Ознакомительная версия.
– Самосожжение, – поправил его Колин и захлопнул дверь.
Он спустился вниз и тихо прошаркал мимо Холлис Уэллс, которая, с головой погрузившись в изучение документов под убаюкивающие звуки «Магазина на диване», не заметила его. Пройдя по коридору, он подошел к комнате, которая предположительно принадлежала Линдси. Он там не бывал, но Линдси всегда приходила в гостиную с этой стороны дома. И кроме того, там горел свет. Он осторожно постучался.
– Да, – отозвалась она.
Линдси сидела в плюшевом кресле под огромной, во всю стену, доской, на которой были прикреплены фотографии. Линдси с Катриной, Линдси с ДК, Линдси в камуфляжном костюме… Здесь была куча фотографий, но Колин сразу заметил, что все они сделаны в последние несколько лет. Никаких фоток в ползунках или с бантиками и ничего из мрачного периода альтерно-эмо-гото-панка. У противоположной стены стояла широкая кровать. Что интересно, в комнате почти не было розового.
– У тебя тут не так уж много розового, – так и сказал Колин.
– Ну да, это единственное место во всем доме, где от него можно скрыться.
– Спички есть?
– До фига. А что?
– Я хочу сжечь вот это. – Он поднял блокнот. – Если я не могу закончить теорему, то я ее сожгу.
Линдси вскочила, выхватила блокнот из рук Колина и принялась листать:
– Разве выкинуть не проще?
Колин вздохнул. Она явно не поняла, в чем суть.
– Ну да, можно и выкинуть. Но слушай, если уж я не могу стать гением – а теперь совершенно ясно, что я им стать не могу, – то, по крайней мере, могу сжечь свой труд, как настоящий гений. Вспомни, сколько гениев успешно или безуспешно пытались сжечь свои труды!
– Ага, – рассеянно пробормотала Линдси, продолжая листать блокнот. – Ты посмотри-ка!
– Карлейль, Кафка, Вергилий. Лучше компании и не придумаешь.
– Угу. Слушай, объясни вот это, – сказала она, присаживаясь на кровать и жестом приглашая его сесть рядом. Она просматривала страницу с ранним вариантом формулы и несколькими неточными графиками.
– Идея в том, чтобы взять пару и выяснить, Брошенные они или Бросальщики. Используется шкала от минус 5 для ярко выраженных Брошенных до плюс 5 для ярко выраженных Бросальщиков. Разность между этими числами дает значение переменной D, а если подставить D в формулу, получается график, предсказывающий развитие отношений. Только… – Он умолк, пытаясь найти слова, которые образно описали бы его неудачу. – Только эта формула ни фига не работает.
Линдси закрыла блокнот.
– Жги, – сказала она, – но не сегодня. Я возьму на пару дней.
– Э… ну ладно, – кивнул Колин и подождал, пока Линдси не скажет что-нибудь еще.
Наконец она добавила:
– Это же просто клевый способ рассказывать истории. Ненавижу математику, но вот это круто.
– Ладно. Но скоро мы его сожжем! – сказал Колин, театрально подняв палец вверх.
– Обязательно. А теперь марш спать, пока день вконец не испортился.
В пятый вечер в Гатшоте Гассан и Колин разделились. Гассан отправился с Линдси в «круиз», который заключался в том, что они ездили на розовой машине Холлис от гатшотского магазина до заправки и «Taco Hell», снова до магазина, оттуда до заправки и «Taco Hell» – и так до бесконечности.
– Вышел бы хоть на улицу, – сказал Гассан Колину.
Он стоял рядом с Линдси в гостиной. Она надела большие синие сережки и нарумянилась так, что можно было подумать, что ей стыдно.
– Я отстал от графика чтения, – объяснил Колин.
– Отстал от графика чтения? Ты же все время читаешь! – сказала Линдси.
– Очень сильно отстал, потому что усердно работал над теоремой и собирал устные свидетельства. С семи лет я стараюсь читать по четыреста страниц в день.
– Даже по выходным?
– По выходным – особенно. В выходные можно читать ради удовольствия.
Гассан мотнул головой:
– Чувак, ты жуткий ботан. И это тебе говорю я, жирный фанат «Стартрека», который получил пятерку по алгебре. Знай – плохо твое дело. – Он шутливо взъерошил шевелюру Колина.
– Езжай с ними, проследишь, чтобы не попали в передрягу, – сказала Холлис с дивана.
Не сказав ни слова, Колин схватил книгу (биографию Томаса Эдисона[52]) и направился наверх. В своей комнате он лег на кровать и принялся мирно читать. Пять часов спустя он дочитал книгу и начал читать другую, которую обнаружил на полке в комнате. Она называлась «Огни костров» и рассказывала о том, как люди жили в древности в Аппалачах.
