коробку с газетами, в которой с помощью спичек мой братец вместе со своими такими же «больными» друзьями разводил пионерский костер. Отнял коробку и спички, навалял им по шее, выпроводил друзей, пошел разогревать обед.
На обед были картофельное пюре и сарделька. Нашел все это в стареньком, пузатом холодильнике. Пюре разогрел на тяжеленной чугунной сковородке, сардельку сварил. Усадил Илюшу за стол, ушел в комнату убираться. Потому что там творился лютый трындец. Детишки не только разводили костер, они решили воссоздать снежную зиму. Для этого раскидали по всему полу вату, отрыли коробку с елочными игрушками и эти игрушки в хаотичном беспорядке разложили на «снегу».
Не прошло и пяти минут, как из зала раздался звук включенного телевизора.
— Ты что, уже поел? — Спросил я у брата, выглянув из комнаты.
Зал у нас был проходным, там, на диване, спала мать. Мы с Илюхой обитали в комнате. У каждого имелась отдельная койка с панцирной сеткой. Шкаф и учебный стол делили на двоих.
— Да. Все скушал. — Ответил братец, глядя на меня так искренне, что я сразу понял, имеется какой-то подвох.
Вышел в кухню, осмотрелся. Правда, кухонька была меленькая. В «хрущевках» они всегда такие. Открыл дверцу холодильника — все, мандец. Сам уже в коридоре стоишь. Поэтому для «осмотреться» хватило просто повернуть голову сначала налево, потом направо.
Возле раковины обнаружилась помытая тарелка и такая же чистая вилка.
— Хм… Вроде все нормально. — Решил я и отправился обратно в спальню, чтоб закончить уборку.
Не хотелось расстраивать мать. Тем более, в момент нашей первой встречи. Она не знает, конечно, что встреча будет первая после очень долгого перерыва, но я вот почему-то ощущал непонятное волнение. В любом случае, планировал навести порядок и встретить ее с работы, к примеру, ужином.
То, что нормального ничего нет, понял, когда решил сходить по нужде. Это еще хорошо, что по маленькой.
— Илюха! — Заорал я, глядя на воду, которая наполнила сортир и спускаться явно не планировала.
— Чего ты? — В щель между дверью и косяком пролезла физиономия брата.
— Ты что, придурошный, сардельку в унитаз выбросил?
Просто других вариантов в голову не пришло. Тем более, где-то в глубине виднелось нечто, сильно эту сардельку напоминающее.
— Кто? Я⁈ — Братец округлил глаза. — Я что, по-твоему, совсем ку-ку? Ты думай о чем говоришь-то, Алеша.
Илья постучал костяшками пальцев себе по лбу, намекая, что из нас двоих идиот явно не он, а потом как-то очень быстро испарился в районе комнаты.
— Ну, блин, ладно… сейчас покажу тебе, кто у нас ку-ку. — Психанул я и полез искать вантуз, который должен стоять под ванной.
Нашел. Доказал.
— Иди сюда! — Снова заорал я, держа в руке завёрнутую в газету сардельку, которая выглядела крайне потрёпанной, что было вполне понятно. Газетку предварительно нашел в кладовке. — Я тебя сейчас пришибу!
В ответ со стороны комнаты не прозвучало ни чего, ни слова. Тишина. Полная.
Я решительно направился в зал, собираясь провести воспитательную беседу. Зашел и чуть не выматерился от неожиданности. На диване, на спине, раскинув руки в стороны, лежал Илюха, по уши измазанный зеленкой. Глаза он закрыл, а рот открыл. Создавалось полное ощущение, что ребёнок вот-вот отдаст концы.
— Твою ж… Блин…
Я рванул в кухню, выкинул газету с ее содержимым в ведро, потом так же бегом вернулся к брату. Подскочил, присел на диван, схватил его за плечи и резко усадил напротив себя. Мне показалось, он какой-то бледный и вообще, возможно, зеленкой не только измазался, но и напился оной. Тем более, губы Илюши были зелеными полностью. В моей голове уже крутились по пунктам все действия, необходимые при отравлении лекарственными средствами.
— Что надо? — Братец открыл один глаз.
— Мне⁈ Мне надо⁈ — Я от его наглости просто офигел. — Ты какого черта весь в зеленке. Пил ее⁈
— Я что, по-твоему, и правда психбольной? — Спросил он. — Просто крышку открывал зубами, а зеленка вылилась.
— Хорошо… — Я втянул воздух носом, потом медленно его выпустил через рот. — Та-а-а-ак… А вот это?
Ткнул пальцем в его щеки, руки, нос.
— У меня ветрянка. — Сообщил пацан с невозмутимым видом. — Я болен. А больных детей наказывать нельзя. И вообще, сарделька была невкусная. Я же не знал, что она застрянет.
В общем, на момент, когда ко мне пришел Макс, я вообще старался брата из поля зрения не выпускать. Иначе, боюсь произойдёт непоправимое. Либо он самоубьется, либо я его пришибу.
— Ну, ладно. — Макс пожал плечами, когда я отказался идти на улицу, а «дротиков» мы уже приготовили три штуки. — Давай дома. Хорошо. Рисуй пока цель. На тетрадном листе. Мы ее на ковер прицепим булавками.
Макс явился ближе часам к трем. Как оказалось, он после уроков сбегал домой, поел и помчал ко мне под предлогом совместного выполнения домашнего задания. Естественно, на самом деле, никто ничего выполнять не собирался.
— Спишем! — Махнул мой товарищ рукой. — Строганов все сделает. Ему старшая сестра помогает. Давай лучше чем-нибудь интересным займёмся.
Вот мы и занялись.
— Эх, ты конечно не вовремя по башке схлопотал. Такое представление пропустил. Просто обхохочешься. — Трындел товарищ без перерыва, рассказывая последние новости, пока я рисовал мишень на листке, а потом цеплял ее на ковер, висевший над нашими с Илюшей кроватями. — На последнем уроке был школьный концерт в актовом зале. Там эти, девчонки из драмкружка, в честь начала учебного года должны были исполнять песню, инсценированную. Ну ты понял, да? Драмкружок, в котором я участвую.
— В котором ты вообще-то просто выполняешь роль технического персонала. — Хохотнул я.
Вот это действительно было. Помню. Макс и правда, как только перевёлся в нашу школу, попросился в драматический кружок. Причины было две. Первая — ему очень понравилась девочка из параллельного класса. А она как раз ходила туда. Вторая — Макс отчего-то упорно считал, что у него имеется талант. Правда на полноценное участие ему пока рассчитывать не приходилось, руководитель кружка, Мария Семеновна, не ожидала счастья в лице мальчика, который сам хочет выступать на сцене, а потому все роли у них в постановках были девчачьи. Но она торжественно пообещала исправить ситуацию и взять в этом году какую-нибудь пьесу с глубоким мужским образом.
— Да ты погоди. — Отмахнулся Макс. — Ты