Ознакомительная версия.
– Бери это, – я кивнул на красно–оранжевое платье с рукавом в три четверти, – Тебе идёт.
– Слишком яркое, – сморщила свой носик Оля, – Я не ношу такие цвета.
– Зря, – я цокнул языком и ещё раз прошёлся глазами по изгибам, которые прикрывала тонкая ткань, – Возьми. Правда хорошо.
– Думаешь? – Сладкая покрутилась возле зеркала и бросила мне недоверчивый взгляд в отражении.
– Уверен.
С глубоким вдохом она разгладила ткань на животе и ещё раз пристально посмотрела на себя. Сложив губы уточкой, она тут же широко улыбнулась:
– Ладно, уговорил. Расстёгивай.
Я дёрнул молнию, и она плавно последовала вниз за моей рукой, оголяя бархатную спину, покрытую тонкой сеткой белесых шрамов. Мне очень любопытно, откуда они взялись; но расспрашивать Ольгу я не горю желанием. Мой взгляд подсказывал мне, что это – следы от лезвия. Аккуратные, чётко выведенные, и напоминающие какой–то рисунок. Только какой? Не могу разглядеть.
Огненная ткань соскользнула с плеч, и я помог Оле снять рукава. Платье осталось висеть на бёдрах, и мои руки сами потянулись к мягким округлостям сладкой, чтобы раздеть её до конца. Присев на корточки, я стянул милую вещицу до лодыжек, и моя ненаглядная быстро переступила через ткань. Кончики моих пальцев пробежали по её стройным ножкам вверх, и мои глаза следили за каждым их движением. До тех пор, пока я не упёрся взглядом в два сочных полупопия цвета слоновой кости. Прикусив её за правую ягодицу, я улыбнулся, услышав недовольное шипение:
– Серьёзно, Лазарев? Ты укусил меня за задницу.
– У тебя милая филейная часть, Сладкая, – ответил я, поднимаясь.
– Боже, ты говоришь, как мясник, – она закатила глаза и потянулась к свои брюкам, – Филейная часть. Это отвратительно.
– У тебя есть особые пожелания? – хмыкнул я, водружая платье на вешалку, – Расскажи, как мне называть твою попу?
– Ты придурок, тебе говорили об этом? – она развернулась ко мне лицом, надевая штанину одной рукой.
– Может быть – попец? – продолжил развивать тему я, – У сладкой сладкий попец. Или – пирожки. Какая начинка у твоих пирожков, Сладкая?
– Заткнись, – она накрыла моё лицо ладонью и вытолкнула меня из примерочной, под мой громкий хохот.
На меня уставились продавщицы магазина, но я только махнул рукой, широко улыбаясь. Всунув голову обратно в кабинку, я выдал:
– Я не знал, что попы умеют краснеть.
– Зараза, – прорычала она, заливаясь алым румянцем с головы до ног.
Я не выдержал, и снова расхохотался, подхватывая выбранные ею наряды. Закинув вешалки на руку, я, посмеиваясь, направился на кассу. Пока я расплачивался, ловя привычно–восхищённые взгляды персонала, Сладкая нарисовалась за моей спиной с недовольным ворчанием:
– Ты совсем охренел? Я могу сама купить себе одежду.
– Я не сомневаюсь в этом, – хмыкнул я, вбивая в аппарат пин–код банковской карточки, – Но мне будет приятнее, если ты отработаешь.
В магазине повисла неловкая пауза. Продавщицы уставились на меня, потом перевели взгляд на Ольгу, и снова на меня. В такой милой тишине я взял чек и пакеты, широко улыбнулся не менее милым девушкам, которые застыли за кассой, и развернулся к своей спутнице.
Медуза Горгона нервно закурила в стороне, потому что взгляд, которым одарила меня Ольга, мог не только превратить человека в камень, но ещё и заморозить Экватор.
– Ты – труп, Лазарев, – с рокотом прошептала она.
– Обещания, обещания, – протянул я, поправляя прядку волос, которая упала на её раскрасневшееся лицо, – Пошли, Сладкая. Я уже утомился.
Я обошёл её, оставив наедине с продавщицами, которые наверняка подумали о ней не самым лучшим образом. С улыбкой, растянутой до ушей, я услышал свист, который вырвался из её лёгких, когда она вздохнула; и скрежет каблуков по каменному полу, когда она резко развернулась.
– Я задушу тебя во сне, – прошипела она, как королевская кобра, за моей спиной, – Нет, я лучше буду подсыпать тебе цианид следующие две недели, чтобы твоя рожа стала уродливой, волосы выпали, а зубы раскрошились. Я буду наблюдать, как ты медленно подыхаешь, и с радостью поглумлюсь над твоим телом, когда ты наконец–то…
– Злюка, – сорвалось у меня, и я развернулся, обхватив её за талию свободной рукой.
