за оформление бумаг?
- Но каких? Я ничего не знаю, - ответила Зина.
- Я вам все расскажу, - улыбнулся доктор.
Через час, успокоенная и обнадеженная доктором, Зина возвращалась домой.
Но время от времени воспоминание о грязном мужичонке на банкетке в
диспансере почему-то смущало и тревожило ее. Зина, наученная книгами,
привыкла в каждом почти явлении видеть предзнаменования и символы, и
теперь никак не могла понять значение этого образа. Но за последующими
61
хлопотами и собиранием справок на отцовской работе этот образ постепенно
поблек, а потом и вовсе исчез.
Через два месяца усилиями Зины отца определили в лечебно-трудовой
профилакторий, и они с матерью вздохнули облегченно. Перед отъездом отец
бранился на дочь:
- У, стерва! Отца родного сгнобила, тварь! Погоди еще, отольется тебе! – но
на Зину эти угрозы не производили ровно никакого впечатления, тем более
что отец был на редкость трезвым, а значит, совершенно безопасным.
Мать, правда, тоже немного сердилась на дочь, дулась на нее и то и дело
попрекала, но, привыкнув к спокойной жизни, мало-помалу простила ей.
Весной Зина успешно окончила школу, а летом легко поступила в
педагогический институт. А когда она уверенно сдала первую сессию,
пришла новая радость: в отстроенном на окраине села девятиэтажном доме
им дали просторную двухкомнатную квартиру. Впрочем, это уже было и не
село вовсе, а новый район столицы. Быстро собрали и перевезли нехитрые
пожитки. Зина добавила свою первую стипендию, и новую квартиру
обставили скромно, но уютно. До возвращения отца оставалось еще больше
года, и мать с дочерью наслаждались тишиной и покоем.
Через два месяца пришло известие, по-разному воспринятое в семье. Во
время погрузки лесоматериалов на баржу из-за нарушения бригадиром
техники безопасности погиб отец: слабо закрепленные стропы лопнули, и
огромные бревна, падая с пятиметровой высоты, погребли под собой
такелажника Гвоздева. Дежуривший на погрузке врач, проведя первичный
осмотр, только сокрушенно вздохнул и беспомощно развел руками.
Мать несколько дней не ходила на работу, лежала на кровати и плакала. Зина
как могла утешала ее, хотя понимала, что самый лучший лекарь – это время.
62
А пока выполняла за мать всю несложную работу по дому: стирала, готовила, делала уборку, готовя квартиру к похоронам.
Вскоре тело отца привезли и поставили в обитом красной тканью недорогом
гробе посреди прихожей, так что пройти в квартиру стало проблематично:
нужно было бочком протискиваться мимо покойника, а двум-трем знакомым,
приглашенным на поминки, и вовсе приходилось втягивать необъемные
животы, чтобы успеть занять место за поминальным столом. Эти двое-трое
были приятелями отца, такими же, как и покойный, выпивохами и
матерщинниками. Но сейчас они попритихли, подобрались, напустили на
себя по возможности скорбный вид и косноязычно лепетали матери неловкие
слова соболезнования. Остальных гостей было человек восемь: соседи, брат
матери дядя Петя, бригадир отца Семен Карпович.
В кухню столько людей не поместилось бы, и стол установили в большой
комнате. Гости чинно расселись, приличия ради помолчали, не притрагиваясь
к посуде и дожидаясь слов хозяйки. Наконец мать, укутанная по глаза в
черную косынку, поднялась и дрожащим голосом пригласила дорогих гостей
помянуть погибшего Николая. Умолкнув, мать всхлипнула, уткнулась лицом
в носовой платочек, села и громко разрыдалась. Дядя Петя обнял ее за плечи, успокаивая. Набравшись сил, мать сказала сквозь слезы:
- Кушайте, не обращайте внимания, - и гости, понемногу оживившись,
зазвенели стаканами и вилками.
К концу обеда трезвыми за столом оставались только мать и Зина. Бригадир
Семен Карпович, утешая мать, громко рассказывал ей о профессиональных
достоинствах мужа, о том, что никто так точно и красиво, как покойный, не
умел разделать говяжью тушу. «Товарно, главное – товарно!» - все умилялся
он. Мать, утирая слезы, кивала ему, опустив в пустую тарелку безнадежный
взгляд.
63
«К чему это все теперь? – глядя на бригадира, думала Зина. – Лучше бы
выделили матери материальную помощь от работы, а то вон последние
копейки пришлось за похороны заплатить. Теперь деньги только будут через
месяц, не раньше – мамина зарплата и моя стипендия».
Когда провожали гостей, Зина в прихожей все это и сказала бригадиру – без
обиняков, не стесняясь.
- Это, конечно, дело возможное, - пряча глаза в пол, пробормотал
непослушными губами набравшийся Семен Карпович и поспешил удалиться.
«Сказано – забыто. Разве вспомнит, когда протрезвеет?» - грустно
улыбнулась Зина, однако через неделю мать вызвали в универсам и выдали
материальную помощь – двадцать рублей.
- Доживем, доченька? – спросила мать, откладывая деньги в платяной шкаф.
- Чего же не дожить, мама, - согласилась Зина, - мы с тобой деликатесов не
потребляем. У меня скоро стипендия.
- Да и у меня зарплата вот-вот, - добавила мать.
- Видишь, как здорово, - Зина обняла мать. – Ты давай успокаивайся, впереди
у нас целая жизнь.
Мать знала, что дочь не любила отца, и, уразумев намек Зины, хотела было
снова надуться, но передумала, в душе согласившись с нею.
«А ведь и правда, - решила мать. – Мертвым – земля пухом, а живым жить
надо. Особенно ей. Она у меня вон какая домовитая», - улыбнулась она, глядя
на дочь, накрывавшую на стол.
Постепенно мать оттаяла, снова стала ласковой с дочерью, и в квартире
Гвоздевых, казалось, навсегда воцарились покой и тишина.
Зина училась уже на пятом курсе, когда мать собралась на пенсию.
64
- Устала я очень, Зина, - жаловалась она дочери. – Руки уже отваливаются.
Как ты посмотришь, если я оставлю работу?
- Конечно, мама, - тут же, ни секунды не раздумывая, согласилась Зина. Она и
сама уже несколько месяцев видела, что матери все труднее и труднее рано
вставать и собираться на работу, до которой никаким транспортом не
добраться, а приходилось идти пешком километра два. Два туда, два обратно
– где ж набраться таких сил женщине, которой недавно перевалило за
пятьдесят?
- Отдыхай, мама, - еще раз сказала Зина. – Как-нибудь проживем. Скоро я
получаю диплом, устроюсь на работу, проживем.
- Тебе ведь тоже век не сидеть одной, - издалека начала мать, и Зина,
прекрасно понимая, о чем та говорит, категорично ответила:
- Если ты о замужестве, то пока такого вопроса на повестке дня не стоит.
Надо хорошую работу найти, заявить о себе, достичь чего-то в конце концов.
Я, например, диссертацию хочу написать. Какое уж тут замужество? Семья, дети – всем этим, я уверена, нужно обзаводиться потом, когда сам уже что-то
из себя представляешь.
Матери трудно было возражать ученой дочери, и она не стала спорить,
напоследок промолвив:
- А то квартира есть, жить где найдется…
- Ты моя хорошая! - рассмеялась дочь, кинувшись обниматься. – Спасибо
тебе за предложение, но пока что в своей комнате я буду жить одна. Ладно? –
нежно спросила она, чмокнув мать в щеку.
- Твое дело, конечно, но здоровьишко-то мое не вечное. Внучат бы
понянчить.
65
- Я гарантирую тебе еще несколько десятилетий полноценной жизни, дай
только начать работать, - успокоила ее Зина. - А за внучатами дело не станет.
Если ты так настаиваешь, в ближайшие пять, - она призадумалась, - нет, семь
лет я подарю тебе очаровательного пупсика. Будешь его купать, пеленать, тетешкать. К тому же просто так, с бухты-барахты замуж ведь не выходят, -
вполне серьезно добавила она.
Зина, в отличие от многих ее однокурсниц, ни с кем не дружила, хотя ей
пошел уже двадцать второй год. В то время когда подружки отправлялись на
танцы или в кафе, она предпочитала посидеть в библиотеке и просмотреть
две-три полезные книжки. Она и впрямь никого еще не любила, а
многочисленные заискивания и даже откровенные намеки сокурсников (Зина
и вправду была миленькой) она спокойно игнорировала, не закатывая истерик
и не впадая в морализаторство. Просто отвечала очередному искателю двумя-
тремя вескими фразами, и у того раз и навсегда пропадало всякое желание
возобновлять свои амурные поползновения. Это отнюдь не означало, что ей
вообще никто не нравился. Но Володя Калугин, учившийся на курс старше
нее, в прошлом году окончил институт, работал учителем в подмосковном
Одинцове и, судя по слухам, счастливо женился и уже стал отцом.
Так что все свое свободное время Зина уделяла учебе: пропадала в
библиотеках, делала выписки, вчерне набрасывала дипломную работу. К тому
времени она успела полюбить произведения Андрея Белого и Федора
