Время становится нелинейным – оно ускоряется и тоже неравномерно, рывками. В социальном времени образуются провалы – «стирается» коллективная память. Изменения социальных структур резко ускоряются и становятся трудно предсказуемыми – они утрачивают устойчивую логику и рациональное целеполагание, из-за чего образ даже ближайшего будущего становится неопределенным. Люди живут, как кочевники, и не строят длительных жизненных планов. Это порождает аномию – разрыв человеческих связей и утрату чувства взаимной ответственности. Начинается «эпоха слабых связей». Жизненный путь личности вырван из «цепи времен» и почти не связан с преемственностью поколений. Традиционные ориентиры и «опыт стариков» мало помогают в преодолении жизненных трудностей и кризисов.
Человеческие сообщества становятся «краткоживущими», а социальная структура – размытой. Утрачивает смысл понятие классов. Как отмечает социолог Э. Гидденс, мир не просто быстро меняется, но становится «ускользающим»[6], обретает необычную динамику. Изменяются и общественные институты, и их функции, и люди, включая их поведение и сознание. Поэтому и вся динамика общества становится нелинейной. Происходят нарушения структурно-функциональной целостности. Все это в разной мере мы наблюдаем и на Западе, и в России, причем в России нередко в тяжелой форме, усиленной длительным системным кризисом.
Появляются социальные формы, которых вообще не было и даже не могло быть в прошлом. Современная мировая экономика привязана к «электронным деньгам», которые не имеют аналогов в прошлом. Общая неопределенность и «неуловимость» изменений порождает качественно новые, непривычные риски. Как говорят, новое общество есть общество риска. Защититься от этих рисков и угроз очень трудно. Нет для этого надежного знания и определенных правил.
Это меняет и всю политическую систему, которая в индустриальном обществе опиралась на инерционную классовую солидарность и ее предсказуемую рациональность. Социолог П. Бурдье объясняет это крахом доверия и угасанием тяги к политическим объединениям и коллективным действиям. Политические партии утратили способность прогнозировать будущее и объединять людей общим проектом – их программы сиюминутны и не имеют стержня фундаментальных истин.
Социологи указывают еще на одно значимое изменение общества – изменение смысла категории труда. Эта категория в привычном виде возникла в Новое время, когда была изобретена стоимость – невидимая «субстанция», позволяющая соизмерять ценность качественно разных вещей. В основу политической экономии как философского и научного объяснения индустриального хозяйства Запада была положена трудовая теория стоимости. Стоимость любой вещи (товара) измерялась стоимостью затраченного на ее создание труда, а труд становился товаром-эталоном. Эта мера поддерживалась куплей-продажей труда на капиталистическом предприятии. Система требовала стабильности и предприятия, и отношений труда и капитала. Сейчас эта система оказалась резко разбалансированной.
Сегодня капитал перемещается по всему миру в поисках дешевой и покладистой рабочей силы, бросая предприятия у себя на родине или завозя туда иммигрантов и разрушая стабильные рынки труда[7].
Появились новые технологи, позволяющие заменить прежнего квалифицированного рабочего, расчленить большое предприятие на множество малых, разбросанных по всему свету, что лишило рабочих возможности коллективных действий[8]. Это меняет общество в главном виде деятельности большинства – труде.
Как замечает Э. Гидденс, новая динамика общества трансформирует семью и, шире, интимные стороны жизни человека. Даже сексуальность становится «свободно плавающей, …доступной для развития различных вариантов жизненных стилей»[9]. Браки становятся краткосрочными, множество людей сходятся и расходятся без всяких браков, резко возрастает число «неполных» семей. И эта часть жизни становится «текучей» и неопределенной.
Все эти взаимосвязанные изменения можно перечислять, переходя от одной сферы жизнедеятельности к другой, но корни этих изменений все больше обнажаются. Возникает образ многосторонней трансформации как целостной системы, которая не исчерпывается изменением только в трех секторах производства. Вопрос в том, можно ли считать эти изменения достаточными для констатации перехода общества в качественно новую фазу бытия, а данную трансформацию – ориентиром развития для всего остального мира?