Оля попыталась вырваться, но я вцепился в неё мёртвой хваткой и улыбнулся ещё шире, если такое вообще было возможно. Она упёрлась левой рукой мне в грудь, не давая приблизиться, но когда это меня останавливало? Наклонившись над ней, я коснулся ртом уголка её губ, и шепнул в её мягкую, пахнущую розами, кожу:
– Ты очень красивая, когда злишься, Сладкая, – чуть отклонившись, я заглянул в её лицо, на котором ещё бушевала ярость, – Тебе нужно нижнее бельё?
– Что? – она хлопнула глазами.
– Бельё нужно? – повторил я с ухмылкой, – Помогу примерить.
Оля прищурилась, продолжая упираться ладошкой в мою грудь. Так мы простояли несколько секунд, пока её рука не переместилась на моё плечо и не погладила мою кожу под коротким рукавом рубашки. Я проследил за её движением, ощущая, как напряжение в паху достигло критической болезненной точки.
– Сама справлюсь, – пробормотала она, продолжая поглаживать мой шрам от пулевого ранения, – Попей пока кофе, я недолго.
Её глаза заволокло задумчивой дымкой, отчего они стали почти серыми. Оля убрала руку, и я отпустил её, ощущая прохладу в тех местах, где меня касалось её хрупкое тело. Молча она отвернулась, и пошла слегка хромающей походкой дальше, а потом свернула в первый отдел нижнего белья. Я же вздохнул, и направился к лифту, чтобы спуститься в кофейню на первом этаже.
Ольга, 2013
Это было плохой идеей.
Я подумала об этом в сотый раз, держа кисточку с чёрным лаком для ногтей в левой руке и прицеливаясь к своему мизинцу на правой ноге.
Это определённо было плохой идеей.
Промазав в очередной раз, я покрасила свои пальцы похожей на смолу жидкостью и вздохнула.
– Игорь! – рявкнула я, вытирая лак с кожи кусочком туалетной бумаги.
Как всегда, наполовину обнажённый Лазарев нарисовался в дверях ванной с широченной улыбкой:
– Да, Сладкая.
– Ногти умеешь красить? – спросила я, убирая кисточку в баночку.
– Не уверен, – он пожал плечами, – А что?
– Я правша, – вздохнув, я махнула на свою ногу и пошевелила пальцами.
Он проследил за моими движениями и приподнял брови.
– Давай, попробую, – Лазарев прошёл мимо меня и опустил крышку унитаза, – Садись.
Он кивнул мне на бортик ванной, а сам опустился на фаянсовый трон со своей привычной грацией. Я протянула ему лак для ногтей и села, вытянув ногу.
– Инструкции? – он пощекотал мою пятку кончиками пальцев.
– Встряхни, – я кивнула на бутылочку, поморщившись, – И крась. Только тонким слоем, иначе сохнуть вечность будет.
Хмыкнув, Игорь закрутил крышку и хорошенько потряс мой новенький бутылек, которых в моей коллекции, наверное, уже целая сотня. Открыв его заново, он поставил его на край раковины и вытащил кисточку.
– Лишнее по стенкам размажь, – уточнила я, видя, как большая жирная капля начала стекать вниз.
Он послушно выполнил моё указание, и взял мою ногу левой рукой, подгибая мне пальцы. Я поддерживала равновесие, держась о края ванной и старалась не морщиться от щекотки, которую вызывали его тёплые руки, ненароком касающиеся меня в чувствительных местах.
– Ты говорила, – нарушил тишину мой педикюрщик, когда приступил ко второй ноге, – Что у тебя какие–то особенные вкусы. Что ты имела в виду? – не поднимая глаз, спросил он.
Я нахмурилась и поёрзала на бортике, думая о том, что ответить на это. Взвесив все «за» и «против», я решила поведать правду:
– Я не могу, когда ко мне прикасаются, – тихо сказала я, пристально разглядывая его сосредоточенное над моими чернеющими ногтями лицо, – Контроль. Мне нужен контроль.
– Из–за Ратмира? – Лазарев по–прежнему не смотрел на меня, и я на секунду подумала, что он… Боится посмотреть? – Он делал тебе больно?
– Нет. Никогда, – отрезала я, из–за чего Игорь поднял голову, – Ратмир любил меня.
Рука Лазарева зависла в воздухе между моими пальцами и бутылочкой, стоящей на раковине.
– Я знаю, как это звучит, – я невольно ухмыльнулась, – Но он никогда не делал мне больно лично. Для этого у него существовали люди, – я отвернулась и уставилась на шоколадного цвета мозаику, которой была отделана одна из стен его ванной.
– Твои шрамы на спине, – Игорь снова наклонился, и начал наносить второй слой лака, – Откуда они?
– Татуировка. Когда я сбежала в 2007, я начала делать татуировку, – я поморщилась от щекотки, стараясь не двигать пальцами на ноге, чтобы не уничтожить старания Лазарева, – Ратмир приказал вырезать её. Сказал, что чернила не должны быть на женском теле.
– А шрамы, следовательно, должны, – холодно констатировал Игорь, опуская мою ступню на пол.
– У него была своя логика, – я повела здоровым плечом, и почесала другое, которое периодически зудело, – А твоя спина? Кто вырезал на ней твоё имя? – я невольно усмехнулась.
Ознакомительная версия.
