на всех. Курбанова буквально на доли секунды опередил более юркий Лусенко, и пришлось заму из следствия провожать машину печальными глазами.
— Мне холодно, — всхлипнула Ирочка, что тоже мерзла среди нас, и Войченко загородил ее от ветра.
Следствие представляли только мы вчетвером, считая Курбанова, который сейчас притопывал по скованному льдом асфальту, пытаясь согреть ноги.
— Все, я домой, — сообщил я зевающему во всю пасть Скворцову и что-то шепчущему на ушко Ирочке Войченко.
Пожал им руки, приставил плакат к фасаду дома и пошел в сторону остановки.
— Чапыра, вернись немедленно! — ожидаемо услышал я вслед.
Показывать даме средний палец было невежливо, поэтому я ограничился игнором.
— Чапыра! — это уже меня догнал громкий голос Курбанова. А затем и он сам развернул меня за плечо. — Ты не охренел?! — прорычал майор мне в лицо.
— Я замерз, — подкорректировал я формулировку.
— Все замерзли! Но все дисциплинированно ждут машины! А ты демонстрируешь неподчинение. Не понимаешь что ли, раз ушел один, уйдут и другие?!
— Так пусть уходят, — не понял я предъявы. — Прошли колонной и ушли. В чем проблема-то?
— Чапыра мне все чаще начинает казаться, что ты специально всех злишь и выводишь из себя.
— Товарищ майор, я просто иду домой! Мероприятие закончилось. Где тут криминал?
— А плакат?!
— Он не мой, — отбрехался я от чужого имущества.
Курбанов еще что-то хотел сказать, но в этот момент возле нас остановилась очередная черная волга.
— Альберт? — задняя пассажирская дверь приоткрылась, и мы увидели Митрошина. Тот, как и все сегодня, был в форме, только прокурорской. — А я смотрю, ты, не ты. В форме вы все одинаковые. О! И товарищ Курбанов здесь.
— Здраствуйте, Борис Аркадьевич, — расплылся майор в радостной улыбке, показывая, как он счастлив встрече.
— Вы чего тут стоите? Демонстрация ведь уже закончилась, — спросил нас Митрошин.
— Лично я иду домой, — опередил я Курбанова.
— Подвезти? А то долго тебе придется идти, все подъезды к центру перекрыты.
— Даже не знаю, как вас благодарить, я так замерз, что скоро бренчать начну, — сказав это, я обошел машину и залез в нее с другой стороны от Митрошина.
— Руслан, вы с нами? — спросил у Курбанова прокурор, а то тот застыл столбом, словно насквозь промерз.
— Да, конечно, — оттаял майор. — Минутку, — при этих словах, он развернулся. — Войченко! Быстро сюда!
Когда следователь подбежал, Курбанов вручил ему свой плакат, что до сего момента не выпускал из рук.
— Всё, давай, — напутствовал он Дениса. А после занял переднее пассажирское сидение.
Я лишь усмехнулся быстрой смене его приоритетов. При представителе прокуратуры оставив эту метаморфозу без комментариев.
— Слышал, слышал, ваше руководство решило, что в этом году милиции надо поучаствовать в демонстрации, — заговорил Митрошин.
Курбанов тут же поддержал тему, высказавшись о мудрости высокостоящих.
— И о твоей речи в университете тоже слышал, — Борис Аркадьевич развернулся вполоборота ко мне. — Говорят, после нее половина студентов захотела стать следователями.
— Это я настоял, чтобы с комсомольским поручением отправили именно Альберта, — вмешался, греющий уши, Курбанов. — Сразу разглядел в нем талант к публичным выступлениям.
— Ваша проницательность, Руслан Тахирович, подтверждает, что вы отличный следователь, — вежливо ответил на такое заявление заместитель прокурора.
— Вряд ли все они дойдут до отдела кадров, — подпортил я майору радостную картину, а то тот начал лучиться от похвалы.
— Но какой-то процент дойдет! — не сдавался Курбанов.
— Уверен, что не малый, — поддержал его Митрошин.
Мне было безразлично, и я отвернулся к окну. На улице сплошным потоком шли люди — возвращались пешком с демонстрации. Флажками уже не махали, двигались, подгоняемые морозом, целенаправленно.
— Вас где высадить? — поинтересовался Митрошин, — У отдела или там, где ваши празднуют?
— У отдела, мне там кое что забрать нужно, — в этот раз меня опередил Курбанов. Но я не возражал, значит переоденусь в гражданку. Сперва собирался идти в форме домой, так как до него от центра города было ближе. А за праздничный стол меня никто не звал.
— Прямо поражаюсь, — начал майор, когда мы покинули прокурорскую машину. — Вот что они все в тебе находят? Ты же недисциплинированный и плюющий на субординацию тип. В чем твой секрет?
— Я, товарищ майор, обаятельный, — открыто улыбнулся я Курбанову.
— Наглый ты и скользкий, а не обаятельный, — озвучил майор свое мнение, о чем-то задумался и спустя минуту, когда мы уже вошли в здание и подошли к окну в дежурную часть, продолжил. — Ты не куришь, и Митрошин тоже не курит, — принялся он искать точки соприкосновения.
— Бросайте, Руслан Тахирович, и вступайте в наш клуб радеющих за здоровый образ жизни, — потроллил я его.
Тот в ответ посмотрел на меня задумчиво. Но спустя секунду его глаза заискрили, а губы искривились в злой ухмылке.
— Это ты-то ведешь здоровый образ жизни? Да ты бухаешь как не в себе!
— Чего? — я даже остановился от такого наезда. Совершенно несправедливого.
— Устроил из квартиры притон! — продолжал накалять Курбанов. — Ты ведешь не здоровый, а аморальный образ жизни!
Хотелось бросить ему в лицо все, что я о нем думаю, а еще лучше заехать кулаком, но я стиснул зубы, расслабил пальцы рук и спокойно произнес:
— Всего доброго, товарищ майор. С праздником вас, — после чего свернул в сторону дальней лестницы.
Остаток выходных я провалялся дома с котом в обнимку. Вставал лишь для того, чтобы выпить горячий чай с медом. После праздничного гуляния на морозе простыл и теперь мучился с горлом. Но ко вторнику полегчало, поэтому пришлось идти на службу.
На этаже бушевали страсти. Следователи по расследованию очевидных преступлений бегали в мыле, матерились и уводили из-под носа друг друга станки, которых у нас было всего два. Шел последний день отведенного им начальством срока для сдачи уголовных дел до Дня Советской Милиции.
Капитолина, когда я к ним заглянул, махнула на меня рукой, бросив, что оперативки не будет, и я пошел по коридору дальше.
В нашем закутке царили тишина и покой. Как-то так получилось, что мы с Журбиной остались вдвоем. И да, я не считал себя виноватым в переводе Левашова, он сам оказался причиной своих бед. Я его не провоцировал красть у меня удостоверение и начинать тем самым войну. Сам ее развязал, сам продул финальное сражение, вот
