Ознакомительная версия.
В пермском регионе сложилась несколько иная система взаимоотношений между бизнес-сообществом и административно-политической элитой (модель «публичного либерализма»). По сравнению с ситуацией в Свердловской области здесь взаимоотношения власти и бизнеса представляются менее асимметричными, а важнейшей составляющей модели становится договор власти и бизнеса о новых правилах поведения на поле социальной политики, в соответствии с которым губернатор и его команда не диктуют бизнесу формы и масштабы его участия в проводимой социальной политике и с бизнеса «снимается социальная нагрузка как обязательная». В силу этого бизнес менее вовлечен в социальные проекты, инициированные властями. Кроме того, в крае реализуется стратегия «допуска бизнеса в социальные отрасли» с целью заставить бюджетные учреждения, например, в здравоохранении, конкурировать с бизнесом за получение социального заказа со стороны государства [Там же: 28–33].
Однако отнюдь не во всем отношения между бизнесом и властью в сфере социальной политики соответствуют заявленным властью либеральным ориентациям. Поэтому исследователь предпочитает обозначать данную модель как модель публичного либерализма, допускающего скрытые формы принуждения и коррекцию артикулируемых (публичных) принципов взаимодействия «неформальными договоренностями, при которых либеральные установки фактически заменяются привычными “советскими” уговорами о необходимости нести ответственность за социальные процессы, происходящие на территории Пермского края» [Там же: 31].
Интересны результаты и выводы исследования о том, как бизнес отреагировал на новые правила взаимодействия в сфере социальной политики. Оказалось, что лишь часть компаний сократила свои социальные расходы; другие либо оставили все без изменений, либо обозначили новые формы участия в рамках реализации национальных проектов[507]. Данная реакция показывает, что «давление власти на бизнес при реализации социальных программ не является столь сильным стимулирующим фактором, как это может показаться самой власти… если их (корпорации. – В. Л.) к этому принуждать, то участие бизнеса будет меньшим». По мнению экспертов, дело отнюдь не в альтруизме корпоративных структур, а в том, что в своей деятельности они придерживаются принятых социальных кодексов. Поэтому указания, получаемые из головной компании, а также сложившаяся корпоративная культура оказываются более значимыми, чем те или иные реакции властей. Сохранение социальных вложений со стороны бизнеса стало скорее результатом расширения его собственных стимулов и одновременно отражением значимости неформальных договоренностей между бизнесом и властью [Чирикова, 20076: 47–48, 55].
В ивановском регионе взаимоотношения между политико-административной элитой и бизнес-сообществом в сфере социальной политики соответствуют модели «эпизодической кооперации». Их специфика во многом обусловлена особенностями развития региона. В частности, несмотря на некоторую позитивную динамику, он остается в числе депрессивных. При этом текстильная промышленность, длительное время определявшая экономический потенциал региона в советское время, «так далеко утащила область вниз, что до сих пор региону трудно подняться с колен». Наконец, значительный урон нанесло «красное руководство», которое способствовало экономическому падению и расколу элит [Там же: 55–56].
При предыдущем («красном») губернаторе В. Тихонове взаимоотношения бизнеса и власти были ситуативными и неустойчивыми; у руководства не было продуманной стратегии по привлечению экономических акторов к решению социальных проблем. Бизнес в то время «действовал на поле СП (социальной политики. – В. Л.), не ориентируясь на власть: из-за незаинтересованности власти взаимодействие постепенно угасло, а бизнес сконцентрировал свои усилия на поддержке работников предприятий, на участии в отдельных благотворительных акциях, не вовлекаясь в региональные программы дальше традиционных форм благотворительности» [Там же: 57–58].
