Владислав Гончаров - Дорога к тёплому морю

Владислав Гончаров

ДОРОГА К ТЕПЛОМУ МОРЮ

Вам когда-нибудь приходилось пробовать "фугу"? Мне - нет. Поэтому о вкусе этого экзотического блюда я был осведомлен весьма приблизительно. Знал лишь (из литературы), что готовится оно из тихоокеанских иглокожих рыб, обладает легким наркотическим действием и при малейшем несоблюдении технологии способно вызвать смертельное отравление. Hу и литературно-эмпирическое описание знаменитого неповторимого вкуса, начиная от ощущений на языке и кончая кончиками пальцев ног. Во всяком случае, в другое время и в более подходящем месте я вряд ли бы стал вот так пробовать тот кусок странного кушанья, который вывалила мне на тарелку с общего блюда заботливая хозяйская рука.

Собственно, на эту деревенскую свадьбу я попал совершенно случайно - благодаря радушию железнодорожного попутчика. Если, конечно, это действительно была именно свадьба, а не именины или даже поминки твердой уверенности в этом у меня нет до сих пор. По крайней мере, здесь собралась едва ли не половина населения пристанционного поселка, а так же было много деревенского самогона, пельменей, картошки, шума, нестройного пения - из чего там еще состоит деревенское торжество?

Вот именно из-за этого самого самогона, подсчитать количество которого не представлялось возможным и который едва ли не насильно вливался в кадого, сохранявшего еще признаки трезвости, я не отфиксировал момент, когда странный ломоть материализовался на моей тарелке. Поэтому и происхождением его заинтересовался несколько позже - то ли когда показалось мне, что ощущения мои не во всем соответствуют стандартному и достаточно знакомому состоянию алкогольного опьянения, то ли опознав вдруг среди останков различной снеди на основательно уже разворошенном столе несколько обглоданную, но все еще сохраняющую ряд своих характерных признаков вышеупомянутую иглокожую рыбу. А проще говоря, морского ежа.

Hет, что не говори, а мои два курса биофака даром все-таки не пропали. Правда, тех же двух курсов было явно недостаточно, чтобы понять, как могла иглокожая рыба, извечный обитатель теплых и соленых вод, могла оказаться на праздничном столе в глухой зауральской деревушке, во многих сотнях километрах от любого из океанов.

Первой реакцией моего, слегка замутненого вышеупомянутым самогоном, а может быть, и пресловутой фугу сознания, было найти попутчика Колю и выспросить у него все, что он может знать о таинственной рыбе. Я пошарил глазами по-над столом, но среди множества разнообразных лиц, попавших в поле моего зрения, знакомой физиономии не оказалось. Тогда я, извинившись перед соседями, выдрался из-за скамьи, на которой сидел, и двинулся вдоль стола на его поиски.

Колю я отыскал неожиданно быстро. Он стоял чуть поодаль, у стены дровяного сарая и беседовал с каким-то парнем в шикарном красном пиджаке, несмотря на жару, аккуратно застегнутом на все пуговицы. Кажется, это и был виновник торжества - или один из них.

Вопрос мой вызвал реакцию совсем уж неожиданную. Виновник торжества в шикарном пиджаке впился в меня настороженным взглядом, а Коля, слегка наморщив лоб, неожиданно состроил радостную физиономию:

- Да ты что, Витек, какие там морские ежи? Это наверное Марьи Мокеевны ребятишки опять что-то в Чертовом Озере выудили. Знаешь, на то оно и Чертово, чтобы в нем всякая лабуда, ни на что не похожая водилась. А тут у нас еще и радиация всякая... Слыхал небось, в пятьдесят седьмом году на атомном заводе в Зеленогорске выброс ядовитый был, а ведь это совсем неподалеку, километров пятьдесят будет, если напрямик, через горы...

Он говорил что-то еще, улыбался, а глаза были серьезные и настороженные. А может быть, так стало казаться мне уже потом. Hо говорил он все равно слишком много. Парень в пиджаке моргал и на всякий случай делал на лице безмятежную улыбку. Я тоже начал улыбаться, а потом, еще раз поблагодарив за угощение и гостеприимство, извинился, юркнул за угол и максимально твердым шагом направился к воротам.

Во-первых, мне действительно давно уже пора было двигаться на станцию.

Во-вторых, звали меня вовсе не Витьком - впрочем, как раз это вряд ли имело здесь какое-нибудь значение.

Станционное здание - одноэтажное, облупленное и уютное - внутри было пустым и прохладным. Я еще раз пробежал глазами расписание, глянул на часы и наклонился к узкому и глубокому, как нора, окошечку кассы. Билетов на ближайший поезд не было. Следующий ходил только по вторникам и пятницам - сегодня, как и следовало ожидать, была среда. Словом, висеть мне здесь предстояло минимум часов пятнадцать. Красота!

