– Вряд ли. Ты не умеешь этого делать, – я смеюсь, – Обычно все написано на твоем лице предельно понятно.
– Господи, женщина, откуда ты свалилась на мою голову? – вздыхает он, – Ты знаешь меня лучше меня самого.
– Вышла из дождя, – улыбаюсь я.
– Почему ты села в мою машину? – серьезно спрашивает он.
– Сама не знаю. Это был очередной порыв.
– Очередной? То есть я не единственный? – возмущается Эрик и поджимает губы.
– Нет, я не это имела в виду, – я улыбаюсь и хихикаю. Потом вздыхаю и продолжаю уже серьезно, – Понимаешь, после той... Ну, в общем, вся моя жизнь изменилась. Я осознала, что в любой момент все может встать с ног на голову. Поэтому, когда ты притормозил рядом, я даже не думала, стоит ли садиться к тебе в машину. Просто села. Почему бы и нет?
– Резонно. Я никогда не совершал сумасшедших поступков до встречи с тобой.
– Я рада, что мне удалось тебя расшевелить.
– Я тоже, – он пристально смотрит на меня, потом переводит взгляд за мою спину, – В озере можно купаться?
– Насколько мне известно, да, – я оборачиваюсь и смотрю на ровную водную гладь, – Но сейчас холодно. Вода в середине июня еще не прогрелась. Если повезет с погодой, то через пару недель можно будет попробовать.
– Тогда вернемся сюда через пару недель.
– Неплохая идея, но я не купаюсь. На меня не шьют купальников, – я устало улыбаюсь и замолкаю, – Но я с радостью понаблюдаю за тобой.
Мы снова молчим. Я вижу, как он о чем–то усиленно думает, потом приоткрывает рот, чтобы задать какой–то вопрос и замолкает. Он допивает какао. Мы молчим еще какое–то время, разглядывая звезды, а потом залезаем в палатку, накрываясь одеялами до носа.
Я дала ему шерстяные носки Руслана из шерсти ангоры и такой же свитер, чтобы он не замерз. Сейчас его ноги высовываются из–под одеяла, и я могу видеть пушинки, торчащие в разные стороны. Эрик пошевелил пальцами, и я прыснула
– Прикольные, – говорит он, – И адски теплые.
Я ничего не ответила, только зевнула, даже не удосужившись прикрыть рот рукой. Мы лежим остаточно близко друг к другу, но сохраняя неловкую дистанцию. Я вижу, как Эрик кладет руки под голову и глубоко вздыхает. Потом он говорит:
– Здесь так светло, хотя ни одного фонаря нет. И воздух такой свежий. Я всерьез думаю переехать куда–нибудь за город.
– Тогда тебе придется сменить машину. Ты будешь работать только на бензин, если нужно будет наматывать по восемьдесят километров в день до работы и обратно.
– Нет, от моей крошки я никогда не избавлюсь, – с благоговением говорит он, – Но вот вторую машину стоит купить. Когда мы сюда ехали, я боялся, что ты оставишь подвеску на какой–нибудь коряге.
– Артега не подходит для загородной езды. Но я постаралась выбрать более–менее ровный маршрут. Здесь есть места получше, но туда только на танке.
– Ничего страшного. Я пережил этот момент, хотя честно, хотел плюнуть на эту затею и развернуться обратно.
– Почему не плюнул?
– Привык доводить все до конца.
– Это хорошая черта.
Я зеваю и потягиваюсь. Закрываю глаза и постепенно отдаюсь власти сна. Я слышу тихое: "Спокойной ночи" и засыпаю.
ГЛАВА 16
Утром я просыпаюсь одна в палатке. Солнце пробивается сквозь плотную ткань, окрашивая ее в красный цвет. Я слышу, как трещат угли, и Эрик что–то насвистывает на улице. Я отодвигаю одеяла, приподнимаюсь, и открываю молнию на входе. Высунув голову, я нахожу своего спутника без рубашки, сидящим у костра. Утро выдалось солнечное и теплое. Он расслабленно сидит спиной ко мне на бревне, опираясь локтями о колени.
– Как твоя татуировка? Не жалеешь, что ее сделал? – говорю я, увидев надпись на лопатке.
– Ни капли. Она красивая, – поворачивается он, – Почему такой выбор? Именно эта фраза, и именно испанский?
– Мне кажется, она тебе подходит.
Я снимаю теплую толстовку из флиса, в которой мне стало жарко и поправляю футболку. Эрик не сводит с меня глаз, но его взгляд лишен похоти. Мне это нравится.
– Путь без сердца никогда не бывает радостным, – цитирует он великого эзотерика, – Надо было наколоть ее на лбу, чтобы вспоминать об этом каждый раз, как смотрюсь в зеркало.
– Тогда она тебе быстро надоела бы, – говорю я, вылезая из палатки и потягиваясь, – Жрать так хочется. Что там у нас есть?
– Булочки, сосиски, сыр и печенье, – произносит он, помахав булочкой с отрубями и откусывая от нее кусок.
