Проходя мимо комнаты Миры, я чуть приглушил шаги. За дверью было тихо.
Я вошел в комнатушку, где на столе стоял мой хроновизор, поставил стул и сел. Возле подоконника была розетка, я наклонился и включил аппарат в сеть. Затем развернул его объективом к окну и нажал на пуск.
На мониторе загорелась заставка программы: моя собственная стилизованная физиономия в донкихотском шлеме.
Затем заставка растаяла, и появилось изображение набережной. Уже начало смеркаться, и я добавил чуть яркости и резкости, но от этого ухудшилась контрастность изображения.
Я открыл автоматическую полосу прокрутки и включил обратное сканирование.
Предыдущую секунду, которую показывал хроновизор, программа была в состоянии разделить на шесть миллиардов равных отрезков. В реальности их количество было неисчислимо, то есть состояло из бесконечного числа точек-нигилов, или, как я сам их называл, ничевоков. Что такое ничевоки – я не знал. Вернее, меня не удовлетворяли те несколько смехотворных определений, которые могла дать моя научная группа. Возможно, на поиск этого определения ушла бы жизнь не одного десятка поколений ученых, а может, поиск продолжался бы до тех пор, пока природа не подарила бы человечеству нового Эйнштейна.
Шесть миллиардов отрезков секунды – это далеко не предельная возможность современной кибернетики и электроники. Хроновизор был первой экспериментальной моделью. Я собрал его сам за собственные средства, а программу написал мой помощник Андрей Тихонов, тот самый, у которого я позавчера рассчитывал переночевать.
Программа автоматически задерживалась на каждом отрезке по полсекунды. Это была стандартная скорость сканирования. Ее можно было изменить в сторону увеличения или уменьшения, а если ее не изменять, то весь процесс наглядного сканирования одной секунды занял бы девяносто пять лет. И это была бы все та же предыдущая секунда.
Сканируемая секунда не являлась чем-то статичным, она была скорее совокупностью бесконечного количества движущихся параллельно континуумов, каждый из которых мог бы быть вероятной причиной последующего и следствием предыдущего.
Я уставился на монитор, и уже на третьем кадре меня бросило в жар.
По набережной, низко опустив голову, брел человек. За пол секунды, в течение которых демонстрировался кадр, он успел сделать один шаг.
Я немедленно остановил сканирование и вернулся на деление с меткой «минус три шестимиллиардных доли секунды».
Человек двигался в направлении «Поплавка». Он был одет в темный плащ и фуражку и походил на призрак. По мере его приближения я чувствовал не столько радость открытия, сколько страх. Разум вместо того, чтобы давать объяснения происходящему, оцепенел и не мог породить никакой догадки по поводу наблюдаемого мной факта.
Человек, существующий за три шестимиллиардных доли секунды до моей реальности, приблизился к зданию ресторана. Мне пришлось приподнять хроновизор, чтобы проследить еще несколько шагов незнакомца. В конце концов, он пропал из виду, и, судя по направлению движения, вошел в здание.
Я поставил хроновизор на стол и, выбежав на лестницу, глянул в зал.
За столом сидел Шишига и читал газету. Увидев меня, он шепотом спросил:
– Ну, как? Все еще ерепенится?
Я вперился взглядом во входную дверь, но она, как и следовало ожидать, осталась закрытой.
Значит, либо человек не вошел в зал, либо следствие, причиной которого было движение, совершенное им, не попадало в нашу реальность. Испытывая смешанные чувства, – разочарование, азарт, волнение – я махнул Шишиге рукой и побежал обратно.
Усевшись за монитор, я вновь запустил сканирование.
На одиннадцатом кадре появилась женщина. Она шла по тротуару, затем свернула, пересекла дорогу метрах в ста, постояла немного у реки, посмотрела по сторонам и побежала в противоположную сторону.
На семнадцатом кадре я увидел удаляющуюся машину. На двадцать девятом был старик. На тридцать восьмом – девушка. На сорок пятом – пара: мужчина и женщина; они стояли рядом с авто и о чем-то спорили.
В среднем каждый седьмой-восьмой кадр был обитаемым. Я сохранял все изображения в памяти хроновизора и продолжал сканирование до тех пор, пока не набралась галерея из нескольких десятков изображений.
Остановив процесс, я стал сверять картинки. Ничего особенного. Обычные люди, такие же, какие ходили по улицам Москвы до вчерашнего дня. Одежда некоторых из них были изрядно перепачканы известной мне желтоватой пылью. Я мог рассмотреть некоторые лица. На них были выражения отчаяния, испуга, отрешенности. На одной из фотографий лежал человек, и было неясно, жив он или нет.