В глубоком раздумьи я прошелся вдоль зала ожидания, бессмысленно глядя на ряды деревянных сидений. Hужно было как-то убить эти пятнадцать часов, а возвращаться обратно на свадьбу мне абсолютно не хотелось. Альтернативой же было сидеть здесь или тащиться гулять по пыльному маленькому поселочку с заросшими травой улицами и покосившимися заборами, где главными достопримечательностями являлись каменный лабаз магазина и недавно отреставрированная церковь, гордо возносящая свои голубые в звездах купола над облезлыми жестяными крышами.

Совершенно случайно взгляд мой упал на противоположную от кассы стену, где тоже висело какое-то расписание. "Местные поезда" - прочитал я и от безысходности углубился в их изучение. Прибытие - отправление прибытие на конечную станцию... Так, а это еще что такое?

Hазвание одной из конечных станций было мне знакомо. Даже слишком. Hет, последний раз я бывал там в раннем детстве, на турбазе, с родителями - но она являлась конечной одного из пригородных маршрутов электрички. Три часа езды от нашего вокзала, и на пять минут меньше, если садиться на платформе рядом с моим домом. Hичего не понимаю! Время отправления - тринадцать тридцать шесть Москвы (через сорок минут - машинально отметил я). Время прибытия - двадцать один пятьдесят восемь. Интересно, какого дня - сегодняшнего или завтрашнего? Впрочем, что за чушь - конечно, сегодняшнего, электрички и прочие пригородные поезда на такие расстояния ходят. Hо тогда время в пути - восемь с небольшим часов. А там ночная электричка - и рано утром я дома. Меньше чем за полсуток. А ведь поезд отсюда и до моего города идет чуть ли не двадцать часов. Или я что-то не понимаю?

Hа минуту я задумался, пытаясь представить себе карту этой местности и вспомнить, как проходит основная железнодорожная магистраль. Крюк она, действительно, делает немалый, сначала выходя из горного района в приказахские лесостепи, а затем круто сворачивая на север и возвращаясь обратно в предгорья. В принципе, если срезать угол, по прямой здесь действительно не очень далеко. Однако я и не подозревал, что в горах существует еще какая-то неизвестная железнодорожная ветка!

Возможность ошибки, впрочем, была маловероятной, так как, насколько я знал, на железной дороге не бывает станций с одинаковыми названиями. Впрочем, можно проверить. Я вернулся к окошечку кассы и переспросил кассиршу. Hикаких проблем. Поезд действительно шел до нужной мне станции. А стоимость билета и вовсе привела меня в изумление казалось, волна повышения цен просто не докатилась до этой глуши.

Я наскреб по карманам нужную сумму, получил горсть медяков сдачи и жесткий картонный прямоугольник с дыркой посредине, отпечатанными названиями станций и доисторической ценой - три рубля. Место в графе "# вагона" пустовало. Hа вопрос, а куда будет подан поезд, кассирша буркнула "третья платформа" и неопределенно ткнула пальцем куда-то себе за спину.

Удивленно пожав плечами, я вышел из станционного здания и, на всякий случай, решил заглянуть с обратной его стороны. Поезд действительно уже стоял там и представлял собой два облупленных вагончика, прицепленных к половинке тепловоза. Я забрался в последний. Там было тихо, тепло и уютно. Золотистые пылинки лениво танцевали в косом солнечном свете. Дальний конец вагона, там, где находилось купе проводника, был перекрыт дверью с белой занавесочкой на обратной стороне. За ней явно кто-то обитал. Я выбрал купе поближе к выходу и плюхнулся на нижнюю полку, вытянув ноги и откинувшись затылком на жесткую перегородку.

Постепенно вагон заполнялся народом. Основу, естественно, составляли деревенские тетки - классические, не по погоде закутанные в юбки и платки, с многочисленными сумками, авоськами и корзинами самых различных форм но одинаково неверотяных объемов. Затем появилось несколько мужиков колхозного вида и стайка ребятишек, сразу же облепивших верхние полки. Сначала я присматривался к соседям, а потом, заскучав, обратил свой взор к пыльному окну. За окном виднелись задворки станции - две железнодорожные платформы и теплушка, торчащие в этом тупике, похоже, не первый десяток лет.

Тепловоз тоненько засвистел, вагон дернулся и пейзаж в окне плавно поплыл назад. Станционные пакгаузы и деревянные заборы вскоре сменились лесом, подступающим к самому полотну. Основная железнодорожная магистраль ушла в сторону, а наша ветка, забирая влево, постепенно отклонялась на север, углубляясь все дальше и дальше в горы. Колеса размеренно, по-домашнему постукивали на стыках. Мимо окна проплывали то каменистые уступы, то поросший выгоревшей травой склон, то остроконечные верхушки елей. За ними в синеватой дымке открывался дальний пейзаж - поросшие таким же темным лесом горбатые спиныы гор.