Мари подумала, что сама она, пожалуй, предпочла бы остаться в теплой кухне. Она очень любила бывать там. Обитатели приюта называли свою просторную кухню «замок», поскольку крыша этого помещения была украшена квадратной башенкой. В огромной комнате с красивым сводчатым потолком было так уютно! Гигантских размеров камин и кухонные печи распространяли вокруг себя приятное тепло.
«Может, тот мсье, что приезжал в прошлый раз, вернулся снова? — спросила себя девочка, и сердце ее забилось быстрее. — Нет, это невозможно! Он ведь ни о чем меня не спрашивал. Только долго меня рассматривал. И я ему не понравилась».
В начале XX века редко кто решался усыновить ребенка-сироту. Приют, притулившийся у стен аббатской церкви Святого Стефана в коммуне[2] Обазин, недалеко от города Брив-ла-Гайард, стал домом для нескольких маленьких девочек, оставшихся без родительской опеки. В шестидесятые годы XIX века, когда бедняков на улицах Брива стало намного больше и монахиням пришлось открыть центр благотворительной помощи, увеличилось и количество сирот. В это же время сестры конгрегации Святого Сердца Девы Марии основали в Обазине, в красивейшем здании старинного цистерианского аббатства, построенном в XII веке, сиротский приют. Мэр и представители епархии обратились к именитым и состоятельным жителям городка и окрестностей с просьбой обеспечить бедных сирот одеждой и пропитанием.
Теперь же монахини принимали под свою крышу не только местных пяти- и шестилетних девочек, чьи родители умерли или исчезли неизвестно куда, но и воспитанниц на полный пансион. В числе учениц были также девочки, которые посещали уроки в монастырской школе, но жили дома, в семьях. И пансионерки, и ученицы школы оплачивали свое пребывание в стенах приюта.
Случай Мари выходил за общепринятые рамки. Девочка стала одной из самых юных воспитанниц приюта. Ее предали на попечение монахинь из городской больницы Брива, когда малышке не исполнилось и трех лет. Поэтому Мари привыкла считать приют своим домом и знала в нем каждый уголок.
В те времена такой историей трудно было кого-нибудь удивить. Женщина, которая привезла малышку к матери-настоятельнице, коротко пояснила, что однажды вечером в больницу явилась повитуха с новорожденным младенцем на руках и сказала, что мать ее умерла при родах и перед смертью успела только попросить: «Назовите ее Мари».
Однако разве были у девочки основания чувствовать себя несчастной? В начале XX века дети, доверенные заботам монахинь, были обеспечены и пищей, и одеждой. Жители охотно одаривали приют орехами, съедобными каштанами, растительным маслом, молоком, мясом и фруктами. Кроме того, монахини обрабатывали два огорода, исправно снабжавшие приют разнообразными овощами. Еще у них был живорыбный садок, несколько плодовых деревьев и ферма с птичником, свинарником, клетками с кроликами и даже коровой! Чуть ниже садка разместилась мельница, которая поставляла в приют электроэнергию.
Одевали своих воспитанниц монахини благодаря щедротам богатых жителей Брива. При монастыре была и своя рукодельня, где воспитанниц учили не только вышивать и шить новую одежду, но и перелицовывать и перешивать старую. В том же, что не касалось материального обеспечения, Мари разделила участь всех брошенных детей, ничего не знающих о своем происхождении. Для одних это неведение было тяжким бременем, для других — необременительной ношей, в зависимости от характера. Мари не жаловалась никогда. От природы девочка была наделена покладистым и жизнерадостным характером. Но кто, скажите на милость, может знать, какие печали и горести тяготят душу ребенка?
Мари поднялась на второй этаж, где располагался кабинет матери-настоятельницы. В кабинет она вошла с радостной улыбкой. Девочка любила и почитала мать Мари-Ансельм, прививавшую воспитанницам любовь к Господу. Мать-настоятельница была женщиной редкой доброты — неоценимый подарок неба бедным сироткам.
Монахиня ожидала ее прихода. Она долго раздумывала о том, стоит ли ей отпускать из приюта девочку, к которой была искренне привязана. Внутреннее чувство справедливости не позволяло ей отдавать кому-либо из воспитанниц предпочтение, однако же набожность Мари часто наводила монахиню на мысль, что в будущем она вполне может избрать монашескую стезю. Но станет ли любовь к Господу главным критерием выбора, когда Мари придет время выбирать? Если Всемогущий Господь избрал ее для служения себе, рано или поздно благосклонная судьба выведет девочку на правильный путь.