Новое руководство[508] взяло курс на более активное включение бизнес-сообщества в социальные программы; вместе с тем приоритетным направлением совершенствования социальной политики стало развитие налоговой базы, что требовало в первую очередь «выхода бизнеса из тени». Реализация данной стратегии зависела от активизации взаимоотношений между властью и бизнесом, готовности последнего к принятию новых правил и стратегий, устанавливаемых властью[509]. Вместе с тем условия, в которых действует ивановский бизнес, отнюдь не простые: сказывается и низкий потребительский спрос населения, и экспансия московского капитала, и отсутствие налаженных форм взаимодействия власти и бизнеса. Поэтому базовые характеристики ивановской модели во многом воспроизводят ситуацию, сложившуюся ранее – эпизодический характер инициативы власти и бизнеса по совместному участию в решении социальных проблем, превалирование ориентации на реализацию тактических задач социальной политики с помощью традиционных форм благотворительности, отношение к бизнесу как к контрагенту, договорные отношения власти с бизнесом, отсутствие принуждения [Чирикова, 20076: 64].
В рамках изучения взаимоотношений бизнеса и власти в сфере социальной политики в трех различных регионах России отдельное внимание в исследовании Чириковой было уделено специфике складывания данных отношений в ряде малых городов. Исследование показало, что они также существенно различались. В городках Коряжма (Архангельская область, 44 тыс. жителей) и Верхняя Пышма (Свердловская область, 52 тыс. жителей) крупнейшие предприятия несут серьезный груз социальных проблем, стремясь (но не очень успешно) по возможности переключить часть своих социальных функций на муниципалитет; в этом суть отношений между бизнесом и властью в сфере социальной политики (модель «вынужденного патернализма»). Основная стратегия бизнес-сообщества в обоих городках примерно одна и та же: «поставить главой города “своего” человека, который бы отвечал перед корпорацией за потраченные на город деньги». В силу существенной зависимости муниципальных структур от крупнейших городских компаний[510] последние фактически контролируют многие важнейшие аспекты городской политики, в том числе городской бюджет и, по сути, берут на себя решение городских проблем [Там же: 103–104, 109].
Зависимость от градообразующего актора имеет место и в городе Добрянка (Пермский край, 38 тыс. жителей). Однако в отличие от Коряжмы и Верхней Пышмы компания[511] отказывается от полной поддержки городских социальных программ. Модель «жесткой рационализации», которая отражает ситуацию в Добрянке, характеризуется рациональным поведением главного экономического субъекта по отношению к муниципальным властям, его нежеланием инвестировать в социальную сферу на безвозмездной основе. Это заставляет местные власти искать новые пути поддержки социальной сферы, переключает поиск ресурсов у малого бизнеса, областной власти и ориентирует на поиск путей повышения эффективности самого института местной власти [Там же: 110–114].
В двух других городах, в которых проводилось исследование, – Реже (Свердловская область, 28 тыс. жителей) и Кунгуре (Пермский край, 74 тыс. жителей) взаимоотношения между бизнесом и властью в сфере социальной политики соответствовали модели «социального партнерства». В них нет градообразующих предприятий, и отношения между экономическими акторами и муниципальными властями более ровные и менее патерналистские, чем в других городах. Их руководство с самого начала стремилось строить свои отношения с бизнесом на равноправной основе; при переходе к рынку предприятия были освобождены от социальных обязательств, которые они выполняли при социализме, и в настоящее время их роль в реализации социальной политики в основном ограничивается участием в отдельных проектах и поддержке социальной инфраструктуры.
Таким образом, анализ ситуации в городах различного типа показывает, что «поселения, имеющие диверсифицированную структуру экономики, более склонны к реализации модели партнерства» [Чирикова, 20076: 110–122]. Оценивая эффективность различных моделей, Чирикова отдает предпочтение последней, подчеркивая, что «в сложной ситуации выживания стратегии партнерства и взаимопомощи оказываются более успешными, чем любые другие» [Там же: 117].
Авдонин В., Баранов А., Дахин А. Политическая регионалистика в современной России: ретроспектива и перспектива становления // Политическая наука в России: проблемы, направления, школы (1990–2007). М.: РОССПЭН, 2008. С. 105–126.
Борисов С.В. Актуальный политический режим в Нижегородской области // Полис. 1999. № 1.С. 98-115.
Ознакомительная версия.
