На сцену выбежала девушка в очках и чёрном берете, бесцеремонно потянула за рукав охваченного стихией рифмы рабочего. Он недоумённо повернулся к ней, на сцене произошла заминка, и все зааплодировали, посчитав, что читающий закончил.
Паша взяла свою подругу за руку:
- Сил моих нет, пойдём на свежий воздух!
Они вышли, и Катерина вновь стала приставать:
- Ну, Пашуня, давай дождёмси танцев!
Возле торцевой стены клуба, брызгая маслом, тарахтел английский агрегат с динамо-машиной, возле него суетился перепачканный парень. Они обошли открытые окна и пристроились с другой стороны, на лавочке среди кустов сирени. Отсюда была видна вторая дверь клуба, из которой можно было попасть прямо на сцену. Дверь отворилась, из неё вышли двое: девушка в чёрном берете и долговязый парень, читавший стихи.
- Как ты мог? Как ты.
- Да что я такое сделал? Тебе, что, не нравится Есенин?
- А в утверждённой программе он был? Может, я объявляла эту фамилию? - кипятилась настырная девушка. От волнения она сняла очки и часто моргала ресницами. - Я руководитель агитпоезда, и я следую линии нашей партии: Есенин - поэт упаднический, к тому же своими кабацкими выходками дискредитировал своё имя, имя поэта.
- Мария, ты руководитель агиткобылы, а Есенин был и останется большим русским поэтом. Можешь жаловаться на меня.
От волнения защитник Есенина заикался, чего не было с ним на сцене. Мария резко повернулась на каблуках и исчезла за дверью, а парень закурил папиросу. Он увидел девушек и подошёл к ним.
- Почему не в клубе - не интересно?
- Стихи интересные. Сильно накурено, голова болить. - бойко ответила Катька, хотя длинный смотрел на Пашу.
- Ну, что ж, тогда приглашаю вас на танцы!
* * *
Теперь в зале курильщиков поубавилось. Осталась молодёжь, быстро растянули лавки вдоль стен, но лузгу от семечек и окурки убирать не стали. Это разве помеха!
Кто посмелее, собрались поближе к аккордионисту. Он сидел в зале, на стуле, рядом с ним стояла всё та же ведущая концерта, в берете, со скрипкой в руках.
- Кавалеры приглашают дам! - громко объявила Мария, и в зале раздалась плавная мелодия вальса. Аккордеон это не гармошка, в глазах большинства этот инструмент казался символом города, а тут ещё скрипка! Все смотрели на музыкантов, не спеша выходить на середину. Паша с Катей стояли у стенки, тихонько переговаривались, наблюдали, как первые пары несмело начинают кружиться на дощатом некрашеном полу. Да и те не местные, приезжие. Вон Николай, местный водитель грузовика, стоит, смолит цигарку, улыбается, танцевать не спешит. Паша ненавидела табачный дым и прокуренных мужиков. Ей опять вспомнилось почти девичье лицо Жоржа - тот не курил, вздохнула она. Девушки уже выходили парами, не дожидаясь парней, танцевали друг с другом.
Вдруг Паша заметила, как долговязый, тот, что читал стихи, пересекает зал и идёт прямо к ним. Неужели приглашать станет? Кого - меня, Катьку? Пусть лучше Катьку, та рвалась на эти танцы, вот пусть .
- А вот и наши девушки, давайте знакомиться! Андрей!
Он протянул руку, и Паша заметила, что эта белая рука не была рабочей. Ну да, когда ж ему работать, если ездит с концертами! Она свои, с огрубевшей на ладонях кожей, почерневшими ногтями, спрятала за спиной и подавать не думала. Катька же с готовностью протянула ладошку, представилась: «Катерина! А это.»
- Анна! - неожиданно для самой себя выпалила имя своей сводной сестры Паша. Ей не нравилось собственное имя Прасковья, а Паша - ей казалось похожим на мужское.
- О! Сколько героинь носило это имя! Каренина, Снегина. Позвольте Вас пригласить!
Пашино лицо покрылось краской, ей было мучительно стыдно за свои руки, но какой-то голос сказал ей: чего тебе бояться? Она левой рукой оправила ситцевое платьице и пошла за Андреем. Подумаешь, агитатор! Тебе меня ни за что не сагитировать! Она уже имела опыт, когда парни, танцуя, прижимают к себе, и они храбры благодаря выпитой самогонке, и от них несёт сивухой и табаком. Но этот? Нет, он повёл плавно, едва касаясь талии отставленным большим пальцем, её ладонь он держал далеко впереди и скользил вслед за ней легко, угадывая каждое её движение.
Его тёмные вихры спускались на бледный лоб, и выразительные глаза смотрели на неё неотступно. Он стал разговаривать с ней, спрашивал об учёбе, интересовался её жизнью, и она поняла, что Андрея нельзя сравнить с деревенскими парнями, которые не могут связать и полслова. Её отчуждённость как-то сама по себе стала пропадать, и она стала вслушиваться в его голос, в котором сквозила насмешливость, даже по отношению к самому себе.