Для себя мать Мари-Ансельм решила, что было бы хорошо отдать Мари в состоятельную семью горожан из Брива. И вдруг с подобной просьбой к ней обратилась супружеская чета, живущая близ маленького городка Прессиньяк, что в департаменте Шаранта, то есть довольно далеко от Лиможа, столицы региона Лимузен[3]. Эти люди искали девочку-подростка, которая смогла бы стать помощницей хозяйке дома. Из всех воспитанниц только Мари достигла требуемого возраста.
И все-таки мать Мари-Ансельм долго тянула с ответом. Прессиньяк — это ведь так далеко… Увидятся ли они когда-нибудь с девочкой снова? Не могла она не думать и о том, что Мари — девочка очень способная. Несколько месяцев назад она одна-единственная из воспитанниц блестяще сдала экзамены и получила свидетельство о начальном образовании. Ферма — не самое лучшее для нее место!
Однако перед внутренним взором тут же вставало бледное личико девочки с темными кругами под большими карими глазами. Она с детства отличалась слабым здоровьем. Быть может, перемена места и здоровая жизнь в сельской местности пойдут ей на пользу? Семья из Прессиньяка была очень обеспеченной и уже более пяти лет щедро жертвовала на нужды приюта, хотя тот находился в другом департаменте. К тому же у них не было своих детей. Что, если Мари посчастливится обрести дом и родительскую заботу?
* * *
Ласково, но решительно мать-настоятельница обняла девочку за плечи.
— Послушай меня, Мари! В приемной сидит женщина. Она ищет девушку, которая смогла бы содержать дом в порядке и умела бы готовить. Тебе тринадцать, и ты уже можешь сама зарабатывать себе на хлеб. И ты знаешь, что у нас не слишком много места. Я бы оставила тебя еще на какое-то время, но, думаю, будет лучше, если ты поедешь с ней. Будь с мадам Кюзенак любезной и вежливой. Если ты ей понравишься, она возьмет тебя жить в свой дом с большой фермой. Тебе это пойдет на пользу, да и нуждаться ты ни в чем не будешь.
Монахиня повернулась и сняла с книжной полки небольшого размера фотографию.
— Вот, держи! Это фотография статуи Обазинской Богородицы с Младенцем, — сказала она, и голос ее смягчился. — Ты ведь знаешь, что тебе покровительствует наша Святая Дева Мария. Это мой прощальный подарок, он охранит тебя от всех бед. А теперь пойдем знакомиться с твоей хозяйкой. И помни: если в твоем новом доме что-то пойдет не так, ты всегда сможешь вернуться в приют.
Девочка, не веря своему счастью, схватила прекрасный подарок. На фотографии было запечатлено только лицо Богоматери, ласковое и потемневшее от времени.
Сколько раз молилась она перед этим позолоченным каменным изваянием, стоявшим в приемной приюта! Сколько раз обращалась к нему с немым вопросом: «Пресвятая Дева Обазинская, где мои родители?»
— Спасибо! О, спасибо! Это лучший на свете подарок! — бормотала Мари, чьи щеки порозовели от удовольствия.
Несколько минут она прижимала новообретенное сокровище к груди, потом спрятала в карман платья.
Сердце девочки разрывалось меж двумя противоположными чувствами. Она боялась уезжать из приюта, где прожила столько лет. И вот теперь ей предстоит расстаться с подружками, к которым она так привязалась, и со своими любимыми книжками. Она догадывалась, что в жизни, которая ее ожидает, не будет места чтению и учебе.
И все же для Мари, чья чистая душа радовалась каждому новому листику, появлявшемуся на дереве в монастырском саду, слов «сельский дом» и «ферма» было достаточно, чтобы сердце ее радостно забилось.
Ее вселенная ограничивалась этими светлыми, но все же чуточку суровыми коридорами, этими уютными и всегда ухоженными комнатами, стенами просторной спальни с черной дверью.
Она любила это место, где ей было так спокойно, любила стоящую невдалеке церковь старинного аббатства…
А еще она любила отливающие синевой долины, такие прекрасные в своем утреннем наряде из тумана, которыми она с подружками часто любовалась, стоя во дворе. Вид был таким великолепным, что перехватывало дыхание.
Как бы ни сложилась жизнь, частичка ее души навсегда останется здесь, в родном Коррезе…
* * *
Монахиня и девочка вместе спустились на первый этаж и, пройдя через внутренний дворик, остановились перед дверью в приемную.
Мать Мари-Ансельм открыла дверь, и взволнованная Мари вошла первой. Женщина, которая до их появления ходила взад и вперед по комнате, замерла и посмотрела на девочку:
