я знаю должен уже придумать сто вариантов, как нам проучить этого Ромова. Показать ему, что в 7″Б" все равны. А он вообще только пришёл. И по фигу, кто у него отец. Инженер, врач, дворник. Да хоть член политбюро!
— Вот-вот. — Тут же поддакнул Серега. — Петров, ты же у нас гений, ты рожден, чтоб творить всякие делишки.
— Да ладно. — Я отмахнулся. — Потом подумаем.
Пацаны тихонько принялись обсуждать между собой возможные варианты будущих подстав для новенького, а я молча наблюдал за объектом их нелюбви со стороны.
Вернее, не то, чтоб прямо за ним. Просто смотрел и думал. Пока я вижу три пути. Первый — игнорить, второй — подружиться, третий — довести Ромова до того, чтоб он сам сбежал из нашей школы. Но это уж совсем крайний случай. Хотя, он меня устроил бы гораздо больше остальных.
Пожалуй, надо начать с самого неприятного, но в то же время самого безболезненного. Попробовать подружиться.
— Гляньте на Кашечкина. — Засмеялся вдруг Толик Демидов. — Он сейчас заплачет.
Я отвлёкся от своих мыслей и посмотрел на ту парту, за которой с суровым, но очень обиженным лицом в гордом одиночестве сидел Антон.
— Ясное дело, все девки на новенького перескочили. Конечно, заплачет. — Усмехнулся Макс.
В этот момент предмет нашего разговора, имею в виду не Кашечкин, а Никита, вдруг резко встал и направился к Деевой, которая вообще не смотрела в его сторону. Рыкова, как и остальные девчонки, сразу же замолчала. Там как раз начиналась очередная история, правда теперь в исполнении другой одноклассницы, и вдруг такой поворот.
— Привет. — Новенький остановился возле парты старосты.
— Привет. — Она подняла голову, посмотрела на него безразлично, а потом снова принялась строчить в тетради.
— Меня Никита зовут. — Сообщил Ромов. Видимо, он решил, что у Деевой проблемы либо со слухом, либо с мозгами.
— Я поняла с первого раза. Еще когда тебя завуч привела. — С таким же невозмутимым лицом ответила Деева.
По идее, благодаря ее крепкому и здоровому пофигизму новенький мог бы сейчас выглядеть идиотом. Стоит возле парты, как дурак, в то время, когда Деева явно с ним разговаривать не собирается. Но тут проснулся оскорбленный Кашечкин.
Он вскочил со своего места, а потом очень громко, что было вообще не в тему и отдавало легким идиотизмом, выдал:
— А я эти летом отдыхал в Крыму.
Пялился Кашечкин только на своего соперника, при этом взглядом пытаясь вызвать у него, наверное, ужас. Другой причины, по которой Антон так начал бы вращать глазами, я не вижу. А он ими реально вращал. Хотя, может просто Кашечкина таращило от восторженных воспоминаний о лете, не знаю. По мне так просто один надутый павлин пытался показать второму надутому павлину, что он круче.
— Ммм… — Новенький повернулся к Антону, секунду смотрел на него молча, а потом не спеша вытащил из кармана жвачку. Медленно развернул упаковку, сунул содержимое в рот и начал демонстративно пережёвывать. — Крым — это хорошо. Там красиво. Но, честно говоря, есть места поинтереснее.
— Ого… Откуда у тебя это? — Тут же влезла Рыкова.
Я так понимаю, появление в руках Никиты буржуйского продукта моих одноклассников повергло в шок. Еще обертка такая была, яркая, с машинкой. Я успел заметить надпись «Turbo». Ну, да… В Союзе их пока ещё не найдёшь.
— Вчера брат из Чехословакии приехал. Привез вот. Хочешь?
Отвечал Ромов Ленке, но когда задал вопрос, резко повернулся к Деевой, сунул руку в карман, вытащил вторую такую же жвачку и протянул ее Наташке. Стало понятно, что показательные выступления — это попытка привлечь внимание старосты, которой вообще плевать и на смазливую физиономию новенького, и на его понты.
— Нет, спасибо. — Деева покачала головой, а потом добавила. — Извини, я тут просто по алгебре домашку делаю, чтод дома время не тратить. Была бы очень благодарна, если бы ты не отвлекал.
В этот момент прозвучал, наконец, звонок и одноклассники рассосались по своим местам. Хотя пауза в воздухе все-таки осталась.
Видимо, первую половину 7″Б", в основном женскую, конечно, по-прежнему впечетлял новенький, а вторую половину, мужскую, до глубины души поразила Деева.
— Ну, Наташка… Ну, молодец. — Прошептал мне Макс. — Как она его, да? Прям по морде своим безразличием. Прям по морде…
В этот момент, одновременно с появлением учителя физики, который вошел в кабинет, на нашу парту шлепнулась записка. В ней почерком Ермакова значилось:
«Сегодня после уроков, на футбольном поле состоится совет по ликвидации врага, хитростью пообравшегося в наши ряды. Явка строго обязательна. Передай дальше. Ребятам! Девкам не давай!»
Я рассчитываю на одно, но еще не знаю, к чему это приведет
Я всячески противился предстоящему собранию мужского клуба, на повестке которого должен был встать вопрос «ликвидации» Никиты Ромова. Просто в отличие от остальных, я знал, что это не так легко, а потому был уверен, гораздо разумнее действовать другими методами. Вопрос, конечно, в том, что у взрослого человека, коим я все-таки являюсь, и у тринадцатилетних пацанов вообще разные понятия разумности.
Обиженный в лучших чувствах Ермаков развил нехилый энтузиазм в процессе подготовки собрания. Записка, отправленная Диманом, обошла весь класс, лавируя между девчонками так, что к ним она в руки не попадала, задерживачиь только у парней. Ну и само собой, Ромов тоже остался в стороне.
Рыкова своими насмешками разбудила в Димке настоящего Конона-Варвара, желающего отомстить кровью. Только не своей, а, естественно, кровью врага, почетное звание которого получил новенький.
Ермаков так рьяно взялся за дело, что о сборище га футбольном поле оповестил всех до одного пацанов и чуть не пригласил туда же Нинель Семёновну. А это в принципе было бы с его стороны самоубийством. Впрочем, всем остальным тоже досталось бы по первое число.
Классная руководительница, конечно, пришла бы обязательно, и даже поприсутствовала, выслушав все доводы «за» и «против». Впрочем, довод у Ермакова был лишь один — «против». Против того, чтоб этот напыщенный, наглый мальчик из Москвы учился в одной компании с правильными, порядочными пацанами.
Но потом, скорее всего, Нинель Семеновна вручила бы нам ведра, тряпки и заставила бы мыть окна. Может, полы. Может, стены. Тут, смотря какая фантазия придёт ей в голову. Потому что Нинель Семёновна искренне считала, все проблемы — следствие дури в голове, а дурь в голове — следствие