Звук работающего двигателя за окном, напоминавший стрекотание кузнечика, вдруг захлебнулся, лампочки на потолке сразу потускнели и, сделав несколько судорожных вспышек, погасли. Звуки вальса не замолкали, но пары остановились, и её партнёр, чтобы избежать столкновения с соседней парой, впервые захватил ладонью её талию, сжал руку и приблизил Пашу к себе так, что они почувствовали дыхание друг друга. Странная истома пронизала тело девушки, и она не отстранилась, не оттолкнула сильное мужское тело, а наоборот, прижалась к нему, словно прося защиты.
Какие-то секунды длилось это, и свет вспыхнул снова, осветив смущённое раскрасневшееся лицо Паши. Они снова кружились, и снова он смотрел на неё не отрываясь.
- Скажи, у тебя есть парень? - спросил он неожиданно. И она, повинуясь безотчётному желанию защититься, снова соврала:
- Есть.
- Вот и правильно! Что нам дала революция, знаешь? Каждый будет жить с тем, с кем захочет. Жениться не обязательно. Коллонтай придумала теорию стакана воды...
- Не слышала.
- Ну, это. в общем: долой предрассудки. Если мужчина и женщина нравятся друг другу, для них вступить в связь так же просто, как выпить стакан воды. Это даёт людям свободу! Если ты в пустыне и нет рядом источника, к которому ты привыкла, надо .
- Выпить стакан воды у того, кто его предложит?
- Ты умница!
- Я этого не знала!
Музыка замолкла, и они подошли к Катьке, которая стояла с ухажёром, и тоже из агитбригады. Оба вызвались провожать девушек, потому что Паша (Аня!) засобиралась домой. По дороге Андрей рассказывал о светлых днях, которые наступят для трудящихся, но у самой хаты он обнял свой пиджак, наброшенный на плечи Паши, и прошептал ей в ухо:
- Может, пригласишь к себе?
- У нас в хате таких как я ещё пять человек. Поди, спят! А на полу - клопы.
- Так, может, в сарае есть солома?
- Солома в сарае есть, а в сенцах - студёная водица из колодца, в деревянной бадеечке. Стакан не обещаю, но полную кружку могу вынести. До встречи!
Паша взяла за руку Катерину и потащила её в хату. Ночью Паше опять приснился Жорж.
* * *
В этом, тридцать четвёртом, году жизнь стала налаживаться. Почти два года молодые девчата просидели на капусте: капуста тушёная, салат из свежей капусты, капуста варёная. Паше так хотелось хлеба, что она мамин подарок - вязанный шерстяной свитер поменяла на лепёшку. Но сейчас ученицам училища стали выдавать «коммерческий» хлеб по списку: два рубля за килограмм. Благодаря тому что Паша получала повышенную стипендию в семьдесят рублей, а в столовой стали кормить бесплатно, у неё кое-что оставалось: она прятала деньги в платочек, завязывала его узелками и прятала в дыру в матрасе. Вот закончит училище, купит подарков - маме, папе, Володечке . приедет фельдшерицей, станет принимать односельчан в белом халате.
В этом же году за хорошую учёбу её премировали отрезом креп-жоржета. Впервые она пошила себе платье из материала, о котором мечтали все девчонки; впрочем, и её сокурсницы к этому времени стали одеваться неплохо.
На последнем курсе группу в пять человек отправили на месячную практику в венерический диспансер под Воронежем. Здесь начинающие жизнь девочки вплотную познакомились с её изнанкой. Высокие стены больницы напоминали тюрьму, да и по сути она была таковой для многих, проходивших лечение принудительно.
Как-то привезли парня двадцати лет с обезображенным, заживо гниющим лицом. Сопровождающий санитар сказал: «Волчанка, должно быть!» Главный врач, человек с немалым опытом, покачал головой. Из носа парня вытекала слизь. Решили делать анализы на реакцию Ганзена. Даже видавший виды главврач вышел из лаборатории побледневший: «Лепра», - коротко бросил он.
Оказывается, парень уехал на заработки в Астраханские степи, пас там скот. Вернулся через два года. Его тут же куда-то увезли, и как Паша ни пыталась узнать, что с ним будет, все отмалчивались или пожимали плечами.
Ещё долго будет стоять перед ней лицо этого несчастного, но именно тогда, на практике, она скажет себе: « Буду учиться, чтобы узнать всё о страшной болезни, которую нужно победить».
Словно читая её мысли, после выпускных экзаменов подошёл к ней профессор Нэйтс: « Вам надо учиться в мединституте, из вас получиться хороший врач! Поработайте пару лет по распределению, наберитесь опыта и поступайте! В скором времени, Ваш покорный слуга будет преподавать в Воронежском институте. Через два года - прямо ко мне!»
