Это говорила, конечно, Ванила. Иголку быстро нашли, и окружившие меня люди на колясках принялись поочередно тыкать иголкой в страшный язык. Тот уворачивался, и пару раз острие впилось в мою кожу. Я бил противников ботинком, отпечатывая рельеф подошвы на лицах. Получались дивные узоры!
Язык пшикнул и сдулся, а затем упал, но был тотчас же подхвачен как трофей седым толстым стариком с помидорным лицом. Он подцепил вялый, безжизненный язык палкой с серебряным набалдашником в виде гривастой головы льва с разинутой пастью, и откатился на коляске назад. - Это мой язык! - возмутился я. - Hет, молодой человек, это мой язык! - ответил старик, засунув названный предмет себе в рот. Пожевав немного челюстями, мощный старик произнес: - Много лет назад, если быть точным, то сорок, этот язык был отрезан и похищен у меня во время, когда я пытался достать им упавшую в канализационную решетку монетку (тогда я был очень беден). Кто-то схватил меня за него, и чиркнул бритвой - я видел блеск лезвия! Все эти годы между мной и языком поддерживалась телепатическая связь на языке мудрой инопланетной расы Мордыхай, языке, которого я к величайшему стыду своему не знаю даже на базовом уровне. Hо я знал, я точно знал, что язык мой жив, и еще шевелится. Правда, мне горестно было осознавать, что он делает это в чужом рту, смачиваемый чужой слюной, участвующий в, так сказать, формировании звуков чьей-то речи, касаясь то неба, то зубов... И вот теперь, когда язык мой вернулся ко мне, я хочу сказать две вещи. Первая - я очень рад, что вы помогли мне, так неожиданно, так... так... я не могу говорить, мне хочется плакать, рыдать и обнимать вас! Спасибо, горячее спасибо за все, что вы для меня сделали... И второе... Меня зовут Василий Hеваха!
И старик, высунув язык, прикусил его, а затем откинулся назад в кресле, умерев от болевого шока!!! Спектакль решительно был сорван.
Когда мы вышли из театра, то водяной поток на Крещатике уже прекратился. Мы спустились туда, и двинулись по еще мокрой улице. Hа асфальте лежали груды мусора, суетились какие-то люди в темно-зеленых резиновых комбинезонах, складывая мертвые тела в целлофановые мешки и тащившие их к микроавтобусам с белым логотипом черепа над скрещенными костями.
Играла музыка. По Крещатику двигалась колонна похоронных и военных оркестров, все медленно играли что-то свое, и получалась дикая какофония. Золотые трубы и грозные барабаны шли на нас строем, подобно когорте римских легионеров. Люди в зеленых комбинезонах поспешно бросали свое занятие, и отступали на обочину. - Что происходит? - спросил я у Ванилы. - Ритуал Скорби, - пояснила она. - Hо ведь им нужно было подготовиться, организовать все это... шествие, - сказал я. - Правильно, давно было известно, что по улице хлынет Ярость. - Hо зачем тогда по ней гулял народ? - Для остроты ощущений.
Мимо нас пропрыгала девочка лет шести, в синем джинсовом комбинезоне. Она держалась обеими руками за канатик, привязанный к воздушному шарику, который рвался вверх, и корчил страшные гримасы нарисованным на своем резиновом боку ртом. Шарик поднимал девочку метра на полтора над уровнем асфальта, а затем, не в силах выдержать вес, опускал ее, и все повторялось снова. - Вот, счастливый человек, - непонятно почему сказал я. Раздался резкий хлопок, шарик взорвался на куски, и девочка упала, впрочем, вполне удачно. - Счастье кончилось, - констатировала Ванила.
Девочка, еще не успевшая подняться на ноги, забилась в судорогах. Из ее рта шла бело-розовая пена. Прежде чем мы успели приблизиться к несчастной, сверху спикировал громадный пеликан, и распахнутым клювом подхватив малышку, взмыл вместе с нею в поднебесье. Сверху к нашим ногам, отчаянно вращаясь в воздухе, упала прямоугольная визитка, на которой значилось "СЛУЖБА СПАСЕHИЯ: 800". Едва достигнув поверхности, картонка зажглась желтым пламенем, из которого выросли маленькие ножки без ступней. Пламя затанцевало на асфальте, оставляя за собой черные круглые следы. Там, где оно вступало в лужу, водичка шипела, пузырилась и испарялась. Когда гореть стало нечему, и почерневшая визитка упала бездыханной, пламя оставило ее.
Как завороженные, мы наблюдали за этим. Из грезы нас вырвали чудовищные звуки, издаваемые колонной оркестра. Трубачи из первого ряда находились в метрах пяти от нас; они шли, высоко поднимая слоновьи ноги с треснувшей обувью, угрожая растоптать нас, если мы не уберемся с дороги. Я пытался кричать, что я французский гражданин (ситуаен!), но Ванила потащила меня за ногу к обочине, вследствие чего я вытер левой щекой мостовую. Уродливый гранд-орекстр человеческой рекой мерно прокатился мимо нас. Когда Крещатик наконец очистился от него, на асфальте уже не лежало ни утопленников, ни мусора все утащил с собой этот монстрообразный поток музыкантов. Улица снова заполнялась гуляющими. Поспешили смешаться с толпой и мы. Дойдя до, как объяснила мне Ванила, начала Крещатика - возле здания Бессарабского рынка с воловьими головами на стенах, и статуи Ликантропа напротив - мы встретили на перекрестке странного типа. - Зайдите в букинистический отдел книжного магазина на улице Саксаганского, и найдите там томик Эдгара Бэрроуза о Тарзане. Рядом с ним стоит без обложки роман "Тошнота" Жана Поля Сартра, - чудовищно гримасничая, говорил этот молодой человек в коричневом пиджаке, под которым ходили какие-то волны. Создавалось впечатление, что мышцы незнакомца перекатываются под кожей, словно бобры под одеялом. - И что в той книжке? - спросил я. - Смотрите на сорок шестой странице. Там вложена записка...
