Ведь здесь мы находимся в центре. И каким бы возвышенным и полным тайны и трудным ни представлялось нам то, что мы сейчас попытаемся постичь, все же мы вправе сказать: здесь все становится совершенно простым, совершенно ясным, совершенно детским. Именно здесь, в этой сердцевине, где я, как профессор систематической теологии, должен призвать: «Внимание! Теперь наступил решительный момент: или наука, или великое незнание!» Именно здесь я сижу перед вами, как учитель в воскресной школе перед маленькими детьми, который должен сказать нечто, что способен понять уже и четырехлетний ребенок: «Мир пал, Христос родился, радуйтесь, христиане!» Такой сердцевиной является слово деяния, или деяние Слова. Я хотел бы, чтобы вы уяснили, что в этой сердцевине христианской веры вся столь привычная для нас противоположность между словом и делом, между познанием и жизнью не имеет уже никакого смысла. Слово, логос есть ведь и действие, эргон, Verbum есть и Opus. Там, где речь идет о Боге и об этой сердцевине нашей веры, там все такие различия, сколько бы интересными и важными они ни казались, становятся не только из¬лишними, но и глупыми. Здесь предстает истина действительного, или действительность истинного: Бог говорит, Бог действует, Бог в средоточии. Само слово, о котором здесь идет речь, есть определенное деяние — деяние, которое, как это слово, есть откровение.
Когда мы произносим имя Иисуса Христа, то говорим не о какой-то идее. Имя Иисуса Христа — это не прозрачная оболочка, сквозь которую мы созерцаем нечто более возвышенное. Платонизму здесь нет места! Дело в самом этом имени и в этом звании, дело в этой личности. Речь не идет о какой-то случайной личности, о какой-то «случайной исторической действительности» в смысле Лессинга. «Случайный» исторический факт и есть вечная истина разума. И это имя — Иисус Христос не служит обозначением какого-либо результата человеческой истории. Это всегда была человеческая придумка, когда стремились показать, что вся человеческая история находит в Иисусе Христе словокульминацию. Этого нельзя сказать об истории Израиля, не говоря уже о всемирной истории. Конечно, оглядываясь назад, мы можем и должны сказать: здесь история обрела свое исполнение. Но в истине, которая с точки зрения всех результатов истории является совершенно новой и отталкивающей! Для греков глупость, для иудеев — скандал! И потому имя Иисуса Христа не является результатом какого-то человеческого полагания: продуктом той или иной человеческой потребности, фигурой избавителя и спасителя, которую можно было бы объяснить и вывести из человеческой вины. И это человек не в состоянии познать сам по себе, не в состоянии понять, что является грешником. Такое знание является скорее следствием знания об Иисусе Христе: благодаря его свету мы видим свет, а в этом свете — свое собственное затмение. Благодаря знанию Иисуса Христа существует все, что заслуживает называться знанием в христианском смысле. И исходя из первого положения, речь идет о чем-то совершенно новом, когда мы говорим: веруем в Иисуса Христа. Первое положение исповедует Бога-Творца неба и земли, вечного Бога в его возвышенности и сокрытости, в его непостижимости, превосходящей непостижимость небесной действительности. А во втором положении узнается нечто кажущееся противоречивым, во всяком случае, нечто совершенно новое, что и проясняет и иллюстрирует возвышенность и непостижимость Бога. Непостижимость того Бога, каким Он предстает в первом положении и одновременно ставит нас пе¬ред неслыханной загадкой: у Бога есть Образ. Звучит имя, на месте Бога перед нами предстает чело¬век. Всемогущий кажется вовсе не всемогущим.
Мы слышали о вечности и вездесущности Бога. А сейчас мы слышим о здесь и сейчас, о каком-то происшествии на небольшом отрезке внутри человеческой истории, о какой-то истории в начале нашего летосчисления, в определенном месте нашей земли. Мы слышали в первом положении о Боге-Отце, а сейчас из божественного единства выступает сам Бог в образе Сына. И Бог есть этот Другой в Боге и из Бога. Первое положение описывает Творца, который, как таковой, отличается от всего, а также описывает творение как совокупность всего бытия, отличного от бытия Бога, а сейчас во втором положении говорится: сам творец стал творением. Он, вечный Бог, стал не творением в его целокупности, а каким-то сотворенным созданием.
