В номере я продолжила плакать. Может, потому что я долго этого не делала. Меня понесло, и я не могла остановиться. Я плакала долго. Слезы катились одна за другой, я молча смотрела на пол и время от времени вытирала глаза. В такие минуты мне весь свет был не мил – моя жизнь до того, как я попала в гарем, сам гарем, вся роскошь, унижение. Меня душила неизвестность, невозможность планировать свою жизнь, следующие годы, завтрашний день…
Через какое-то время я пошла в ванную, чтобы умыться. Потом взяла какую-то книгу, чтобы немного почитать перед сном, но из парка доносился странный звук. На самом деле мне только показалось, что он идет из парка. Через несколько минут я поняла, что это звук вертолета, который все больше усиливался. Я выключила свет в комнате и подошла к двери балкона. Я была права: слева от окна, метрах в двадцати над верхушками деревьев, завис вертолет, к которому снизу был прикреплен очень сильный прожектор. Этот пучок света менял свое направление, круг света перемещался по парку и по строениям дворца. Два раза была освещена та часть дворца, где жила я, и если бы я вовремя не отошла в сторону, меня бы заметили. Не думаю, что меня за это наказали бы, но мне не нужны были лишние расспросы: зачем ты выглядывала, что именно тебя интересовало, что ты делала на балконе? Ну да, мне и правда очень интересно узнать, что происходит.
Вертолет завис на месте на несколько минут, а потом переместился. По моему предположению, сейчас он завис где-то над бассейном, опять освещая прожектором другие части парка и дворца. Было понятно, что все это связано с пропажей польки, но сейчас мне показалось, что здесь дело не только в ее бегстве. Ну не могла я поверить, что развернули такую кампанию по отлову одной беглянки. Я никогда так и не узнала финала этой темной истории с полькой. Предполагаю, что она правда сбежала из гарема, но не думаю, что смогла выбраться из ОАЭ. Я не знаю, есть ли посольство Польши в Дубае; если да, тогда все могло быть по-другому: моя приятельница тогда могла бы пробраться по городу и Подойти к ограде посольства. Дай то Бог, как говорится, что все завершилось именно так. Усиленный контроль и наблюдение длились во дворце еще десять дней, а потом все вернулось на круги своя в этом отделенном от всего мира уголке. Я продолжала общаться с Даниэлой. Мы вместе купались, ходили на обед и ужин, обменивались книгами.
Помню, я просила своего охранника принести ей собрание сочинений Иво Андрича, но на следующий день мне сказали, что нет возможности найти собрание сочинений Андрича на английском. Мне предложили взамен выбрать что-нибудь другое. Даниэла изобразила разочарование, даже повысила тон, когда разговаривала с охранником об этом, выкрикнула, что пожалуется Хафезу. Охранник пожимал плечами, отвечая, что это вне его компетенции.
Когда охранник ушел, Даниэла повернулась ко мне и сказала:
– Честно тебе скажу, это я блефовала. Никогда не читала Андрича больше, чем положено по школьной программе, но я знала, эти ублюдки его не достанут. А… фигня все это, – добавила спличанка.
После ужина я пошла спать. На следующий день, проснувшись немного раньше обычного, я попросила охранника вывести меня из комнаты до завтрака. Я пропустила обед, осталась у бассейна, а когда собиралась возвращаться в номер и потом идти на ужин, ко мне подошел охранник и сказал, что меня в холле дворца ждет Хафез. Пока я шла в холл, думала о том, что я сделала в последние несколько дней – не нарушила ли каких-нибудь правил, не сказала ли чего-нибудь лишнего, а может, Даниэла следила за мной все это время?.. С такими мыслями я вошла в холл.
Хафез пригласил меня садиться и вежливо спросил, как я провела день, довольна ли я всем, и задал еще парочку дежурных вопросов. После моих кратких ответов Хафез спросил, собираюсь ли я на ужин, а когда я кивнула, задал мне вопрос, который меня удивил.
– Не хотите ли вы поужинать где-нибудь в городе, в каком-нибудь роскошном месте? – предложил он без предисловий.
Я молчала, мне было непонятно, что бы это значило. Конечно, я знала, что этот человек ничего не говорит просто так, но сейчас я не могла понять, о чем идет речь. Я пожала плечами, а он добавил, объясняя:
– Пожалуйста, вернитесь в номер и подготовьтесь к поездке в город. Надеюсь, вы будете прекрасно выглядеть и улыбаться. Господин пожелал, чтобы вы составили ему компанию за ужином.
Я хранила молчание. Он добавил, что я должна явиться в холл через час. Итак, я надела одно прекрасное разноцветное платье и знала, что выгляжу в нем потрясающе.