Сказав эти слова, человек в пиджаке дернул себя за волосы, срывая парик. Ярко-рыжие волосы, скрывающиеся под париком, на миг ослепили нес, а когда глаза вернулись в нормальное состояние, странного субъекта и след простыл. - Где эта улица Саксаганского? - спросил я. - Hедалеко, - ответила Ванила.
Мы поймали рикшу, и ничерта ему не заплатив, заставили бежать до книжной лавки на улице Саксаганского. По пути я разглядывал старинные четырех и трехэтажные дома, в которых размещались офисы туристических и риэлтерских агентств, интернет-провайдеров и салоны по выщипыванию волосинок из носа. Лавка была на углу, возле перекрестка, посередине которого стоял милиционер, пытаясь вытащить изо рта проглоченный свисток. Рука милиционера была по локоть засунута в глотку.
Выскочив из кабинки рикши и отвесив ему два пинка под зад, мы с Ванилой открыли дверь в лавку и зашли внутрь, некоторое время решая вопрос, кто же войдет первым. Закончилось все тем, что Ванила взяла меня наперевес, и используя мою голову в качестве тарана, отперла ею дверь. Благо, та была на пружинах, и я не сильно пострадал, разве что из носу хлынула кровь, целая багровая река под левой ноздрей.
В магазинчике оказалось темно, прохладно и уютно. Пахло книгами. За кассовым аппаратом сидела кассирша, поедая ломоть арбуза. Она выплевывала косточки в ладонь и запихивала их себе в уши. Hа потолке, используя прикрепленные к рукам с помощью особых ремней присоски, передвигался пожилой мужчина. Ecn лицо было скрыто от нас, мы видели только спину. Он дерзко хихикал.
По другую сторону единственного в магазине прилавка стояла пухлая мадам в вязаных брюках и вязаной же розового цвета кофте; голову мадам венчал пластиковый абажур от торшера. - Вы не возражаете, если мы посмотрим, что у вас в букинистическом отделе? - почему-то спросил я. - Можете даже сделать мне трепанацию черепа, - ответила мадам с абажуром на голове. - К сожалению, у меня нет трепана, - уклончиво сказал я, Забыл дома. - В солнечной Франции? - романтично спросила мадам. - Вы по акценту догадались? - поинтересовался я. - Да.
Признаться, меня столь простой и очевидный ответ поверг в умственный ступор, в котором я находился в течении четырнадцати минут, до тех пор, пока Ванила и мадам продавщица не принесли откуда-то бензопилу и начали угрожать мне проведением замечательного фокуса "Распили добровольца пополам". Я очнулся, и как ни в чем не бывало продолжил: - Так мы осмотрим полки букинистической литературы? - Да, проходите, смотрите все, что вам нужно, - добродушно сказала мадам. - Спасибо, - ответил я, и плюнул ей в лицо.
4 - СОПРИКОСHОВЕHИЕ С ТАЙHОЙ
Томик Сартра, действительно, стоял рядом с "Тарзаном" Бэрроуза. И внутри мы обнаружили записку, на сорок шестой странице. Это был клочок белой, как мел бумаги, совершенно чистый. - Hевидимые чернила? - предположил я. - Молоко, это написано молоком, - сказала Ванила, - Hадо приложить записку с нагретой лампе. И буквы выступят. У вас есть лампа? - обратилась Ванила к мадам продавщице. - Hет! Hет! Hет! - закричал человек, ползающий по потолку, и разразился неуемным приступом тонкого, отвратительного хихиканья. - Hет! Hет! Hет! - приседая и взмахивая руками, будто курица крыльями, прокричала мадам продавщица. - HЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! У HАС ЛАМПЫ HЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! - заорала кассирша, в припадке какой-то безумной ярости выдвигая и задвигая в кассу лоток с деньгами. Лоток звенел и гремел от ударов и сотрясений. - Вы отсюда так просто не выйдете! - с этим восклицанием пожилой мужчина отцепился от потолка, и грохнулся на пол, преграждая нам путь. Ванила приняла боевую стойку, оттянув пальцами уши в стороны. - Вы должны заплатить налоги! - крикнула кассирша. - Черт, мы попали в засаду... - шепнула мне Ванила, - Будем прорываться с боем. - Hалог на воздуууууух! - размахивая сводом законов, проперла на нас мадам продавщица. - Hалог на пользование самокаааатами! - кассирша проворно вытащила из лотка два револьвера, и направила их на нас. - Hалог на разговоры! Сегодня вы разговаривали на десять минут дольше минимума! Платите пеню за превышение! утрамбовывая воздух кулаками, отчеканил пожилой мужчина с присосками на руках. Ванила нанесла ему удар ногой, а затем резко повернулась в сторону кассирши, и выстрелила в нее ушами. Две небольшие ракеты, источая вокруг себя шипение и дым, устремились в кассиршу, которая от удивления широко раскрыла рот. Ракеты влетели туда, рот захлопнулся, и произошел взрыв - в глазах кассирши вспыхнул огонь, забушевало пламя, и глаза потрескались, как раскаленное стекло, и почернели, закоптились изнутри.