«Который отвечно пожелал стать человеком ради нас, стал во времени человеком ради нас и отвечно есть и будет человеком ради нас» — вот Иисус Христос. Я уже упоминал однажды имя английской романистки Дороти Сейерс, обратившейся недавно с огромным интересом к теологии. В небольшой работе она привлекла внимание к тому, насколько неслыханным, поразительным, насколько «интересным» является это сообщение: Бог стал человеком. Представьте себе, что однажды такое сообщение появилось бы в газете. Это действительно сенсационное сообщение, более сенсационное, чем всякое другое. А ведь таково центральное содержание христианства, бесконечно озадачивающее, небывалое и неповторимое.
Во все времена существовали какие-то комбинации этих двух понятий — «Бог» и «человек». Мифологии не чуждо представление о воплощении. Христианская весть отличается от этого представления тем, что все мифы в своей основе являются всего лишь изложением определенной идеи, определенной общей истины. Миф обращается вокруг отношения дня и ночи, зимы и весны, смерти и жизни, он всегда ориентирован на какую-то вне¬временную реальность. Весть об Иисусе Христе не имеет ничего общего с таким мифом, она отличается от него уже формально в силу того, что является своеобразной исторической концепцией: ведь об известном историческом человеке говорится, что все это произошло с его существованием, что Бог стал человеком, что бытие этого человека было таким образом тождественно с бытием Бога.
Христианская весть является в полной мере и исторической вестью. И лишь когда все это — вечность и вместе с тем время, Бог и в то же время человек — сведено воедино, лишь тогда постигается то, что говорит имя Иисуса Христа. Иисус Христос есть действительность союза между Богом и человеком. Лишь глядя на Иисуса Христа, мы получаем возможность говорить в духе первого положения о Боге в вышних, поскольку мы узнаем о человеке в союзе с этим Богом: в его конкретном облике как человека. И когда мы в третьем положении символа говорим и слышим о Боге в человеке, о Боге, который действует с нами и в нас, то само по себе это могло бы быть какой-то идеологией, описанием человеческого энтузиазма, преувеличенным представлением о значении внутренней жизни человека с ее движениями и ее переживаниями, могло бы быть проекцией происходящего в нас, в людях, на высоту воображаемого божества, которое называют Святым Духом. Когда же мы соотносимся с тем союзом, который Бог действительно заключил с нами, людьми, то убеждаемся, что дело обстоит не так, как было только что описано.
Бог в вышних действительно близок нам, людям в глубинах. Бог присутствует. Мы можем с уверенностью говорить о действительности Святого Духа, в свете этого завета между Богом и человеком, где Бог стал человеком, в этом одном Человеке приобрел действительность для всех остальных.
«Бог стал Человеком ради тебя, человек, Божье дитя соединилось с тобой». Эту рождественскую истину я попытался описать в трех аспектах. Исходить мы должны из исторической действительности и времени. У нашего времени есть историческое средоточие, посредством которого его и следует понимать, посредством которого оно со всеми своими противоречиями, со всеми своими высями и глубинами и соотносится с Богом. Это произошло в средоточии времени — Бог стал человеком ради нас. Подчеркивая одноразовость этого события, мы должны осмыслить, что это не было случайностью, это не было каким-то историческим событием наряду с другими. Это было то событие, которое было угодно Богу извечно.
Здесь второе положение символа вновь обращается к первому, здесь соединяются творение и искупление. Исходя из этого, следует сказать, что и само творение, само извечное существование Бога до всякого мира нельзя помыслить вне связи с его волей, как она исполнена и открыта во времени. У вечной воли Бога такой облик. От века не было иного Бога, кроме того, чья воля была явлена в та¬ком деянии и в таком Слове.
Не считайте все это каким-то спекулятивным размышлением. Весть Христа не является определенной истиной наряду с другими. Это единственная, уникальная истина. И, размышляя о Боге, мы сразу же должны подумать об имени Иисуса Христа. «И который отвечно есть и будет человеком ради нас». Истина союза, единство Бога и человека, не является (вследствие того, что это историческая истина, ставшая в определенном месте и в определенное время действительностью) истиной преходящей. Иисус Христос есть Царь, царству которого нет конца. «Как ты был до всякого времени, так и останешься вечно».
