А вот кусочек географической карты Европейской части ЕК вызвал у меня огромадный интерес. — Не может быть! По северу, в районе арктического побережья были высокие горы, с чудьненьким названием — Задвинутые горы. — Да тут и климат другой! А почему, собственно говоря, исторические события так совпадают, а?
Нашёл остальные документы Борна. — Ба, Борн, ты старшина запаса! То есть вахмистр. Если что, буду в драгунском полку служить вместе с Будённым! Тю! Чертёжник чертёжных и графических работ по ВУСу. Значит при штабе. Тьфу-тьфу, чтоб войны не было! А вот и дембельский альбом. — Борн, а что это у тебя за татушка? «Люберцы. 1994–1996 гг.» на правом бицепсе. Полез смотреть. — Красота! Стоп, Борн был свидетелем «черёмуховой революции», вот незадача! В семейном альбоме посмотрел на семейство Борнов, на последней странице, на меня смотрела Лолита — эмо. — У девочки, что — интерес к мистике? Или она любит фэнтези? Технофэнтези я бы ещё выдержал. Включил комп Борнов — «Самсунг» — где было много игр — «стрелялок», фото, видеоприколов, музыка больше наша. У Матильды — папка с документами по фармацевтике, папок Лолиты в ПК не было. — Наверное, у неё свой ноутбук. Кликнул по значку «Scene», аналогу «Опере». — Интернет, ку-ку, интернет — накрылся! «Самсунг», можно отключать, включаем «Тошиба» Ардальона. Пароль. Щёлкнул — «1965» — ноутбук засветился рабочим столом. — Йесс, знай наших! Ноут чисто делового человека, никаких излишеств, заставка «родная». Подключил первый внешний жёсткий диск — тебифлешка — оказалась забита до отказа фильмами, мультиками, музыкой, играми типа «Русские рулетка и рыбалка»; во второй та же картина. — Опаньки, фильмы Тинто Брасса, папка «Любительское видео», игры для взрослых. Прячем в скрытые файлы! Выключаем «Тошиба». — Борн, где же ты прячешь технологию изготовления АК-47 в домашних условиях? А золото-бриллианты имеются? Золото Матильды я-то нашёл в ларце на полке, где лежали трусы Борна — красные шёлковые — в своём большинстве. — Всё баиньки! «Ролекс» показывал 00–55. Разложил диван в зале, постелил простынь чёрную шёлковую, и пошёл рассмотреть в зеркало своё новое тело.
Итак, мне досталось тело под девяносто килограмм веса, 180–182 см роста. Нигде не болит, не скрипит, но мышление и IQ близки семидесяти баллам. — Ох, уж этот учёный Вильгельм Штерн в 1912 году. Ай-ай. И в койку. Заснул моментально.
Утром проснулся рано. Где-то в 2 часа ночи проперлись ляльки, сказали: «Нам там страшно»! И улеглись по бокам, без разрешения меня и это самое. Под утро сложили на меня свои ноги-руки с двух сторон. Еле выбрался из под их конечностей, с отёкшими своими. Желчный и злой выбрался. — Добро берёт количеством, а зло качеством, стало прямо одолевать меня грешного. — Вчера, тебя, Михалыч, впихнули насильно в тело какого-то Борна, сегодня оттоптали телу все «ласты» с утра пораньше. Непорядок! Покосился на ляжки спящих лялек, надел халат и выглянул в окно. По улице местные гнали коров, активно разглядывая «дом джинна». На улице — пастораль, мысли стали прояснятся. — Начнём летнюю неделю добра! На кухне вскипятил чайник, в чашку с кофе добавил сахар и молоко, пошёл встречать восход местного солнышка. Прошёл к палисаднику. Светило поднималось неспешно — монументально. Воздух был свежий: степной с примесью морского бриза. — Лепота! Потому мы и радуемся, попадая в природу, потому что тут мы приходим в себя. Не забывайте своих корней, клоны сынка моего Буратино! Кофе прекрасно вписалось в меня вместе с сигаретой. Станица медленно просыпалась. Кукареку, гав-гав, мяу, бее и буквы русского языка составляли главный «ландшафтный дизайн» утренних звуков Ясной. Лирика моих мыслей стала сменяться незамысловатой философией. — Всё действительное в Ясной разумно, всё разумное действительно. А веления светил — Луны не видел — для нас темны. — Ладно, будем искать смысл жизни в зависимости от её качества. И ещё, сегодня нужно постараться обойтись без голого энтузиазма. Напротив, у атамана, Катерина Васильевна занесла, что-то в курень. — Молочка понесла своему атаманушке? Сосед атамана запрягал в телегу лошадь. Походил по палисаднику, рассматривая соседские дома. — Странно. Домики были в греческом стиле. Черепица, толстые стены, наличники покрашены в синий колер, богатые на цветы палисадники.
О ту пору с начала нашего квартала послышался топот. И у двора атамана застыл неосёдланный конь с юношей-казачком без головного убора. — Интересно, что ему от атамана надо? С любопытством наблюдал за выходом Шатрова к гонцу. Потом за выездом атамана, махнувшего мне рукой. Гонец поскакал, видимо, к правлению с ЦУ атамана. — Что случилось? Что за спешка? В непонятках вернулся в дом. Бриться не стал. — Буду со щетиной, а то тут все усато-бородатые. В кладовке нашёл три комплекта полевой формы австрийской(!) армии и военные ботинки фирмы Beltes. — Однако, Борн! В один комплект переоделся. Из зала в свою спальню прошагали ляльки.
— Доброе утро, хозяин. Воевать собираемся? — Язва всё-таки Зося! Вернулся в зал. Ляльки диван сложили. Опоясался ремнём с кобурой: — На всякий случай. Пошёл на кухню красоваться и позавтракать заодно вместе с Зосей и Лиэль. Завтрак готовила Зося: яичница, бутерброды, сыр, апельсиновый сок и кофе. Ляльки щеголяли в коротеньких розовых халатиках, умытые, невыспавшиеся и капризные; пахло от них вкусно, по-домашнему.
— Амазонки — это одичавшие домашние хозяйки, — озвучил увиденное.
— Фи, Борн, это пошло, — ответ Зоси. — Видно не выспались девушки. В столовую влетел Борисов с шалыми глазами.
— Борн, там «белые»! Выбежали к забору, Борисов лялек из дома не пустил:
— Срамоту прикройте, мля! По дороге и, правда, двигался конный, сабель в семьдесят, отряд, при трёх повозках с пулемётами «Максим».
— Ты глянь, сплошь офицерьё. Борн, откуда эта шайка-лейка нарисовалась? Мимо нас двигались удивлённые, загорелые, обвешанные оружием молодые люди с офицерскими погонами на плечах. Все датые.
— Откуда — откуда, от верблюда! От головы отряда, оглянувшись, отделился атаман и прорысил к нам.
— Счас, у приятеля спрошу, — нашёлся Николаич.
— Доброго ранку, господа, — Ты смотри, как огурчик, атаман! Как будто и не пил вчера! — восхитился я.
— Доброе утро! Атаман, а эти откуда?
— Из августа 1920 года, полуэскадрон есаула Ястребова, 1-й Кубанской казачьей дивизии генерала Бабиева. Шли на Брюховецкую, а попали к нам! И не верят, черти, моему офицерскому слову!
— А сейчас один умник скажет, Борн решит вашу проблему, господин атаман.
— Не, Рома, я тоже поеду. Переоденусь только. Это же надо так попасть!
— Роман, тебе бы довооружится, — заметил Шатров, — Твоя помощь нужна. Нацепил на себя берцы, бронежилет, подсумки, американскую каску, солнцезащитные очки, в руки взял «Узи». Завели «Ниссан», опустили стёкла и поехали догонять отряд Ястребова. В машине произошёл удивительный разговор, шедевр непоняток.
— Эти черти ещё вчера вечером в станице очутились. Пьяные до изумления. Ну, Евсиков мне и удружил. А потом скажет, что забыл, блин.
— А у тебя с Евсиковым, что, проблемы?
— Агхи-пгоблемы, Даю слово джедая.
— Ну, ты выдал, мля!
— У вас толковали: «Нет человека, и нет проблемы»?
— Да.
— Золотые слова. Кто это сказал? Питерские?
— Не, один усатый кавказский дядька.
— А, знаю. Сталин, генсек ВКП (б). Ох. Ну и выверты у местной инфосферы!
— !?
— Это, что я сказал?
— Ты, дядя Пушкин. Дальше мы услышали от атамана много американских слов. «Фа-фа-фа», в переводе. Можно было ими разгонять толпу. В лёгкую. Я поглядывал на вопящего атамана, а в голове сидела одна мысля, что слушаю выпускника средней школы успешно списавшего на ЕГЭ. Ученика начала 21 века. Мысль здравая, одинокая, и благополучно мною забытая. — Атаман, ну ты выдал, мля! Борн, паркуйся. Джип поставил у порожков.
У РДК уже собралась большая толпа, в которой успешно растворились офицеры Ястребова. Жители станицы, человек триста, в праздничной, яркой у женщин, одеждах, разбившись по кучкам, оживлённо делились впечатлениями.
— Это, что я последний об отряде узнал? Ну, кумушки… И атаман вышел из машины.
— Господа офицеры, становись в две шеренги! Офицеры построились. Станичники жадно стали ждать представление. Их взгляды и офицеров и машину обжигали. Шатров толкнул приветственную речь, потом местный батюшка, потом воинский начальник Евсиков. Трезвый, как и Шатров. Офицеры были всем этим прилично ошарашены, а мы мирно сидели в «Ниссане», дожидаясь конца «партсобрания», как выразился Борисов.
— Смотри, Борн, а в ДК кто-то есть! Вон личико видишь? И, правда, на втором этаже, там, где находился танцзал, виднелось женское лицо.
— Это что ещё одна проблема? — только и успел сказать. Потом меня вытащили на всеобщее обозрение, атаман решил сразу поставить все точки над «и» в споре с Ястребовым. Есаул, похожий на актёра Сергея Стрельникова (Чапай), спор сразу проиграл, офицеры, покинув строй, взяли нас в плотное кольцо. Посыпалось столько вопросов, что не успевал отвечать. Меня вертели, щупали материал БЖ и униформы, смотрели «Узи», пистолет, джип. Вели себя совсем как дети. — Хороши детки, Первая Мировая, потом Гражданская война, наверное, воюют лет пять-шесть уже. И глаза. Какие они жёсткие. Шатров, снисходительно улыбаясь, стоял на порожках РДК. К нему протиснулся конный гонец и, свесившись с седла, что-то прошептал на ухо. Снисходительность у атамана сразу испарилась, лицо пошло пятнами, стало удивлённо-озадаченное. Офицеры сразу сообразили, что ещё что-то случилось. И меня турзучить перестали. Атаман, надолго задумался, смешно жуя нижнюю губу, потом, спешил нарочного, с седла выдал свежую новость дня:
