20, эсерам — 25, польским партиям — 75, кавказским организациям — 45 и финляндским — 20.
Разоблачения платных осведомителей департамента полиции произвели на общество удар грома среди чистого неба. Разразился скандал внутри империи и за границей. Общественность ряда стран потребовала от своих правительств удаления отделов царской охранки. Ряд высоких чинов полиции были уволены со службы. Государственная дума потребовала от правительства отчета о деятельности тайной полиции и, в частности, отчета Председателя Совета Министров П. А. Столыпина.
Столыпин признал существование в революционных партиях платных осведомителей, высоко оценил их помощь полиции. Он открыто заявил, что полиция не внедряет своих агентов в ряды социалистов, наоборот, сами революционеры предлагают свои услуги чиновникам департамента, и правительство идет на сотрудничество с этими лицами, потому что предотвращенный ими вред значительно превышает суммы, выплачиваемые казной этим людям.
Баку. Баиловская губернская тюрьма. 1908 год.
Семён Верещак с наслаждением пошевелил пальцами ног, как приятно, наконец, почувствовать себя единственным хозяином. Пусть всего лишь несчастной тюремной койки, накрытой продавленным матрасом и засаленным одеялом. Но всё же! Проклятая тюрьма с её переизбытком заключённых! Места катастрофически не хватает. Даже спать приходится по очереди, или вдвоём. Перевернувшись на правый бок, Семён недовольно мазнул взглядом на соседа справа.
- Позёр! Смотрит, как генерал на новобранца. А сам, даже сапоги не снял!
Иосифа Джугашвили по кличке Сосо, Верещак мягко говоря недолюбливал. Он считал его грубым и хитрым мужланом, втайне завидуя его авторитету среди товарищей, твёрдому и решительному характеру. Семён вспомнил, как этот грузин появился в камере – застыв у входа, он обвёл помещение холодным взглядом, многие отвернулись, некоторые спешно отводили глаза. Слава в Баку о Кобе, или как его чаще называли Сосо, сложилась мрачная, по слухам он был тесно связан с уголовным миром. Да, что говорить, когда на него работала целая группа боевиков - маузеристов. Пальнуть из своего немецкого оружия со съёмной кобурой-прикладом, для них было, как через плечо сплюнуть. Одно хорошо, грузинские бандиты в городе не трогают политических. Говорят, что только благодаря этому Кобе.
После появления Джугашвили власть в камере переменилась. Нет, вроде все вопросы по-прежнему решались через выборного старосту, но Сосо почему-то часто обходила очередь по мытью посуды, а уж парашу он не выносил никогда. Чего уж там: два друга – Вышинский и Орджоникидзе стояли за него горой. К тому же, в камере оказались и двое его боевиков – братья Сакварелидзе.
Семён, отдавал должное хладнокровию соседа – только Джугашвили мог спокойно спать, зная, что в это время за окном, на тюремном дворе вешают заключённых, приговорённый к смертной казни. Но, не мог простить его, доходящий до цинизма жестокости.
Месяц назад Митька Грек ножом убил молодого рабочего. Он даже не знал его имени, просто ему приказали наказать провокатора. А вчера в коридоре политического корпуса покалечили молодого грузина. Били все, кто мог, тем, что подвернулось под руку. Все стены были забрызганы кровью жертвы. Кто-то пустил слух, что наводку на шпиков дал Сосо.
Вот откуда он узнал? Хотя понятно, откуда - местные жандармы за золото, продадут что угодно. Кавказ! Тут многое можно купить за деньги.
Семён скривился, криминал в Баку достиг своего апогея. Огромные средства, получаемые от добычи и продажи нефти, привлекали самых разнообразных хищников. Свой кусок стремились урвать все – от армянских головорезов-дашнаков до боевых дружин социал-демократов и анархистов. В ход шли любые способы, от похищения детей до банальных избиений и убийств. Многие богачи, предпочитали стать немного беднее, зато не опасаться, что тёмной ночью вспыхнут твои нефтепромыслы, а с любимым родственником не произойдёт несчастный случай.
Хотя некоторые сознательные граждане жертвовали средства на революционные нужды безвозмездно. Деньги поступали даже из-за границы. По слухам, главный инженер Ротшильдов Давид Ландау, регулярно передавал на нужды партии большевиков значительные суммы. Все знали – заплати Сосо – и проблем с забастовками рабочих больше не будет.
Дело дошло до того, что для получения денег, Джугашвили даже не надо было утруждать себя личной встречей. Достаточно было послать с верным человеком записку, где указывалась требуемая сумма. Платить никто не отказывался. Спокойствие и личная безопасность оказывалась дороже.
Хотя в этом диком городе насилием не гнушалась ни одна из сторон. Нефтяные магнаты нанимали себе охранников из чеченских головорезов. Один из самых богатых людей в Баку, Муртаза Мухтаров, велел своим кочи наказать наглого грузина. Иосифа до полусмерти избили чеченцы.
Хорошо, что Коба никогда не станет царём, с него вполне станется за личные обиды расправиться с целым народом.
(Что до Мухтарова, то он подтвердил свою крутость: в 1920-м, когда Красная армия заняла Баку, Муртаза отказался отдать свой громадный дворец большевикам: “Пока я жив, ни один варвар в армейских сапогах не войдет в мой дом!” Завязалась перестрелка, он сопротивлялся, как мог, но, когда увидел, что врагов слишком много, застрелился. Его красивая жена Лиза, для которой и был построен дворец, пряталась в подполе, затем бежала в Турцию, где прожила остаток дней и умерла в 1950-х. В доме Мухтарова теперь Дворец бракосочетаний.)
- В прошлом году,- по секрету шепнул Семёну, один из сокамерников из окружения Джугашвили,- Коба специально выискивал из уголовников самых безбашенных сорвиголов. В Америки таких людей назвали бы гангстерами, но он сумел сделать из них борцов за революцию. Кроме бандитов, в большевистскую боевую дружину вошли и самые отчаянные политики, став так называемыми «маузеристами». Целью Кобы была и борьба с черносотенцами. По его приказу были убиты их самые авторитетные лидеры. (Ликвидацией черносотенцев грешили все политические партии, имеющие боевые группы. В том числе эсеры и анархисты).
- Будь с ним поосторожней. Он настолько предан делу революции, что не пожалеет даже любимого друга. Только пойди против партии, кожу сдерёт заживо.
Семён испытывал к Джугашвили двоякие чувства. С одной стороны, он, как и многие втайне восхищался его упорством и мужеством. Когда, на первый день Пасхи, первая рота Сальянского полка устроила для политических показательный праздник, назначив каждому по паре десятков шпицрутенов, пропустив, как делали по старине сквозь строй. Все терпели, один Коба шёл под ударами палок и прикладов, не сгибая головы, демонстративно читая книгу.
Вроде, поступок достойный уважения. Но, как он посмотрел после этого на других заключённых. Сколько насмешливого презрения было во взгляде. Словно они грязь под его ногами.
А это его
