Попасть в запретную зону можно двумя путями.
1. Неумышленная ошибочность научной теории. Такое бывает. Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает.
2. Целенаправленность когнитивной агрессии против страны (или геополитического ареала стран – например, концепт войны цивилизаций) с применением средств и методов «информационного оружия».
Итак, предмет исследования настоящей работы – теория и практика постиндустриализма. Основная часть исследования посвящена вопросу о достоверности теории.
Во-первых, теория постиндустриального общества, или постиндустриализма, в научном плане получила значительный экспериментальный, эмпирический материал для своей проверки.
Что является критерием истинности теории в науке? Практика, т. е. эксперимент. Теории постиндустриализма уже более 40 лет. Человеческая практика, состоявшаяся за это немалое время, может быть проанализирована применительно к вопросу о достоверности теории постиндустриализма. Именно такую часть общей исследовательской задачи и поставили перед собой авторы.
Однако есть и вторая сторона дела. Концепт постиндустриализма вызвал к жизни целый поток научной и околонаучной мысли, подражательства, интерпретаций и дальнейшего «развития». При этом дискуссионному анализу, ревизии сама теория, ее категориальное ядро почему-то в должной мере не подвергаются. Поток интеллектуальных продуктов последователей-родоначальников теории постиндустриализма 70-х гг. ХХ в. слишком стал напоминать еще памятный поток интерпретаторов «всесильного» учения Маркса, которое в итоге получило и получает очень серьезную научную коррекцию в связи с новым анализом нового опыта человечества, опыта развития сложных социальных систем. Теорию постиндустриального общества также не стоит «обожествлять», а следует научным образом верифицировать.
Кроме того, поток последователей и интерпретаторов постиндустриализма далеко не ограничивается только «теоретическими» изысканиями. В современной России концепт становится едва ли не новым «всесильным учением», которое, заменив марксизм-ленинизм, закладывается в основания практики государственной политики и управления социально-экономическим развитием страны.
Вот, например, как в 2011 г. отвечал на задачу, поставленную перед авторитетнейшими университетами страны (Высшая школа экономики и Академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ) Премьер-министром России о разработке стратегии развития страны до 2020 г., доклад, переданный в Правительство России: «Новая модель роста предполагает ориентацию на постиндустриальную экономику – экономику завтрашнего дня». Получается, что теория постиндустриализма в России признана за достоверную и целесообразную для применения на практике.
Что действительно – истинность или ошибочность теории постиндустриального общества? Заблуждения или целенаправленность при практической ориентации на эту теорию, если выясняется, что она недостоверна и разрушительна?
Эти вопросы также составляют содержание поставленной авторами исследовательской задачи.
В методологическом отношении необходим еще один экскурс. Дело в том, что в «традиции» гуманитаристики – очень облегченное отношение к категориальной (дефиниционной) определенности. Человеческий язык, или терминологический ряд, довольно ограничен. Многие термины имеют многозначное смысловое наполнение. Практически все толковые словари и энциклопедии сталкиваются с многозначием термина, и выход тут только один. Однозначное понимание, или интерпретация, восприятие и использование смыслового содержания того или иного термина достижимо только локально, только в конкретном контексте поставленной задачи. Никакого результативного дискурса, обсуждения и использования гуманитарных достижений невозможно получить, если конвенциально не установлено единой смысловой интерпретации ключевых категорий.
В поле настоящей работы ключевых категорий не так много. Это префикс «пост-». Это «общество». Это «индустриализм». Это «постиндустриализм».
Разумеется, на когнитивном пути настоящего исследования появятся и иные сопряженные и подчиненные термины.
Прежде всего необходимо видеть, что понятие постиндустриального общества находится в ряду: аграрное общество, индустриальное общество, постиндустриальное общество. Недалеко от этого ряда находится похожий ряд: традиционное общество, модерн, постмодерн – с производными образованиями – общество модерна, постмодерна и т. д.
