не иголкой, а шилом. Ткань грубая, похожа на мешковину.
На ногах вообще странная обувь. Не кроссовки, не туфли. И не сапоги. То ли чересчур закрытые сандалии, то ли здорово прохудившиеся галоши.
Материал странный… Не резина, однако и не кожа, и уж точно не ткань. Я бы поставил на бересту, но разве из нее делают обувь?
Погодите-ка береста…?
Понадобилась целая секунда, чтобы сообразить — да ведь это же лапти! Или какой-то близкий аналог.
Господи, да что тут происходит? Какие лапти в начале двадцать первого столетия? Их разве не в тематическом развлекательном парке только встретишь? Куда всякие любители истории шляются, типа аутентичность, натуральный быт и другая похожая дичь.
Я взглянул на измазанные грязью ладони, пальцы медленно подрагивали. Попал так попал…
Так, ладно, пока лучше не задумываться: что да, как и почему. Будем действовать в порядке возникновения проблем. Для начала необходимо выбраться из леса. Непонятно сколько сейчас времени и как скоро наступит ночь. Шарахаться по лесу в темноте будет еще хуже, чем днем.
Как там определять сторону света? По солнцу?
Я задрал голову, пытаясь рассмотреть сияющее светило. К сожалению, густая листва мешала точно определить его расположение.
Что еще? Мох? Он вроде растет с северной стороны у корней деревьев… или с южной? Блин, стоило больше смотреть каналов о натуральной природе. Стой теперь, гадай.
И башка не думает утихать. Приложило неслабо. Кровь идти перестала, но головокружение сохранялось, как и тошнота.
Плюнув и положившись на удачу, я медленно побрел вдоль кромки окончания склона. В любом случае залезть обратно явно не смогу, а идти в противоположную сторону не хотелось.
Рассуждал так, если пацан грохнулся оттуда, то может наверху какая-нибудь тропинка или дорожка. Шанс слабый, понятно, но хоть что-то. Больше ничего путного не придумал. Выживальщик из меня тот еще. Запросто заблужусь в трех соснах.
Шел медленно, ноги то и дело подкашивались, штормило будь здоров. Пару раз опускался на колени, пытаясь перевести дух. Ворох листвы, засохшие ветки и неровность почвы еще больше затрудняли движение.
Где-то через полчаса (больше? меньше?) наткнулся на бурелом из трех поваленных крест-накрест деревьев. Пришлось обходить слева, держа по правую руку склон.
Наверху все так же шумела листва, не долетавший вниз ветер качал пышные кроны, изредка доносилось пение птиц.
Шок от пробуждения в чужом теле постепенно заглох, вместо него наступило какое-то отупение. Я брел с единственным желанием — куда-нибудь дойти. Не грохнуться, не потерять сознание. Интуиция подсказывала — упаду, то обратно не поднимусь и вообще, останусь здесь навсегда. Вырублюсь и не проснусь. Схарчат «санитары леса» неподвижную тушку за милую душу и спасибо не скажут.
Страх оказаться съеденный волками или медведем подстегивал, заставляя делать следующий шаг. А за ним следующий, и еще один, и еще.
Мысль, что тебя сожрут дикие звери и твое тело, так никто и никогда не найдет выступала мощным мотиватором, чтобы двигаться дальше.
Не знаю, как-кому, но лично мне такая смерть казалась довольно паршивой. Хотя чего это я, любая смерть паршива вне зависимости от обстоятельств. А умирать я не хотел.
Потому и шел, спотыкаясь, шатаясь, кривясь от головной боли, но не останавливаясь.
В конце концов мое упорство оказалось награждено. Посчастливилось наткнуться на небольшой родник в корнях особо огромного дуба. Струйка воды текла по узкой ложбинке и заканчивалась в маленькой заводи.
С хриплым всхлипом радости (думал и впрямь сдохну где-нибудь по дороге) я опустился на край бережка. Зачерпнул воду в ладошках и первым делом сделал глоток. Зубы заломило от холода. Студеная. Хорошо. То, что надо. И чистая. Мелкие листики, лениво плавающие по поверхности не в счет.
Очень осторожно побрызгал на затылок, стараясь не задевать горящую огнем рану. Промыть бы, да придется с головой нырять в пруд, самому не видать и рук сзади нет. Неудобно.
Слипшиеся от крови волосы мешали толком определить, насколько на затылке все плохо. А если череп пробит? И посмотреть толком нельзя.
Наклоняясь в очередной раз к воде, я случайно взглянул на гладкую поверхность водного зеркала. Взглянул и замер, не в силах пошевелиться.
Я рассматривал свое изображение в водном зеркале, на меня оттуда смотрело незнакомое лицо подростка. Лет четырнадцати-пятнадцати. Вряд ли старше. Черты резкие, злые. Скулы острые, как бритва. Худощавый. Породистый нос с легкой горбинкой. Волосы прямые, цвета начищенного золота. Губы тонкие, сомкнуты в прямую линию. Глаза глубоко запавшие, светло-зеленые, с легким синим оттенком. Взгляд серьезный, не по годам. Кончики ушей заостренные. Шея узкая, цыплячья.
Именно в этот момент в голове что-то щелкнуло. Словно шлюзы открыли и полился водопад совершенно чужой памяти.
Образы, незнакомые места и лица, чуждые определения и понятия, непонятный язык — обрывки воспоминаний полноводной рекой вливались в мозг, захлестывая и сливаясь в единую массу со старой памятью.
Трудно сказать сколько это продлилось и как долго я так простоял, уставившись в воду, с коленками на грязной земле. Завис и не мог пошевелиться, переваривая невесть откуда навалившееся знание.
Я четко знал, что я это я, Аркадий Касаткин, тридцати одного году от роду, проживающий в белокаменной с самого рождения, работающий в одной из преуспевающих фирм на должности менеджера среднего звена.
И в то же время, непонятно с чего, я ощущал себя неким пацаном по имени Эри. Сиротой, выкупленным у труппы бродячих артистов старым чародеем-алхимиком по имени Пауль Гренвир, известным также, как Старец из башни.
Эри мало помнил о своей прошлой жизни до того, как появился здесь. Воспоминания носили обрывочный характер. Зато хорошо помнил, что случилось после. Старик заставлял заниматься сбором трав, ягод, других ингредиентов. Тяжелый физический труд, ведение хозяйства, уборка помещений, таскание воды, колка дров — все это входило в перечень его обязанностей.
И хотя официально считалось, что пацан находился на положении ученика или подмастерья, фактический старый хмырь использовал мальчишку в роли слуги.
— Фарх его побери, мешок потерял, — совершенно неожиданно воскликнул я.
В следующую секунду, пораженно замолк. Вдруг понял, что использовал не русский язык. И что самое поразительное, сделал это привычно, не напрягаясь.
Более того, знал, что Фарх — это не просто какое-то непонятное слово, оно обозначало имя демона и носило ярко ругательный оттенок. Как — черт тебя побери или нечто подобное.
А мешок, о котором речь — ни что иное, как сегодняшняя добыча прогулки по лесу. Пауль Гренвир имел весьма скверный нрав и запросто мог осерчать за потерю дневного сбора нужных для зелий травок.
Я, а точнее Эри, знал, что за потерю ингредиентов его не похвалят. Скорее наоборот, опять появлялся риск остаться без ужина. А то и без завтрака на следующий день.
Возвращаться? К счастью, благодаря памяти парнишки я теперь имел представление куда идти. Где находилась башня тоже известно. С