Вообще мы получали одежду так: специальные служащие звали нас в особые комнаты дворца, которые напоминали огромный бутик, переполненный платьями. Эти наряды не оставили бы равнодушными даже известных на весь мир манекенщиц. И сегодня я считаю, что нет известного модного дизайнера в мире, чьи платья я бы не носила за время моего пребывания в гареме в Дубае, несмотря на то что этикетки с них срывались. Я не знаю, зачем это делалось, но так уж было заведено.
Хафез попросил меня подойти к самому входу дворца. Мы ждали несколько минут, и с левой стороны от той части дворца, где жил сам хозяин, подошел огромный белый автобус. В нем было шесть дверей, стекла были затемненные. Хафез подошел, открыл дверь, и я поднялась в салон. Внутри сидел хозяин. Он сказал мне с улыбкой, чтобы я села напротив. И мы выехали по направлению к центру города.
Обстановка автобуса напоминала маленькие апартаменты. Здесь был больший бар с десятком бутылок с разнообразными напитками. Большой контейнер со льдом и шампанским, телевизор и музыкальный центр. И само собой, кондиционер.
Хозяин отметил, что я прекрасно выгляжу, я поблагодарила его, мы продолжили разговаривать о пустяках. Дорога заняла минут двадцать, может, немногим меньше, половина пути проходила по морскому побережью. И вот мы припарковались, шофер открыл передо мной дверь. Один из охранников открыл дверь хозяину. Мы оказались перед каким-то рестораном на самом берегу моря. Перед нами был сад с десятком столов, а обстановка роскошью напоминала ту, что окружала нас в саду дворца, где мы обычно ужинали.
К нам подошли двое мужчин, которых я посчитала официантами, хотя они не были одеты как официанты. Мы последовали за ними и подошли к столу, за которым сидел араб с молодой девушкой моего возраста, с длинными светлыми волосами. Они встали в знак приветствия. Было ясно, что мужчины знакомы. Девушка за столом была выше меня на несколько сантиметров, она производила впечатление своей красотой. Она весила на пару килограммов больше, чем большинство девушек из нашего гарема, но это совсем не портило ее фигуру, она была само очарование. У нее были большие груди и сочные губы удивительной формы. Эта девушка умела себя преподносить, знала свои козыри и искусно пользовалась ими.
Мы выпили коньяку, который заказала я. Остальные присоединились к моему заказу. Закуска состояла из трех блюд, все – морепродукты. Хозяин и его друг разговаривали на арабском, а мы с этой девушкой, натянуто улыбаясь, смотрели на них. Время от времени нам бросали фразу-другую на английском. Было заметно, что мужчинам доставляет удовольствие разговор в таком привлекательном обществе. Нас обслуживали два официанта’ один темнокожий, а другой напоминал мне моего соседа Миодрага, у него были каштановые волосы, скорее светлые, и голубые глаза. Они часто подходили к столу, подносили еду, относили тарелки, ложки, возвращали чистые столовые приборы, наливали напитки, стоявшие в стороне.
При очередной смене блюд светловолосый официант, назовем его европейцем, подошел ко мне с левой стороны. Он принес на подносе салат. Я смотрела на этого парня и вдруг заметила, что он держит мизинцем под подносом клочок бумаги. Когда официант-европеец закончил сервировку, почти незаметным движением он положил мне на колени ту бумажку и сказал: «Это вам». Эта короткая фраза могла касаться салата, но никто за столом и так не обратил на нее внимания. Я сидела, стараясь держаться непринужденно, и через двадцать секунд опустила руку на бумажку. Это был клочок скрученной бумаги, на котором был записан заказ. Но на нем я заметила пару предложений на английском. Не больше. Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие, не выдавать волнения, но лихорадочно соображала, что сделать с этой запиской, где ее спрятать. Меня охватила паника.
Я смотрела прямо перед собой, думая, что делать. Это длилось около тридцати секунд. Моя рука лежала на клочке бумаги, а потом я сжала ее ладонью, и только тогда поняла, что правда не знаю, куда деть этот клочок. Если бы на мне была одежда из двух частей, я бы знала, что сделать с запиской: сунула бы в трусики, и все. А так… Тогда мне в голову пришла идея, что я могу положить бумажку в туфлю. Я сделала вид, что у меня чешется нога, и осторожно осуществила задуманное. Тогда я немного успокоилась. Я попросила того официанта наполнить бокал. Он стоял в нескольких метрах и был абсолютно спокоен. Он выполнял свою работу как ни в чем не бывало. Я умирала от нетерпения узнать, что в записке.