Входят в научную «моду» такие обороты, как «конец истории» и «постистория». «Постчеловек» и «постчеловечество». «Постфилософия» и «постантропология». И, вероятно, еще какие-то «пост-» уже изобретены и изобретаются.
Очевидно, что префикс «пост-» указывает на временну́ю или историческую стадиальность. «Нечто» – после чего-то. Ограниченность смыслового указания заключается в том, что претензия термина эквивалентна утверждению, что наступившее «пост-» – это «навсегда». Привязка тут только к прошлому. Уточняется, что «что-то после чего-то», но вовсе ничего не указывается по вопросу – на сколько по времени? Это только этап или действительно «навсегда»?
Разумеется, что существует понятие «смысловой нагрузки по умолчанию». Существует даже логика умолчания. Но в том-то и дело, что сам корневой выбранный термин, уклонившись от раскрытия или хотя бы указания или намека на это важное смысловое востребование, указывает на некоторую теоретическую ограниченность и даже, зачастую, когнитивную технологическую нацеленность. Мгновенно возникает вопрос: а что может быть потом, когда наступит «постпост-»? Об этом концепт постиндустриализма умалчивает. Формируются творческая недостаточность и неудовлетворенность, ощущение какой-то недоговоренности, недодуманности или даже манипулятивности.
Последовательность в ряду периодизации эволюции общества, очевидно увязанной с доминирующим способом общественного производства, неизбежно подводит к предположению, что после доминанты аграрного производства приходит доминанта промышленного производства, а затем – доминанта следующего поколения. И в чем же она заключается? Если это не аграрное производство, не индустриальное производство, то что же это может быть? В силу достаточно жесткой методологической логики невозможно выйти из коридора поиска доминанты человеческой деятельности в сфере производства. Если не аграрное и не промышленное, то только нематериальное производство, только услуги, сервис. Ничего иного нет.
Формируется логический вызов: а что, аграрное и промышленное производство должно исчезнуть, согласно навязываемой концептом постиндустриализма логике стадиальности развития? Но что тогда человечество будет кушать, где жить, на чем перемещаться, чем обогреваться, во что одеваться, чем лечиться? Почему вдруг на некоторой стадии развития должны исчезнуть сферы и продукты материального производства?
Проведем еще один мысленный эксперимент для логической проверки концепта постиндустриализма. Если все до одного человека (предел доминантности в методологии стадиального построения) займутся сервисом, то откуда возьмутся материальные блага, которые всегда будут нужны человеку? Вновь возникает ощущение категориальной недоговоренности обсуждаемого концепта или какой-то его специфической заданности и целенаправленности.
В любом случае, неотъемлемым категориальным содержанием концепта является обстоятельство временно́й изменчивости и стадиальной типологизации этой изменчивости в глобальной истории и футурологии человечества.
Итак, концепт постиндустриализма основан на представлении о доминирующей форме общественного производства. Ее объективные характеристики определяются во временно́й динамике в пространстве трех (как минимум) измеримых параметров. Авторы отталкиваются от методологического требования, заключающегося в том, что аргументация должна апеллировать не к вкусовым ощущениям или «мнениям», а к измеримым (мерным) показателям. К их числу в данном случае относятся три меры.
Во-первых, занятость в аграрной, индустриальной и сервисной сферах.
Во-вторых, выпуск (объемы производимой продукции) в этих сферах.
В-третьих, кроме временно́й динамики указанных показателей должна анализироваться еще и пространственная (в географическом смысле) изменчивость.
На рис. В. 2 показано, что если игнорировать пространственные (географические) распределения секторов производства, то только из одного наблюдения стадиальности (сечение при S=0) неизбежно вытекает предписанность универсального пути развития всех стран по образу и подобию якобы наиболее «прогрессивных», т. е. ранее других успевших достигнуть новейших кондиций. Таким образом формируется механизм давления, искусственного предписания поведения других стран со стороны «прогрессивной» страны.
