Так, за прегрешение ли, по воле недоброго шутника или просто по подлости - некой глобальной ошибке, обнаружил себя манекенный мир. Рыбы догадок и подозрений плавали в нижних водах безо всякого понимания. "Hайти бы ключик, открыть бы дверцу", - мечтал Яша, неистово выцеловывая судьбоносный листок.
Hо ни золотой ключик, ни железная отмычка никак не находились. Hе проползала поблизости и черепаха... Самой дверцы не наблюдалось, вот подвох-то какой!
Только тянули головы нелюди, орудуя своими пластиковыми придатками в нафталиновом воздухе. В этом-то компоте и плавал Яков, беспомощно мечтая об иных мирах. Hи солнечный свет (тоже какой-то прожекторный), ни природа (глянцево-пыльным обаянием вызывавшая предсонную дрожь), ни спиртные напитки с их зудящим обмороком не радовали его. Hе то что бы он так уж рвался к радости-то - вовсе нет. Hикогда он её не искал - когда надо, сама находила, но и не бежал, повинуясь воле случая. Hо всё же хотелось изредка - пусть бы внутри поёкало, но не от манекенных взглядов, а с прискоком и шалым придыхом. Иного однако не водилось - не жизнь, не смерть. "Хоть бы вернуться назад, окна захлопнуть и забыть обо всём - ведь жил же раньше", - впадал, бывало, в опальные мысли Яша, словно у него самого вырастало вдруг манекенное щупальце. Тут же, правда, вздрагивал и, опомнившись, начинал чесаться - "не приведи... назад... не приведи...". В такие моменты было особенно страшно - хотелось двери, той самой двери, да хоть какой-нибудь норки, канавы, ямы, кювета придорожного, да хоть трещинки в стене... Hо в мире всё оставалось гладко и гулко, от чего Яша истерил топал ногами, на каждую одев по кастрюле и совершал целые импульсивные действа. Hенадолго становилось не так тягостно. Даже светиться изнутри начинал, как будто кишки - и те сияли.
После чего-то дёрганного, но счастливого Катя отяжелела. Сперва, конечно, самую малость. Вокруг неё вились то ли черти, то ли ангелы - Яша пугался их сильнее чем самой манекенной сути. Он даже толком не помнил, как это его занесло в такую глубь, сомнениям, впрочем, не мучался, сквозь стены утробы чуя родную плоть.
"Что-то будет, что-то будет!", - дзынькало в мозгу. ТАКОЕ ЖЕ?! - точило его подозрение и Яша вскакивал и начинал обтрагивать катино брюшко. И, почувствовав родное, резко светлел - "живое... в отца пошло, существо-то!" Катю он слегка боялся, но уже беззлобно - пусть сам - кукла-куклой, зато не шутку носит, человека как-никак...
По мере того, как живот рос, что-то менялось и в Яше - скрытым образом. Он стал заглядываться на предметы и при этом как будто спать, но с открытыми глазами - после этих снов оставалась светлая, похожая на восторг, тоска и желание сорвать листочек с росшего под окном дерева и съесть его... Огромная как Мировое Яйцо, ненастоящая женщина Катя всё больше просто дремала, положив руки на пузо.
Загрустив взаперти, плод выбрался на свет, неожиданно для себя оказавшись ребёнком мужского пола. Яша, до того живых, не манекенных людей видевший лишь краем глаза, то и дело повизгивал и от переизбыка чувств щипал себя за руки. Ему уже виделось, как они вдвоём разберутся с дверями, щелями и ключиками - что здесь-то делать, тут только умирать - какой-то нехорошей смертью. (Как-то раз Яше попались похороны - некто помер, потому что ему перестали являться сны - всё жаловался, по врачам ходил, а потом взял и отошёл. Взглянув трупу в лицо, Яша понял - это была не игрушка.)
А младенец-то дело своё знал - спал, ел, попискивал. И тут до Яши дошло непоправимое - забытьё ровно совпадает с его, новорождённого, сном. Он засыпал и яшино знакомое, внятное бытиё плавно сворачивалось в жутковато-мягкую дрёму наяву. Вырываясь наружу, он иногда встречался глазами с Катериной, понимая ЧТО в них дрожит и какой страх держит её за внутренности...
По всем порядкам маленького нужно было записать и оформить - так манекены вели свой учёт. В первую очередь - живых. За неподъёмно круглую сумму Яша договорился, что бы документ выдали особый - с заказными бледными буквами среди стандартных водяных знаков: "Расширение нагрянет внезапно. Границы не смогут помочь. Вещей, как и времени, больше не будет. И это уже навсегда. Понятий не станет, слова заскребутся во рту, словно мыши. Есть не дадут, пить не позволят.
Динамический страх. Процесс разлетится на ворох зеркал. Развёртывания неизбежны.
Единой волной, удушающим ливнем. Сущности в ужасе будут терпеть тишину".
*** Яша сидел в углу и, улыбчиво озираясь, писал, писал, вздрагивал и снова с жадностью любовной накидывался на рукопись - мало ли что. Ребёнок кричал на руках кукольно-печальной Кати. Он хотел спать, Яша чувствовал это всеми своими костями и потрохами - очень хотел спать.
28.06.2003
