Однако, если мышление есть движение содержания обучения к завершающей точке, а ум – целенаправленная и преднамеренная сторона данного процесса, представление о любом подобном разделении категорически неверно. Сама упорядоченность научного материала свидетельствует о работе интеллекта, т. е. материал был, так сказать, методологизирован. Например, зоология как систематическая отрасль знания организует сырые, разрозненные факты нашего повседневного знакомства с животными, устанавливает, благодаря тщательному наблюдению, связи, которые дают новые стимулы для наблюдения, запоминания и еще более глубокого изучения. Но в данном случае дело дальше не идет. Следовательно, эти факты, вместо того чтобы быть отправной точкой для учения, обозначают его завершение. Метод никогда не может быть чем-то внешним по отношению к материалу, он означает такую организацию содержания обучения, которая делает его наиболее эффективным.
С точки зрения учащегося метод опять-таки не нечто внешнее, а способ эффективного обращения с материалом, целенаправленное использование которого сопровождается минимальными потерями времени и энергии. Мы можем, конечно, мысленно выделить способ действия и обсуждать его как таковой, но он не существует отдельно от материала. Метод не противоположен предметному содержанию – он есть способ эффективного направления этого содержания к желательным результатам. Это нечто противоположное случайному и необдуманному действию, непродуманному, в смысле плохо приспособленному к данным условиям.
Утверждение, что метод означает направленное движение предметного содержания к цели, звучит довольно абстрактно, его осмыслению поможет иллюстрация. Каждый художник владеет методом – какой-то техникой в своей работе. Играть на фортепьяно – не барабанить по клавишам наугад, как попало, а делать это в определенном порядке. Порядок же этот не существует в готовом виде в руках или уме пианиста, т. е. вне деятельности, связанной с игрой на фортепьяно. Порядок обнаруживается в структуре действий, объединяющих клавиши, руки и мозг исполнителя так, чтобы желаемый результат был достигнут. В ходе исполнения осуществляется назначение фортепьяно как музыкального инструмента. То же и с «педагогическим» методом. Различие заключается в том, что фортепьяно заранее создавалось с единственной целью, а применение выученного материала может быть бесконечно многообразным. Но даже и в этом отношении иллюстрация правомерна, если принять во внимание огромное разнообразие мелодий, которые можно извлечь из фортепьяно, и разнообразие технических эффектов, используемых при этом. Метод в любом случае всего лишь продуктивная опора на некоторый материал для некоторой цели.
Эти соображения можно обобщить, если вернуться к понятию опыта. Опыт – процесс восприятия связи между попыткой воздействия на мир и противодействием с его стороны, явившимся результатом этой попытки. Кроме усилий, затраченных на управление процессом, ничто не разделяет предметное содержание и метод. Налицо целостная картина, включающая действия индивида и изменения в окружающей среде. Пианист, в совершенстве владеющий инструментом, не сумел бы провести границу между своим вкладом в исполнение и вкладом фортепьяно. В правильно построенных, гладко протекающих действиях любого вида, будь то катание на коньках, общение, слушание музыки или наслаждение пейзажем, невозможно осознанно разделить исполнение и содержание деятельности. В идущей от души игре и работе наблюдается то же самое.
Когда же мы размышляем об опыте, вместо того чтобы приобретать его, мы неизбежно разделяем наше отношение и те объекты, на которые последнее направлено. Когда человек завтракает (обедает, ужинает и т. п.), он ест пищу. Он не делит трапезу на процесс поедания и саму еду. Но если бы он проводил научное исследование акта принятия пищи, то такое различение было бы естественным делом. Человек занялся бы, с одной стороны, свойствами пищи, а с другой – действиями организма по ее принятию и перевариванию. Такое осмысление опыта приводит к различению между тем, что мы приобретаем в результате опыта, и собственно испытываем – как. Первое мы называем содержанием, второе – методом. Есть явления – то, что видим, слышим, любим, ненавидим, воображаем, и есть действия наблюдения, слушания, любви, ненависти, воображения и т. д.
