468
Это соответствует тому обстоятельству, что как раз русские, в течение многих столетий практиковавшиеся путешествия (например, изначально религиозная практика «странничества»), искоренялись в сталинскую эпоху: неконтролируемая, ненаправленная пространственная динамика должна была обязательно пресекаться. Ср.: «Странническая культура была уничтожена в период тоталитаризма […] блуждания преобразуются в телеологический путь автонегации» (Смирнов И. П. Генезис. Философские очерки по социокультурной начинательности. СПб.: Алетея, 2006. С. 243).
Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства 1931–1934 / М. Горький, Л. Авербах, С. Фирин. М.: ОГИЗ, 1934. Reprint 1998. Б. М. С. 38. Далее — Беломорско-Балтийский канал имени Сталина.
Там же. С. 39.
Там же. С. 43.
Добренко Е. До самых до окраин // Искусство кино. 1996. № 4. С. 97–102. Далее — Добренко Е. До самых до окраин.
О понимании работы в советские 1930-е годы см.: Григорьева Н. Anima laborans. СПб.: Алетейя, 2005.
Так считает Ральф Дутли в своем предисловии к немецкому изданию «Путешествие в Армению» (Mandelstam О. Armenien, Armenien! Prosa, Notizbuch, Gedichte 1930–1933. Zürich: Ammann, 1994. S. 215). За публикацию последней части путевого очерка был уволен редактор журнала «Звезда», в котором она появилась.
Мандельштам О. «Записная книжка к „Путешествию в Армению“» (см. примеч. 23 /В фале — примечание № 474 — прим. верст./). С. 64; Мандельштам О. Собр. соч.: В 3 т. New York: Inter-Language Literary Associates, 1969. Т. 3: Очерки, письма. С. 149.
Мандельштам О. Собр. соч.: В 3 т. New York: Международное Литературное Содружество, 1971. Т. 2: Проза. С. 143.
Текст Мандельштама об Армении очень интересно отражает эту особенность современной советской литературы о путешествиях — разумеется, в специфически разорванной манере модернизма, — когда поэт постоянно переключается с Москвы на Армению и наоборот.
В известном смысле советско-сталинская модель путешествия и пространства предвосхищает признаки, которые теперь приписываются глобализированному пространству.
Симптоматично, что в этом тексте Шагинян исходит из сравнения человека с глубоко укорененным в почве растением, чья пространственная «подвижность» возможна только при разветвленности. Эти ветви уподобляются железнодорожным рельсам, по которым распространяется советизация. То, что подобным образом выстроенное пространство мало общего имеет со «свободой», становится ясно уже в самом начале произведения: «Человек обречен на дорогу». В сравнении «машинно-тракторной станции» (МТС — «три буквы» из заглавия) с лампой, распространяющей свой свет по определенному радиусу, внешнее пространство всей страны видится как внутреннее. Сами станции описываются как «гибриды» города и деревни — в этом их «новизна». Но эта новизна диаметрально противоположна старой пространственной организации России посредством «усадеб» («дворянских поселений в деревнях»), которые Шагинян имплицитно описывает в качестве открытых и, соответственно, полицентричных, так как ее прочная связь при всей своей «разветвленности» направляется железной дорогой в государственный центр. Поэтому короткий текст Шагинян — не более чем наглядное изображение сталинистской модели пространства как модели, закрепляющей и фиксирующей его (ср.: Шагинян М. «Тайна трех букв» // Шагинян М. Собр. соч.: В 9 т. М: Художественная литература, 1971. Т. 2. С. 767–808).
Ср.: McCannon John. Tabula Rasa in the North. The Soviet Arctic and Mythic Landscapes in Stalinist Popular Culture. The Landscape of Stalinism / Hg. Evgenij Dobrenko / Eric Naiman. Seattle/London: University of Washington Press, 2003. S. 244. Далее — McCannon. Tabula rasa.
Сельвинский И. Челюскиниана. С. 118 и след.
Печатные органы ЛОКАФа: в Ленинграде «Залп», в Москве с 1930 года «ЛОКАФ», который позднее был переименован в «Звезду». Об «оборонной литературе» см.: Добренко Е. Оборонная литература и Соцреализм: ЛОКАФ // Соцреалистический канон / Изд. Е. Добренко и Ханс Гюнтер. СПб.: Академический проект, 2000. С. 225–241.
