Ознакомительная версия.
Вручение Нобелевской премии. Стокгольм, 19 декабря 2003 г.
Эти размышления ученого относятся к 1979 году. Потребовалось четверть века, чтобы жизнь многое расставила на свои места. Академик П. Л. Капица стал Нобелевским лауреатом, чего страстно хотел, а потому к конкурентам относился настороженно. Впрочем, он, как и наш герой, считал, что эту премию можно было дать намного раньше…
Виталий Лазаревич прокомментировал присуждение ему Нобелевской премии кратко: «Это приятно!» И тут же в свойственной ему шутливой манере добавил: «Правда, я уже изрядно подзабыл о тех работах – слишком давно я занимаюсь сверхпроводимостью…»
Гинзбург и такой праздничный день остался верен себе: воспринимать происходящее с иронией…
Несколько слов о сверхпроводимости и сверхтекучести
Газеты пестрят «подробностями» о новых лауреатах Нобелевской премии по физике. Естественно, на разные лады рассказывается, что такое сверхпроводимость и почему говорят о сверхтекучести. Читатель погружается в бездну терминов, физических понятий, чисел и сравнений. Пройдя сквозь эти джунгли, каждый из нас старается показаться более мудрым, образованным. В какой-нибудь компании можно щегольнуть фразой о «лямдообразной кривой» или об «электронной жидкости в металле», и, без сомнения, это произведет впечатление на окружающих. Но на следующий день о прочитанном начисто забывается, остается только убеждение, что физик Гинзбург и его коллеги сделали и придумали «очень стоящее».
Поэтому прошу поверить, что это так и есть. Наиболее въедливых и очень уж любознательных отправляю к книге В. Л. Гинзбурга «О сверхпроводимости и о сверхтекучести. Автобиография». Там они смогут в полной мере насладиться как математическими выкладками, так и физическими осмыслениями происходящего в глубинах вещества. Ну а мы познакомимся с «околонаучными» размышлениями В. Л., которыми обязательно насыщены все его сугубо научные работы. Надо только выудить из этого загадочного омута парочку хороших карасей.
Итак, слово ученому.
«Работать, т. е. получать какие-то физические результаты я начал в 1938–1939 г. по окончании физфака Московского университета. При этом вплоть до войны, до середины 1941 г., занимался классической и квантовой электродинамикой, а также теорией частиц с высшими спинами. Войну мы в какой-то мере ждали и опасались ее, но не готовились к ней, жили надеждой, что пронесет. Не собираюсь обобщать, но именно такая атмосфера царила в теоретическом отделе ФИАНа (Физического института им. П. Н. Лебедева АН СССР). Когда же не пронесло, то начали в ожидании призыва в армию или каких-то иных перемен в жизни искать применения своим силам, могущим оказаться полезными для общества. Так я, в частности, занялся вопросами распространения радиоволн в ионосфере. Но эти и другие подобные занятия оставались, по крайней мере в моем случае, далекими от каких-либо конкретных оборонных применений. Поэтому я продолжал работать в разных направлениях под действием тех или иных импульсов или влияний…»
1948 г.
Возвращение в молодость.
На мгновение прервем рассказ ученого. То, что не удалось ему сделать во время Великой войны, его исследования не воплотятся в какие-то конструкции оружия или методы защиты от тех же мин или снарядов, станут жизненно нужными, подчас основополагающими для оружия в другой войне – холодной. Я имею в виду создание термоядерного оружия. Но об этом чуть позже…
«Самое важное такое влияние, если не говорить о продолжении исследований в области релятивистской теории частиц со спином, исходило от Л. Д. Ландау. В 1939 г., после годичного пребывания в тюрьме, Ландау начал работать над созданием теории сверхтекучести гелия II. Я присутствовал, вероятно, это было в 1940 г., на докладе Ландау, посвященном этой теории…»
Через некоторое время молодой физик показал, что в теории сверхпроводимости нужно учитывать квантовые эффекты. Так появилась теория Гинзбурга – Ландау:
«Речь идет о весьма деликатном вопросе… Вообще не хотелось доказывать, что я действительно полноценный соавтор, а не студент или аспирант, которому Ландау "дал тему", а по существу все сделал сам. Ведь если не исходить из такого предположения, то трудно объяснить, почему нашу работу часто цитировали (и цитируют) как работу Ландау и Гинзбурга, хотя в качестве авторв и заглавии статьи указаны Гинзбург и Ландау. Разумеется, я никогда и никому не делал "представлений" на этот счет, да и вообще это мелочь, но все же считаю подобное цитирование с перестановкой фамилий авторов некорректным. И, конечно, было бы некорректным и в том случае, если бы моя роль и в самом деле была бы второстепенной. Но я так не считаю, не считал так и Ландау, что было хорошо известно в его окружении и вообще в СССР. Что же касается иностранцев, то они действительно были плохо информированы о научной работе в СССР в то время, ведь 1950 год приходился на разгар холодной войны».