Это различение столь естественно и столь важно для некоторых целей, что мы просто обязаны рассматривать его как существующее в реальности, а не проведенное мысленно. Тут-то мы и проводим границу между собой и окружающей средой, миром. Это разделение и есть корень дуализма метода и предметного содержания, т. е. отсюда проистекает предположение, что знать, ощущать, желать и т. д. – это прерогатива личности или ума самих по себе, которые можно перенести на независимое предметное содержание. Мы начинаем думать, что свойства, принадлежащие отдельной личности или уму, имеют собственные законы функционирования, не зависящие от активности объекта, и нам кажется, что мы можем сформулировать эти законы и назвать их методом. Столь же абсурдно было бы предполагать, что люди способны поглощать пищу без пищи или что структура и движения челюстей, мышц гортани, пищеварительная деятельность желудка и т. д. – нечто совершенно автономное, а не то, чем они являются благодаря материалу, с которым их деятельность связана. Как соответствующие органы нашего организма есть непреложная часть мира, в котором существуют продукты питания, так и способности наблюдать, слушать, любить, воображать неразрывно связаны с предметным содержанием мира. Они, скорее, пути, по которым окружающая среда вторгается в опыт и функционирует в нем, чем независимые действия, перенесенные на вещи. Короче говоря, опыт не сочетание ума и мира, субъекта и объекта, метода и предметного содержания, а единое непрерывное взаимодействие невероятного разнообразия (поистине бесчисленных) сил.
С целью управления ходом опыта или тем направлением, которое принимает его движущаяся целостность, мы проводим мысленное различение между «как» и «что». Не существует никакого способа ходьбы, еды или учения вне реальных ходьбы, еды и учения, но всякое действие включает некоторые элементы, которые позволяют более эффективно управлять им. Особое внимание к этим элементам выводит их на передний план, позволяя другим факторам на время уйти из поля активного восприятия. Наша оценка того, как разворачивается опыт, подсказывает нам, какие факторы должны быть сохранены и какие изменены, чтобы опыт мог проходить более успешно.
Все эти соображения подтверждают простую истину: если человек, наблюдающий за ростом растений, замечает, что некоторые из них развиваются хорошо, а другие плохо или вообще никак, он может обнаружить особые условия, от которых зависит благополучный рост растений. Систематически изложенные, эти условия и составили бы метод, или способ, развития растений. Нет никакого различия между ростом растения и успешным развитием знания об этом росте, правда, и в том, и в другом случае нелегко вычленить только те факторы, которые оптимизируют процесс. Анализ успеха и неудач, их детальное сопоставление помогают найти причины. Установив эти причины в определенном порядке, мы получаем методику действия, или технологию. Анализ некоторых пороков образования, причина которых – отделение методики от предметного содержания, прояснит смысл сказанного.
Во-первых, часто пренебрегают (о чем мы уже говорили) конкретными ситуациями опыта. Невозможно обнаружить метод, если нет совокупности конкретных случаев, которые нужно изучить. Метод выводится из наблюдения за происходящим, для того чтобы в следующий раз дело шло еще лучше. Но при обучении и воспитании дети и молодежь редко располагают достаточными возможностями для непосредственного нормального опыта, из которого педагоги могли бы извлечь идею относительно метода, или порядка, лучшего развития. Опыт приобретается в условиях таких ограничений, которые почти или совсем не свидетельствуют о нормальном движении опыта к получению его плодов. Поэтому методики авторитарно рекомендуются педагогам, вместо того чтобы быть выражением их собственных обобщенных наблюдений. При таких обстоятельствах ко всем ученикам без разбора применяются одни и те же методы. Там, где разнообразный личный опыт поддерживается и направляется окружающей средой, которая естественно руководит работой и игрой, методики будут меняться в зависимости от индивидов, потому что, безусловно, каждый человек по-своему взаимодействует с объектами.
Во-вторых, отделение методики от содержания предмета ведет к ложным концепциям дисциплины и интереса, о которых уже говорилось. Когда эффективный способ обращения с материалом противопоставляется самому материалу, есть всего три возможных способа привлечь к нему внимание. Первый – возбудить интерес при помощи какого-то приятного стимула, используемого как приправа. Другой – сделать последствия невнимания болезненными, например, пригрозить наказанием. Или, наконец, призвать человека приложить усилия без всяких причин. В последнем случае можно полагаться лишь на непосредственное напряжение «воли». На практике, однако, последний метод оказывается эффективным только при сочетании с угрозой наказания.
