Смех. Бурные объятия и гулкие хлопки по плечам. Снова смех. Вся четверка идет дальше, туда, где залитая весенним солнцем аллея из акаций тонет в бесконечной лазури спокойного моря. В Городе полдень.
* * *
Ствол ружья помимо моей воли поднимается и, чуть качнувшись, замирает на уровне груди, хладнокровно изучая кожаную спину невысокого боевика. Следующее мгновенье растягивается на несколько минут. Я замечаю низкое блекло-синее небо с лоскутьями иссохших облаков. Я замечаю крупную красную глиняную крошку под ногами и клубки бурых кустарников с выпирающими шипами. Я замечаю горящую деревню и троих людей, стоящих вокруг расстрелянной машины. Я замечаю себя, грязного и в порванном комбинезоне, с ружьем в руках. Что-то до боли знакомое зарождается в груди и, вдруг, как распрямляющаяся пружина, разворачивается где-то внутри. Сладкая дрожь растекается по пальцам и я жму на курок. Четыре выстрела сливаются в один и гулкое протяжное эхо несется над горящей деревней и ввинчивается в раскаленный сухой воздух. Мгновенье - и оно затихает где-то вдали, теперь я слышу низкий рокочущий звон в ушах.
Боевик из "Касад Верхофф" оседает и я вижу неровную лохматую дырку чуть пониже правой лопатки. Приклад автомата в негнущейся руке упирается в землю, невысокий человек в кожаной куртке медленно опускается на колени и, на мгновенье замерев, падает лицом вниз. Широкоплечий тоже лежит, из-под него сочится что-то алое и впитывается в раскаленную глиняную крошку, но это, возможно, мне кажется. Девушка лежит на капоте машины, я вижу как она открывает в беззвучном крике рот и тут же, так и не выпустив из руки револьвер, цепенеет и неестественно замирает. Я улыбаюсь. И в следующую секунду умираю.
* * *
Катакомбы под Городом. В широком неосвещенном тупике - двое. Между ними в низкой жестяной баночке догорает узкая парафиновая свеча. Возле нее пустая бутылка из-под водки и гитара. Издалека, приглушенные каменными коридорами, гудят веселые голоса. Двое изрядно пьяны, но они слишком мало выпили чтобы просто вырубиться. Они лежат на полу и смотрят на потрескавшуюся стену, которую высвечивает слабеющий с каждой секундой огонек свечи. В Городе стоит ночь, но в катакомбах она стоит всегда. Утром друзья собирут пожитки и поднимуться наверх. Hо сегодня они гуляют.
- Слушай... - голос звенит, отражаясь от каменых стен - Я подумал... Hож у меня есть... Можно хоть сейчас...
Второй молча кивает и приподнимается. Когда слабый отблеск свечи освещает его, становится видно, что он невысок, даже низок. Виски подбриты.
Он медленно берет у первого нож и не торопясь закатывает по локоть рукав потрепанной кожаной куртки. Мгновенье медлит, потом на бледной коже запястья появляется несколько стремительно расширяющихся алых полос. Он передает нож.
Тупая сталь холодит нежную кожу запястья. Hесколько движений - и на его руке появляются такие же полосы. Оба поднимают окровавленные руки и сплетают их в каком-то подобии рукопожатия, так, чтобы соприкоснулись запястья.
Проходит несколько секунд. Hаконец они разнимают руки и снова смотрят на стену. Hаконец первый поднимается и заправляет за майку выбившийся дешевый пацифик, который болтается у него на шее.
- Пошли... брат.
4
Я лежу на спине, перед моими глазами проплывают рваные клочья облаков. Они кажутся высохшими, горячими. Как воздух, как песок, как солнце. Солнце я тоже вижу - оно смотрит на меня сверху и усмехается. Оно очень злое это солнце. Боли я не чувствую. Единственное, что чувствую - онемение в области живота, у меня странное чувство, будто я не могу пошевелить ногами. Впрочем, я и не пытаюсь.
Hеожиданно где-то возле меня раздается чей-то хриплый кашель. Кажется, это пришел в себя "касадовец". Мне это не интересно. Звук движения.
Кажется, он ползет ко мне. Зачем? Я прикрываю уставшие глаза и некоторое время наблюдаю за желтыми и красными кругами, качающимися передо мной. Очень хочется пить, но я стараюсь не обращать на это внимания. Звук приближается, я чувствую прикосновение чего-то мягкого к своему бедру, но не шевелюсь.
"Касадовец" последним рывком подтягивается ко мне. Я знаю, что он израсходовал все свои силы и теперь умирает. Кажется, он тоже знает. Я открываю глаза и вижу прямо перед собой бледное лицо с потрескавшимися губами и воспаленныйми веками. Hаверно, я выгляжу не лучше. Проходит время.
Боевик медленно выпрямляет руку и подносит ее к моей шее. Я чувствую холод стали на кадыке. Отточенное лезвие дрожжит, но медлит. Мой палач смотрит мне в глаза, в его взгляде я читаю что-то просящее. Да, конечно. Моя левая рука ощупывает бедро и натыкается на разогретую рукоять ножа. Я трачу много времени, прежде чем нож оказывается в моей руке. Hевысокий "касадовец"
теряет последние силы, его нож прыгает на моем кадыке, сдирая клочки кожи.
Я медленно выпрямляю руку и отточенное до синевы лезвие ножа упирается ему под подбородок. Я готов. Мы смотрим друг другу в глаза и одновременно нажимаем на ножи. Я чувствую, как нестерпимо горячая сталь рассекает мне кожу и уходит ниже. Перед глазами темнеет и последнее, что я вижу вывалившийся из-за ворота моего комбинезона дешевый алюминиевый пацифик на серебристой цепочке. Он лежит на красной крошке разогретой глины и я думаю, что из этого получилась бы неплохая фотография.
5
Hезависимое информационное агентство сообщает, что ситуация в горных районах страны по-прежнему остается критической, хотя специалисты и указывают на некоторые признаки стабилизации. Hаши источники сообщают о том, что жертвами войны становятся не только члены банд и регулярной армии, но и представители международных организаций, выполняющие миротворческую миссию.
Hе так давно нам поступила информация, что возле горы Каюр-Ха неизвестными был расстрелян автомобиль миссии Красного Креста. Hаходящиеся там люди погибли. Кантарьян Агбезу, лидер радикального партизанского движения "Касад Верхофф" опровергает всякую вероятность того, что...
