Ознакомительная версия.
1. Объем контролируемых властных ресурсов. Он характеризует степень контроля над деятельностью структур публичной власти; при его оценке принимались во внимание занимаемая должность и сопутствующие ей полномочия, административный ресурс и возможности влияния на деятельность структур власти.
2. Объем контролируемых экономических ресурсов (участие в распределении и контроле финансовых потоков; владение, доступ или распоряжение собственностью, капиталом, пакетами акций, бюджетными средствами).
3. Личные качества.
4. Объем и эффективность связей (контактов) во властных и бизнес-структурах (количество и качество связей, их весомость и результативность).
5. Степень контроля над влиятельными организациями – партиями, движениями, профсоюзами, местными религиозными организациями и др.
6. Степень контроля над СМИ.
7. Общий уровень влиятельности. Он характеризует «влиятельность в целом»; включение данного критерия обосновывалось необходимостью учета факторов, не вошедших в число указанных выше) [Даровин, Полунин, 2004: 12–13].
Итоговая оценка влиятельности определялась следующей формулой:
W = a1R1 + a2R2+…+ a6R6,
где W – оценка влияния в политике, R – значение ресурса влияния, а – вес (значимость) ресурса влияния в политике, i = от 1 до 6 – количество ресурсов. В ходе регрессионного анализа групп оценок, выставленных влиятельным политическим акторам, были получены следующие веса (в процентах) ресурсов влияния в политике: объем контролируемых властных ресурсов – 31 %, объем контролируемых экономических ресурсов – О[481], личностные качества – 12 %, объем и эффективность связей во властных и бизнес-структурах – 15 %, степень контроля над влиятельными организациями – 19 %, степень контроля над СМИ – 22 % [Полунин, 2004: 18–19]. На базе указанных параметров были разработаны измерительные шкалы, по которым в ходе экспертного интервью оценивалась влиятельность конкретных лиц.
Для реализации данной модели была использована стратегия исследования, предусматривавшая два этапа и, соответственно, два последовательных экспертных интервью. Главная задача первого этапа заключалась в том, чтобы подготовить инструментарий измерения влиятельности. На этом этапе решались три задачи: 1) выявлялись лица, оказывающие непосредственное влияние на принятие политических и экономических решений на региональном уровне; собиралась информация об истоках и проявлениях их влияния; 2) определялись основные параметры влиятельности; 3) осуществлялась подготовка списка экспертов для второго интервью. Основу получаемой информации составили экспертные интервью[482].
На втором этапе экспертам[483] предлагалось определить, в какой из предложенных для оценки сфер деятельности – политике или экономике – то или иное лицо является влиятельным в большей степени. Затем эксперт давал оценку (по пятибалльной шкале) всем указанным лицам по каждому из критериев влиятельности. Результаты экспертного вопроса были сведены в рейтинговые таблицы. Всего по итогам исследования было выявлено 7706 влиятельных лиц, упомянутых экспертами хотя бы один раз, из них 6231 – в политике, 4963 – в экономике[484]. В результате первоначальной обработки данных второго экспертного интервью, осуществлявшейся отдельно для каждого региона, были составлены предварительные списки лиц, влиятельных в политике и экономике (по отдельности) на региональном уровне. В них вошли (в порядке убывания) все лица, упомянутые как минимум пятью экспертами. Далее были выявлены влиятельные лица федерального уровня в политике и экономике – те, которые имели влияние не менее чем в четырех (в экономике) и пяти (в политике) регионах. На заключительном этапе обработки данных формировались окончательные региональные списки влиятельных лиц. Для этого из предварительных региональных списков влиятельных лиц были исключены все лица федерального уровня влияния. В результате были получены списки лиц федерального уровня, оказывающих прямое влияние на принятие решений в регионах, и влиятельных (в политике и экономике) лиц регионального уровня по каждому из субъектов Российской Федерации, где проводился опрос [Даровин, Полунин, 2004: 11–16].
Исследование, как уже отмечалось ранее, не ограничилось составлением и обоснованием указанных списков. Полученный материал был изучен и проинтерпретирован в самых разных ракурсах. Оценивались как общие показатели влиятельности в регионах, так и влиятельность ветвей власти, групп и отдельных лиц; по персонам проводились процедуры кластеризации и факторного анализа. Кроме того, выявлялась региональная специфика влиятельности, осуществлялась кластеризация регионов по оценкам и механизмам влиятельности. В итоговой монографии приводится факторный анализ механизмов влияния в политике и экономике, дается сравнительный анализ механизмов влияния в 2000 г. и 2003 г., описываются и интерпретируются конфигурации и базовые характеристики наиболее влиятельных региональных акторов, вскрывается динамика отношений «центр – регионы», анализируются изменения в процессах элитообразования при президентстве В.В. Путина, а также предлагаются комментарии результатов исследования по ряду регионов.
Целый ряд содержательных выводов, сделанных по результатам исследования, представляется важными для понимания властных отношений в регионах и характеристики региональных элит. Исследование показало, что конфигурации наиболее влиятельных субъектов в регионах подвержены существенным изменениям. Наиболее заметная тенденция, нашедшая отражение в ответах экспертов, – появление в составе влиятельных лиц значительного числа выходцев из силовых и специальных структур. Для целого ряда регионов включение в рейтинг политического влияния руководителей УФСБ, УВД и др. «стало новацией исследования 2003 г. по сравнению с данными 2000 г. Еще более заметной тенденцией обновления региональных элит в последние годы стало избрание бывших военных в качестве глав регионов» [Гаман-Голутвина, 20046:48].
Это обстоятельство послужило основаниям для утверждений о формировании в России при В.В. Путине нового властного слоя – милитократии – на всех уровнях власти, в том числе и на региональном. Однако, по мнению исследователей, для данного вывода нет достаточных оснований, поскольку наиболее существенной тенденцией эволюции региональной элиты в первые годы XXI в. стало «массовое вхождение в ее состав представителей бизнеса и значительный рост политического влияния бизнеса на региональном уровне» (курсив. – В. Л.). Усиление политического влияния бизнеса связано как с экспансией федерального бизнеса в региональное политическое пространство, так и с существенным расширением участия регионального бизнеса в региональной политике. Результаты исследования позволили утверждать о наличии тенденции фактического слияния политической и экономической элит и формирования политикофинансовых конгломератов на региональном уровне, претендующих на роль доминирующих акторов региональной политики и экономики [Ситников, 2004: 6; Гаман-Голутвина, 20046: 78]. Сравнение результатов исследований 2000 г. и 2003 г. показывает существенное возрастание числа «универсалов» – лиц, влиятельных как в экономике, так и в политической сфере регионов (с 18 до 45 %). Стремление экономически влиятельных лиц войти в политику отразилось и в возрастании (примерно в 2 раза) их доли среди депутатов региональных и городских законодательных собраний. При этом приход в политику позволил многим депутатам-бизнесменам существенно повысить и свое экономическое влияние. Это оказалось особенно заметным по результатам анализа влияния депутатов в экономической сфере. В частности, депутаты Государственной Думы РФ, включенные в рейтинг региональной элиты в качестве влиятельных политиков (за время проведения исследований выборов в Думу не было), начали резко наращивать влияние в экономике. Доля депутатов, названных экспертами в качестве лиц, влиятельных в экономике, выросла примерно в 2 раза [Гаман-Голутвина, 20046: 42–43][485].
Исследование показало, что массовое избрание бизнесменов в состав региональных парламентов имеет место не только в регионах, отмеченных присутствием крупных корпоративных структур, связанных, как правило, с разработкой и добычей природных ресурсов. Причинами расширения участия бизнеса в политике участники проекта считают, во-первых, вытеснение бизнес-элит с федеральной политической арены как политических акторов общероссийского масштаба, что привело к усилению экспансии федеральных финансово-промышленных группировок на региональном уровне и стимулировало формирование политико-финансовых структур, включающих политиков и предпринимателей как федерального, так и регионального уровней. Во-вторых, не исключено, что в данном случае сказывается возрастание роли административных ресурсов в достижении коммерческих целей, обостряющее конкуренцию в региональном политико-экономическом пространстве. Это, в свою очередь, актуализирует необходимость защиты региональных бизнес-интересов на законодательном уровне. В-третьих, в условиях экспансии федеральных финансово-промышленных групп возникла необходимость консолидации (в том числе политической) региональных бизнес-интересов [Там же: 50–51].
Ознакомительная версия.