За окном совсем уже стемнело. Я включил ускоренное сканирование без изображения, встал со стула и заходил по комнатке взад-вперед.
Кто были эти люди? Как они попали в прошлое? Связано ли их появление в отрезках предыдущей секунды с нашествием космических пятен?
Не в силах больше оставаться единственным свидетелем открытия, я выскочил в коридор и крикнул:
– Роман!
Когда Шишига вошел в комнату, сканирование уже завершилось, и я просматривал график. Шишига щелкнул было включателем, но я на него цыкнул, и он снова выключил свет. На графике нарисовалась кривая Гаусса с несколько заостренной вершиной. Причем настоящее время (а вернее, время, в котором находился хроновизор) находилось в его самой нижней точке положительной области. Наибольшая активность соответствовала диапазону между минус одной и минус двумя шестимиллионными долями секунды. Мысленно я тут же назвал эту кривую «зоной основного заселения».
Выбрав середину этого диапазона, я стал сканировать вручную.
За окном были густые сумерки, и на экране виднелись лишь трудноразличимые тени.
Роман стоял рядом и терпеливо ждал. Неожиданно на мониторе появилась машина, свет фар разорвал темноту.
– Это за окном, что ли? – спросил Шишига полусерьезным тоном.
– Как видишь, – сказал я и стал крутить дальше.
Вдруг на экране вспыхнули фонари.
– Что это? – ахнул Роман.
Я остановил вращение.
Перед нами простиралась набережная от «Поплавка» до дальнего моста. Несколько ближних домов и один дальний также были озарены светом. По улице двигались машины, а на тротуаре можно было насчитать с десяток пешеходов.
– Перед нами Москва, – сказал я. – И ее жители.
– Это что, запись? – спросил Шишига.
– Нет, – сказал я. – Штуковина, через которую мы сейчас смотрим на улицу, называется хроновизором. Помнишь, я тебе о нем говорил? При помощи этого устройства мы видим прошлое, которое отстает от нас на один короткий миг.
Я пошевелил аппаратом и слегка изменил ракурс.
– Видишь?
– Ух ты черт! – потрясенно выдохнул Шишига. – Но это же… Это же вроде как параллельный мир!
– Нет, – сказал я. – Он не параллелен по отношению к нам.
– И они… эти люди… – Шишига стал заикаться. – Они ходят по улице… ездят на машинах… Там есть свет. Значит, у них не случилось катастрофы?
– Посмотри вон на те дома. – Я ткнул пальцем в монитор. – Там нет света. А вдалеке вообще все в темноте.
– Значит, и там катастрофа?
– Выходит, так.
– Жутко, – сказал Шишига.
– Жутковато, на первый взгляд, – согласился я.
– Если они не находятся в параллельном мире, то где? – спросил Шишига.
– Ну… Назовем это расслоением причинно-следственного континуума. Они позади нас. Но не в нашей… э-э… причине. – Я задумался и, наверное, молчал несколько минут, а затем сказал. – Теоретически это невозможно. По идее мы видим в хроновизоре наш мир – не какой-нибудь альтернативный – а именно наш. Но только такой, каким он был долю секунды назад.
– Я не понимаю, – сказал Шишига. – Вот… прошла секунда… и еще одна. Но я никого за окном не видел.
– Настоящее является следствием прошлого и причиной будущего, – сказал я. – Это ты понимаешь?
– Угу, – кивнул Шишига.
– В настоящем не может быть причины настоящего. Ты согласен?
– Согласен…
– Хроновизор видит прошлое, являющееся в свою очередь этой самой причиной и следствием еще более старого прошлого. Но возможности данной модели не позволяют определить различие между двумя нигилами, являющимися как бы краями причинно-следственной связи.
– Что такое нигил?
– Точка. И вместе с тем ничто. Бесконечно малое небытие. Ничевок.
– Ничевок? – повторил Роман.
– Да. Теперь ты понимаешь, какие два вывода можно сделать из проделанного опыта?
– Какие? – спросил Шишига.
– Эксперимент доказывает, что либо отрезки причинно-следственных отношений вообще не лежат на прямой, состоящей из последовательного ряда нигилов, либо то, что мы видим, не является причиной или предпричиной настоящего.
– А что является причиной настоящего? – спросил Шишига после некоторой паузы.
– Не знаю, – сказал я. – Не иначе, у нашей реальности и у той, которую мы видим на экране, причина общая, и лежит она где-нибудь позади. Здесь. Или здесь. – Я указал пальцем на шкалу полосы прокрутки. – Хотя и невероятно с точки зрения квантовой физики, чтобы причина могла быть настолько удалена от следствия…
