Старшие сыновья - Борис Вячеславович Конофальский

Лодка еле тащится против течения. Иной раз кажется - она просто стоит на месте. Горохов знает, что до нужного ему места рукой подать, даже пешком по берегу, по барханам, он смог бы дойти часа за четыре, а на мотоцикле и в час уложился бы. Но ему было нужно именно приплыть туда в лодке. Вот он и плывёт. Берег оброс высоким рогозом, камышом. Какие-то диковинные твари шуршат там, шевелятся, иной раз вылезая на свет, на открытую воду. На всякий случай, он держит в левой руке дробовик, а в правой сигарету.

Нет ещё и часа дня, а на термометре почти пятьдесят. Что тогда тут будет в три? Он запахнул пыльник поплотнее, чтобы жара не проникала под одежду. Нужно было укутать и голову, фуражки и тряпки, прикрывающей затылок и шею, было мало, но ему не хотелось суетиться. Надо было докуривать и убираться с солнца. Даже через толстую подошву сапог он чувствовал вибрацию и то, что старый и кривой лист железа раскалён. Он видел дым, что шёл из-под него. Нет, это было не марево, не горячий воздух, не выхлоп, это был легкий едва заметный дым. Чувствовался запах гари. До Полазны было ещё часов шесть, не меньше, впрочем, тут, на реке, с такой скоростью движения он мог ошибиться и не точно определить время и расстояние. Горохов на секунду оттянул респиратор, сделал последнюю, большую затяжку, стрельнул окурком в воду и плюнув на раскалённое железо пошёл по палубе

к рубке.

Единственное место, где можно спрятаться от жары – рубка. Тут, под полом, молотит редуктор не переставая, шумно, но зато в рубке чуть больше тридцати. Можно раздеться и подремать. Конечно могло бы быть ещё лучше, но рубка не герметизирована. Стёкла болтаются в рамах, швы сварки кое-где полопались, дверь запирается не плотно. Наверное, это худшее корыто, что ходит по Каме. Но никто другой за двадцатку идти до Полазны не соглашался. Пришлось нанять эту лодку.

- Жупан, - Горохов снимает фуражку, он почти кричит, чтобы

перекричать грохот редуктора, - там из-под палубы дым идёт.

- Хрен с ним, - беспечно отвечает хозяин лодки, - это уплотнители в движке горят, всё нормально.

«Уплотнители горят – всё нормально? Ну ладно». – Горохов смотрит на капитана, отходит от него и садится, но садится не на шконку с грязным и примятым матрасом, а на мешки с горохом, что свалены у стены под кондиционером. Распахивает пыльник, стягивает перчатки и снимает с шеи респиратор. Самое прохладное место. Тут, наверное, тридцать, не больше. Андрей Николаевич вытягивает ноги. Да, так хорошо. У него есть примерено час. Но подремать, видимо, не получится. Левый берег пошёл крутой, высокий, а лодка так и жмётся к нему, как будто места на реке больше нет. Это Горохову не нравится. Судя по всему, этот Жупан человек беспечный, если не сказать тупой. Тем не менее он как-то выживает, гоняя по Каме свою колошу. Горохов встаёт:

- Слышь, капитан, ты бы не жался к берегу. Может возьмёшь ближе к середине реки? – Он показывает на крутые берега, нависающие над водой. – Тут город далеко, а дарги могут бродить вдоль берега, подойдут к реке и расстреляют твой прекрасный корабль. И меня вместе с тобой. Мы же тут просто мишень.

- Мы и на серёдке будем хорошей мишенью, не велика разница, только чтобы нас увидать тут, под берегом, нужно подойти к самому краю, а чтобы увидать на середине реки, нужно залезть на любой бархан в степи. – Жупан, кажется, смеётся над ним. - Не боись инженер, даргов к реке казаки не пускают, если кто нас тут и расстреляет, так это они. Казачки как раз тут по берегу кочуют.

«Казачки кочуют – это хорошо, лишь бы сейчас на берегу не сидели».

Они инженеру и нужны, для них он везёт ценный подарок. Ладно, пусть так. Горохов вглядывается в левый берег, он уже ищет место. Прежде чем он прибудет, им надо будет ненадолго остановиться. Ему нужно кое-что сделать. Жупан об этом предупреждён. Горохов подходит к нему и становится рядом. Пора уже начинать выбирать место для стоянки.

Капитан редко моется, хотя «опреснитель» на его корыте имеется. Он толстоват для здешних температур, фурункулы на лице и шее, зубы плохие, клочковатой щетиной пытается маскировать проказу на подбородке, от него попахивает самогоном.

- Значит казаки? – Спрашивает Горохов, глядя на левый берег реки.

- Да, они по берегу кочуют, им вода и масло для квадроциклов нужны, так что далеко от реки не отходят, а даргов… Даргов тут мало. – Кричит капитан, перекрикивая работу редуктора.

- Всё равно мне кажется, что на середине реки будет безопаснее.

- Это тебе так кажется, инженер, - капитан опять смотрит на него чуть свысока: мол, что тебе там может казаться, саранча ты сухопутная, а после объясняет, - там на серёдке омут на омуте, и в каждом по бегемоту, а в каждом бегемоте по пятнадцать-двадцать центнеров, они злобные – ужас, кидаются на каждую проплывающую лодку и бьют её снизу, врежет так, что подпрыгнешь. В позапрошлый мой рейс один такой так врезал, что корма потекла. Шов на днище у винта разошёлся.

Горохов больше спорить не хочет, понятно, что Жупану лучше знать, как ходить по реке.

- Да и расход топлива на серёдке побольше будет, - добавляет Жупан и заканчивает разговор, - ты бы поспал инженер, до Полазны ещё часов пять хода, до темноты, думаю, дойдём, а если кто по нам начнёт стрелять, я тебя разбужу,- ухмыльнулся капитан.

- Ты забыл? - Говорит ему Горохов. - Нам ещё остановиться нужно.

Кое-что выгрузить. Ты давай ищи место, шутник. На левом берегу смотри.

Капитан опять ухмыляется. «Шутник». Горохов понимает, отходит от него, снова садится под кондиционер на мешки.

Но долго сидеть ему не пришлось.

- Эй, инженер, - кричит капитан, - вон место. И приметное, и глубокое, я там смогу к самому берегу подойти.

Горохов встаёт, сморит куда кивает Жупан: по левую руку обрывистый, крутой берег. А на берегу как клык, над обрывом, торчит скала из жёлтого песчаника. Да, место приметное,