Ср. Эмма Виддис (Emma Widdis), которая в своей книге «Visions of a New Land. Soviet Film from the Revolution to the Second World War» (New Haven/ London: Yale University Press, 2003; далее — Emma Widdis. Visions of a New Land) приводит контрастные сравнения советских фильмов 1920-х и 1930-х годов. По ее мнению, главная позиция фильмов 1930-х годов противопоставляется «изучающей» позиции 1920-х как «покорение». Относительно пространства вообще, включая мировое пространство, «покорение», конечно, проявляется уже в 1920-е годы — например, у так называемых биокосмистов. Однако там оно связывается с совершенно другой, противоположной моделью, о которой мы уже говорили, — моделью абсолютно безграничного, открытого, а значит, динамичного пространства. Ср.: Hagemeister Michael. Die Eroberung des Raums und die Beherrschung der Zeit // Die Musen der Macht / Hg. Jurij Murašov / Georg Witte. München: Wilhelm Fink Verlag, 2003. S. 257–284.
Относительно арктической тематики милитаристский дискурс присутствовал также в риторике средств массовой информации. Ср., например, уже цитированный очерк Канторовича «Проблемы художественного очерка» (см. примеч. 5). С. 199: «Чтобы заставить себя бороться за жизнь, надо бороться за большее, чем жизнь, — за цель экспедиции, за укрепление советского фронта в Арктике. […] В советской Арктике проходит революционный фронт борьбы за советскую страну, за будущее человечества». Ср. также: McCannon. Tabula rasa. С. 243 и след.
По поводу исторической связи между национальным государством и путевым отчетом в европейском модерне см.: Brenner Peter J. Einleitung // Der Reisebericht / Hg. Peter J. Brenner. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1989. S. 24ff.
В противоположность большому количеству советских путевых очерков 1920-х годов «о Западе» — например, «Мое открытие Америки» (1926) Маяковского или «Сто двадцать дней на западе» (1928) Кушнера, — «Одноэтажная Америка» (1936) Ильфа и Петрова является скорее исключением. Хотя эта книга явно принадлежит традиции модернистского травелога, она все-таки подчиняется двум стратегиям: 1. уже указанного разрушения чужого при помощи марксистской диспозиции и 2. сатирической стратегии, на которую указывает уже название: Ильф и Петров явно полемизируют с другим травелогом 1933 года «Односторонняя Америка» А. Исакова. Было бы интересно провести сравнительный анализ целого ряда советских текстов об Америке с 1926 по 1936 год. К ним относится и написанный Пастернаком тоже в 1933 году «О’кей — американский роман».
Ср.: Балина М. Литература путешествий // Соцреалистический канон / Изд. Е. Добренко и Ханс Гюнтер. СПб.: Академический проект, 2000. С. 896–909 (далее — Балина М. Литература путешествий). Она приводит в примеры, начиная с конца 1920-х годов: «Монгольские очерки» (1929) В. Васильева; «Японские силуэты» (1930) И. Тайгина; «За рубежом: путевые впечатления» (1927) А. Иоффе; из середины 1930-х годов стоит упомянуть текст об Эфиопии «От Джибути до Аддис-Абебы» (Новый мир. 1936. № 1): без всякого интереса, бесконечно монотонно изображаются социальные обстоятельства в кромешно черных тонах.
Ср. McCannon, Tabula Rasa С. 243 и след.
Лавров Б. По непроторенным дорогам. С. 195 и след.
Самойлович P. Л. В борьбе за Арктику // Новый мир. 1935. № 3. С. 213 и след.
Здесь следует заметить, что в 1930-е годы милитаристская терминология в теме Северного полюса не была исключительно советской приметой. За полярный регион действительно велась межнациональная борьба, и это обстоятельство отразилось во многих нерусских изображениях — например, в популярных немецких книгах по истории полярных экспедиций: Berger Arthur. Der Kampf um den Nordpol. Bielefeld; Leipzig: Veihagen & Kiasing, 1931, или: Andrée S.A. Dem Pol entgegen. Leipzig: Brockhaus, 1930.
Павленко П. А. На востоке (см. примеч. 2). С. 546. По указанным причинам Дальний Восток стал в середине 1930-х годов одной из самых официозных тем. О работе над нею убедительно просили писателей лично Сталин и Горький (например, П. Павленко, достигшему здесь первого большого успеха, предложил обратиться к этой теме Горький). Другие же, сами выбиравшие ее, могли поддержать свою пошатнувшуюся репутацию, как режиссер Довженко в фильме «Аэроград» (1935). До этого его критиковали за формализм в фильме «Земля», но уже сценарий «Аэрограда» еще до съемок фильма он обсудил в Кремле в личном присутствии Сталина и членов политбюро.
