами, которые организуются, служат, как я указываю, всегда активности-сопротивления. И при этом я не объясняю, что является их «основой» — материя или дух. Дело идет здесь, надо заметить, не о той материи, которую изучают физика и химия и которая есть только явление: дело идет о материи как субстрате явлений, о материи как «вещи в себе». И если в «Тектологии», говоря об элементах-активно-стях, я не говорю о ней, то ясно, что я под ними подразумеваю «дух» и только скрываю это, чтобы уклониться от ответственности.
Я говорю в своей книге о материи-явлении, той, которую раньше представляли состоящей из твердых кусочков — атомов, а теперь физика разлагает на электрические заряды и их силовые поля, и не говорю о материи — вещи в себе, а также о духе.
Мой читатель, я думаю, уже успел понять, почему это так. Просто для них, тут не было и нет места. Наука ограничена научными рамками; а «вещи в себе» — понятия философские. Прав ли я, полагая, что тектология между прочим ликвидирует философию вообще, — это вопрос другой; но ясно, что если тектология есть наука, то она обязана изучать только явления, их связь и закономерность, а прочее предоставить философии. Она даже не опровергает этих философских понятий; но в решении ее задач их некуда поместить.
И я не понимаю, кто или что мешает В. И. Невскому или всякому желающему сказать: «А за элементами-активностями скрывается вещь в себе, которая есть материя и которая, действуя на наши органы чувств, вызывает ощущения, относящиеся к этим активностям», — все, как полагается. Если это для вас что-нибудь прибавляет и вы находите, что так лучше, — пожалуйста. Но тектологии как учения об организационных закономерностях это просто не касается.
Такова критика В. И. Невского. Гораздо конкретнее таковая у П. М. Керженцева. Вот что он обо мне писал («Правда». 1923 г. № 81). «Его реакционность в области организационных проблем достаточно иллюстрируется одним из наиболее излюбленных положений «организационной науки», которое гласит: «где тонко, там и рвется, — пункты наименьших сопротивлений определяют судьбу всякой системы как целого»» (см. доклад А. Богданова на I конференции НОТ).
«Этот «закон» А. Богданов берет из механики («прочность цепи определяется наиболее слабым из ее звеньев») и переносит его целиком в область общественных наук, исходя из своей недоказанной теории, согласно которой существуют универсальные организационные принципы, одинаково правильные и в области техники, и в области экономики, и в области других научных дисциплин.»
«Таким образом, произвольно применив один из законов механики к общественным отношениям, Богданов возводит в непреложный закон один из реакционнейших принципов, по которому человеческое общество призывается равняться по наиболее отсталому, слабому, неразвитому своему звену. Перенося это учение в область политики, мы должны будем, например, нашу экономическую работу строить, исходя из интересов наиболее отсталых крестьянских хозяйств, нашу партийную работу подчинять желаниям наименее выдержанных и устойчивых элементов партии и т. д.»
А вот что я по этому поводу писал в не напечатанном до сих пор письме в редакцию: «Я подчеркнул в цитате слово «призывается» потому, что именно в нем сущность невероятного недоразумения: мне приписывается точка зрения, диаметрально противоположная действительной. И все же, я должен признаться, не понимаю, как это недоразумение могло возникнуть. Разве кто-нибудь когда-нибудь считал пословицу «где тонко, там и рвется» — реакционной? Разве она — призыв выравнивать целое по наиболее тонкому, наиболее слабому его месту? Она констатирует факты, сводя бесчисленное их множество к одному образному обобщению. А ее приложением, выводом из нее может быть только «призыв» выравнивать тонкое по прочному, слабое по крепкому, чтобы, не порвалось.