– Я буду все, – говорю я, выхватывая булку у него изо рта, – Делись с ближним, – мычу я, и мы смеемся.
Эрик уже разложил наш импровизированный завтрак на складном столике, который я тоже прихватила из дома, и мы спокойно едим, что–то обсуждаем и много–много смеемся.
Потом мы сдуваем матрас, собираем его и палатку, грузим все в багажник и уезжаем. Он очень осторожно едет по лесной дороге, видимо, переживая за машину. Он так напрягается, что на его лбу выступили капельки пота.
Когда мы выезжаем на шоссе, он расслабленно опускает плечи и говорит:
– Включи какую–нибудь песню.
– Какую?
– Любую, я доверяю твоему вкусу, – спокойно говорит он, не отрываясь от дороги.
Я достаю мобильник, уже привычным жестом жму кнопку Bluetooth соединения с машиной. Ищу в плейлисте и нахожу один приятный трек. Включаю и смотрю на Эрика. Он узнает эту песню, и его губы приподнимаются в улыбке.
– Hurts. Хороший выбор, – он начинает подпевать, и я невольно улыбаюсь.
Ждал долго нужного момента
Чтобы сказать, как любил
Но пока все высказать пытался
Остался один
У него очень приятный голос, но совершенно нет слуха. Когда он поет по–английски, его обычный легкий эстонский акцент вообще не заметен. Не удивительно, что он не играет на рояле. Ему на ухо наступил не медведь, а слон. И все же, он поет, пусть и паршиво, но полностью расслабляется и поет. Я громко смеюсь, глядя на него, и подпеваю:
Под ливнем мы прощаемся
Уходишь ты, и рассыпаюсь я
Останься, останься
Всю жизнь тебя одну любил
Но нужных слов не находил
Останься, останься[2]
Мы целый день провели вместе. Пили кофе с заправки, потом пообедали в кафе, где Эрик пытался обсудить какой–то контракт, пока я бросалась в него картошкой фри, закинув ноги ему на колени. Он собирал эту картошку, и вставлял соломку мне между пальцев, показывая жестами, чтобы я не громко смеялась. Это было невозможно.
После обеда мы покатались на роликах, правда он все–таки упал и подвернул ногу, так что остаток пути мы просто шли босиком вдоль моря, разговаривая о всякой ерунде. Мы купили по хот–догу, а потом решили обменяться ими. Оказалось, что он ненавидит майонез, а я кроме него больше ничего не добавляю к сосиске. Мой хот–дог он жевал с болью в глазах. Впрочем, его месть была изящна – ведь он любит горчицу, и вдобавок запихнул к булке с сосиской все соусы, кроме сальсы. Я получила настоящее пищевое изнасилование, и отомстила ему ванильным мороженым, размазанным по его футболке.
Вечером мы переоделись, и добрались в бар. Я работала, Эрик сидел за стойкой, рассказывая мне истории из своего детства и травя анекдоты на пару с Русланом. Когда, почти в два ночи, он привез меня домой, я не чувствовала ни ног, ни рук; мой голос сел, а живот болел от постоянного смеха так, как будто я пол дня качала пресс без остановки.
– Дана, у меня в среду будет одно мероприятие, – начал Эрик, когда я уже собралась выходить из машины, – Я хотел бы тебя пригласить с собой.
– Вечеринка?
– Скорее презентация. Будет куча скучного народу, фальшивых улыбок и раздутого самомнения. В общем, мне нужен человек, с которым я не сойду с ума в этой атмосфере, – он робко улыбается, – Ну и трезвый водитель не помешает.
– Поняла. Форма одежды?
– Вечернее платье. Если нужно, я могу... – начинает он, но я перебиваю:
– Все в порядке. У меня есть походящий вариант. Тогда до среды?
– До среды, – пристально смотрит он на меня, – Я заеду в семь.
– Хорошо...
Я вылезаю из машины, и иду к подъезду. Потом оборачиваюсь, и машу ему рукой. Он улыбается в ответ и медленно отъезжает от моего дома.
Я долго думаю, а потом набираю Руслана. Наверняка, он еще в баре:
– Руся, помнишь мое красное платье?
– Это, которое с пуговицами? – устало спрашивает он, перестав греметь посудой на том конце провода.
– Да.
– Так это не платье, а комплект. Помню, конечно. Это был лучший твой наряд.
– Ты его продал?
– Нет, так и не решился, оно где–то лежит в кладовке дома. А что?
– Оно мне нужно.
ГЛАВА 17
С трудом застегнув последнюю жемчужную пуговицу, я пригладила рубашку–боди из красного полупрозрачного шелка и вздохнула.
Последний раз я надевала это платье (или комплект, как говорил Руслан, не суть) примерно шесть лет назад на Рождество. В тот год мы проводили его в кампании друзей, а не в семейном кругу как обычно. Я еще не знала, что беременна и очень удивлялась, почему боди сидело на мне не так, как во время примерки в магазине.