Чтение его немного успокоило. Без Катерины и теоремы, без надежд на значимость в его жизни не оставалось почти ничего. Но с ним оставались книги. Книги – настоящие Брошенные: уйди – и они вечно будут ждать тебя; удели им внимание – и они всегда ответят взаимностью.
Когда Колин, читая «Огни костров», учился свежевать енота и обрабатывать его шкуру, в его комнату ворвался хохочущий Гассан; за ним семенил серый комок шерсти, который почему-то звался Принцесса.
– Не буду врать, кафир. Я выпил полбанки пива.
Колин наморщил нос:
– Пить – это харам! Я же говорил, ты все время харамствуешь!
– Ну, знаешь, в Гатшот со своим уставом не суются.
– Твое религиозное рвение чрезвычайно вдохновляет, – сострил Колин.
– Да ладно. Не внушай мне чувство вины. Мы распили банку пива на двоих с Линдси, и я даже ничего не почувствовал. Харам – напиваться, а не выпить полбанки пива. Кстати, круизы – это весело. Офигенно весело. А еще я часа полтора сидел в пикапе с ДК, ДСУ и КЖТ, и они не такие уж плохие парни. По-моему, я им всем понравился. К тому же Катрина, оказывается, очень мила. И под словом «мила» я подразумеваю «сногсшибательная». Только не пойму, почему все так носятся с этим ДК, как будто он – дар божий. По-моему, он полузащитник, или угловой, или кто-то там еще в школьной футбольной команде, но школу он только что закончил, так что теперь он никто. Может, угловой или полузащитник – это как морпех, на всю жизнь? А еще, когда Линдси нет рядом, ДК постоянно твердит о ее попе. Других тем для разговора у него нет. Видимо, он часто хватает ее за попу, теперь я это ясно представляю. А раньше на ее попу внимания не обращал.
– И я тоже, – сказал Колин.
Он обычно вообще не замечал поп, если только они не были очень уж большими.
– Ну так вот, – продолжил Гассан, – тут в лесу есть охотничий лагерь, и мы пойдем охотиться. Мы, ребята, Линдси и еще какой-то мужик с фабрики. Охотиться! С ружьями! На кабанов!
Колин не имел ни малейшего желания стрелять ни в кабанов, ни в кого бы то ни было.
– Э-э-э… Вообще-то я стрелять не умею, – сказал он.
– Ну, я тоже, но разве ж это сложно? Даже полные идиоты постоянно в кого-нибудь стреляют. Из-за этого и умирает столько людей.
– Может, вместо этого мы с тобой просто пойдем в лес на выходные? Разобьем палатку, разведем костер.
– Издеваешься?
– Нет. Кто знает, может, будет весело. Будем читать у огня и готовить еду на костре. Я знаю, как развести костер даже без спичек. Вот в этой книжке прочитал, – сказал Колин, указывая на «Огни костров».
– Я похож на бойскаута-восьмиклассника, зитцпинклер? Мы поедем на природу. Будем веселиться. Встанем рано, выпьем кофе, будем охотиться на кабанов, и все, кроме нас, будут пьяными и смешными.
– Ты не заставишь меня пойти, – поморщился Колин.
Гассан шагнул к двери:
– Ты прав, зитцпинклер. Можешь не идти с нами. Я не буду тебя винить в том, что ты просиживаешь штаны. Видит Аллах, я и сам люблю это дело. Но сейчас мне хочется приключений.
Колин почувствовал, будто его снова бросили. А ведь он только пытался прийти к компромиссу. Он бы с удовольствием пошел в лес с Гассаном, но без «крутых» ребят.
– Не понимаю, – сказал Колин. – Ты что, хочешь с Линдси целоваться?
Гассан наклонился и взъерошил Принцессу, чтобы шерсть поднялась в воздух и Колин принялся чихать:
– Опять заладил? Нет же. Ни с кем не хочу встречаться! Я же вижу, что с тобой стало. Ты же знаешь, я храню палку-громыхалку для Единственной.
– А еще ты веришь в то, что пьянство – грех.
– Туше, мон ами. Гребаное туше.
Середина середины
Самый масштабный эксперимент по изучению одаренных детей провел Льюис Терман, психолог из Калифорнии. С помощью учителей штата он выбрал семь тысяч одаренных детей, и наблюдение за ними ведется до сих пор, без малого шестьдесят лет. Конечно, не все эти дети были вундеркиндами – их IQ колебался в пределах от 145 до 190, а IQ Колина, для сравнения, составлял более 200 баллов, – но для того поколения американцев это были умнейшие дети. Результаты оказались неожиданными: одаренные дети имели не больше шансов стать заметными интеллектуалами, чем дети обычные. Позже большинство из них добились успеха в своем деле – они стали банкирами, врачами, юристами и преподавателями колледжей, – но никто из них не стал гением, и никакой зависимости между уровнем IQ и достижениями в жизни обнаружено не было. Короче говоря, одаренные дети Термана очень редко оправдывали ожидания.
Ознакомительная версия.