История исследований по сверхпроводимости весьма примечательна. К счастью, В. Л. рассказывает о ней довольно подробно:
«В мире шла страшная война, и я сам теперь плохо понимаю, почему в эвакуации, в Казани, в условиях холодного и полуголодного существования меня привлекали тайны физики низких температур. Но так было. Плохое владение математическим аппаратом, неумение сконцентрироваться на чем-то одном (занимался почти одновременно несколькими вопросами), трудности обмена научной информацией, особенно с экспериментаторами, в военные и послевоенные годы мешали быстрому продвижению вперед, и лишь в 1950 г. было сделано нечто законченное… Вместе с тем характер исследований в области физики низких температур, как и всей физики, радикально изменялся. Трудно сейчас даже представить себе, что жидкий гелий с 1908 по 1923 г. получали лишь в одной лаборатории. Трудно представить себе, что в течение трех десятилетий применения сверхпроводимости в физике, не говоря уже о технике, были более чем скромными. Лишь в 60-х годах удалось создать сильные сверхпроводящие магниты, получившие широкое распространение. В настоящее время применения сверхпроводимости многочисленны. Даже в маленькой книжечке, рассчитанной на школьников, упомянуты различные приложения сверхпроводимости, включая гигантские сверхпроводящие магниты в токамаках и томографах. Создание высокотемпературных сверхпроводников породило большие надежды на возможность новых применений сверхпроводимости…
Долгих 22 года (с 1964 по 1986 г.), впрочем, быстро промелькнувших, высокотемпературная сверхпроводимость была для меня мечтой, думать о ней было чем-то вроде азартной игры. Сейчас это огромная область исследований, ей посвящены десятки тысяч работ, ею в том или ином плане занимаются сотни, если не тысячи людей. Многое сделано, но очень многое не сделано».
В рабочем кабинете.
Об одиночестве и лженауке
За точку отсчета своей биографии Виталий Лазаревич берет не день рождения (со всеми это происходит!), а первую встречу с одиночеством, которая случилась в раннем детстве. И подчас трудно определить, рад ему наш герой или огорчается, что детство у него было «скучным», «не очень радостным». Вспоминается о нем с трудом, да и память хранит нечто несуразное: то телега с гробами, из которых торчат руки и ноги, то свежее мясо убитой собаки, которое считалось деликатесом в голодном 20-м году. Мать умерла тогда же от тифа – болезни всегда преследуют людей особенно жестоко, если те голодают.
Прошла революция, отгремела гражданская война, а потом, как и положено, наступили разруха и восстановление того, что сами и порушили.
Наш герой вспоминает:
«А вот что было у меня с избытком, так это одиночество. Оно усугубилось в связи с тем, что я не пошел в школу до 4-го класса, до 11 лет… Школа, как и почти все в стране, подвергалась тогда всяческим реорганизациям, и, вероятно, родители считали более целесообразным не посылать в школу, а учиться дома… Несомненно, была допущена ошибка, ибо, когда наконец я пошел в школу, она оказалась совсем не такой плохой. Это была бывшая гимназия, сохранились и многие старые учителя. Но не везет, так уж и не везет. Когда в 1931 г. я окончил 7 классов, кто-то где-то решил, что больше и не нужно, и полная средняя школа была ликвидирована… Через несколько лет одумались, и полная школа была возрождена. Но я так и проучился в школе только 4 года».
Гинзбургу на этот раз повезло. Он не пошел в ремесленное училище, а начал работать лаборантом в рентгенострукторной лаборатории. Это и определило его дальнейшую судьбу: появилось стремление заниматься наукой, а для этого пришлось экстерном окончить полную школу и поступить в конце концов в МГУ.
Ознакомительная версия.