Собственно теория постиндустриального общества в узком понимании является представлением о происходящих изменениях, где акцентируется отзвук экономицизма западного общества Нового времени (капитализма). На первый план выводится образ экономического устройства. Й. Шумпетер писал: «Буржуазное общество выступает исключительно в экономическом обличье, как его фундаментальные черты, так и его поверхностные признаки – все они сотканы из экономического материала»[10]. В этом смысле анализ категории постиндустриализма представляется весьма продуктивным.
Из изложенного смыслового наполнения маркера «постиндустриализм» вытекают два возможных исследовательских подхода. Первый заключается в анализе теории постиндустриального общества, заложенной Д. Беллом, и ее наиболее близких модификаций, акцентированных на стадиально-отраслевом (секторальном) подходе как критерии развития общества и детерминанты будущих изменений. Пространством анализа здесь выступают отраслевая структура общественного производства (на предмет определяющей роли третичного сектора сервиса) и отраслевая структура занятости (на предмет возрастания доли занятости в секторе сервиса) как наиболее характерные признаки перехода к новому обществу (рис. В. 5).
Рис. В.5. Пространство анализа стадиально-секторального подхода к трансформации общественных систем
Особое внимание здесь должно быть уделено проверке фундаментального положения теории постиндустриального общества об исторической периодизации типов технологического уклада общественного производства (рис. В. 6). И прежде всего – проверке в отношении универсальности указанного стадиального подхода и его критериев для классификации стран и регионов современного мира на предмет развитости.
Рис. В.6. Историческая периодизация технологических типов производства в теории постиндустриального общества
Пространство анализа изменений общества, условно объединяемое под маркером «постиндустриализм», может быть наполнено гораздо более широким содержанием, отражающим весь спектр изменений общественной жизни (рис. В. 7).
Рис. В.7. Смысловое наполнение изменения жизнеосуществления общественной системы
Вместе с тем, расширение набора исследовательских характеристик было бы уходом от постиндустриализма в классическом содержании этой теории. Это был бы вопрос общей теории эволюции человечества как социальной системы максимального масштаба. Это другая и совершенно самостоятельная постановка научной задачи.
Актуальность выбранного авторами подхода обуславливается очевидной необходимостью верификации теории постиндустриального общества, во-первых, применительно к кризису современной России, ориентиром выхода из которого неолиберальной группировке видится путь в «сервисное общество». Во-вторых, авторы ставят цель проверить гипотезу о манипулятивном идеологическом компоненте теории.
Поясним исследовательский замысел. Теория стадиальности прочно вошла в современную науку. Она является частью формационного подхода, который, наряду с цивилизационным, доминирует в объяснениях многообразия типов общества и причин перехода от одного типа к другому (табл. В. 1).
Таблица В. 1
Различия формационного и цивилизационного подходов к исторической периодизации и эволюции обществ
Теоретические концепты постиндустриализма, реализуемые в рамках стадиального (формационного) подхода, связаны прежде всего с изменчивостью во времени (рис. В. 8).
Рис. В. 8. Появление во времени новых подсистем общественных систем
Однако в географическом пространстве также происходят изменения. На первоначальном этапе человечество было гомогенно. Осуществляя экспансию в пространстве, человечество начинает расслаиваться. В современном мире некоторые общества «застыли в развитии», некоторые развиваются динамично. В классических стадиальных концепциях анализ ведется только во временно́м аспекте, разница в пространственном распределении систем жизнеосуществления не учитывается. Отсюда проистекает тезис о существовании «магистрального» пути развития, неизбежного для всего мира. Применительно к теории постиндустриального общества можно отметить, что при ее доказательстве исследователи не учитывают географическую и цивилизационную компоненты пространственно-временного континуума развития человечества. Беря в расчет только страны западного ареала, они делают выводы об общемировых закономерностях развития. Причины такой ограниченности не вполне ясны, к их числу могут быть отнесены как недостаточность эмпирической базы в период выдвижения теории постиндустриализма, так и сознательные умолчания в манипулятивных целях.
