горсовете работает.
- Да нас тут чуть не сожрали, а вы, уроды, на полу отлеживались!
- Не сожрали же. И не надо тут оружием размахивать, гражданин! Органы во всем разберутся.
Мою отведенную для удара руку перехватила Маша. Ой, спасибо ей большое! С таким человеческим говном связываться себе дороже. Эти неприметные жлобы в любом слое себе теплое местечко найдут, за счет других, разумеется. Но ничего, мы с тобой еще встретимся! Не в том мире ты, дядя, права качаешь.
- Сожрала все-таки парня, тварь, - оборачиваюсь, это уже «работяга» ко мне подошел и кивает в сторону мертвой парочки, - Сходили, называется, за хлебушком.
- «Ералаш»? Земеля!
Парень в ответ широко улыбается, угораздило же нас встретиться при таких вот ужасных обстоятельствах.
- Петрович, - протягиваю ему руку.
- Степан.
А пожатие-то у него богатырское! Руки чуть трясутся, но в целом парниша выглядит молодцом. Надо бы узнать, где живет и чем дышит. Правильный оказался пацан по жизни, с такими дружить надо и держаться вместе. Хорошие люди тем и сильны, что могут друг другу руку помощи протянуть.
- Как же страшно тут жить! За что нам такое несчастье, Васенька? Я ж никому в этой жизни зла не сделала.
Обреченно вздыхаю - хуже нет ничего, чем женские слезы. Хотя нет. Хуже нет, когда ты причину этих слез убрать никак не можешь. Только сжимаешь беспомощно кулаки. А где он, тот враг? Пять человеческих жизней – вот итог так ужасно завершившегося майского вечера. Вырвавшаяся на улицы города Кикимора сожрала двух погулявших работяг и погиб один из ночных сторожей.
Кто-то по лености своей не проследил за очередным подвалом, выпустив в наш мир порождения Тьмы. Кто-то вовремя не обнаружил это нарушение, не послал по первому же тревожному звонку дежурную моторизованную группу, самонадеянно или по оплошности не надел очки, не взял с собой оружия. За все ошибки в этом проклятущем мире надо платить и платить собственной или чьей-то жизнью.
Еще раз сжимаю горячее и уже такое родное Машино тело. Неожиданно понимаю, что она один их тех якорей, что еще держит меня в этом проклятом мире. В горле горький комок, того и гляди у самого слеза выйдет.
- Все будет хорошо, Машуля. Я что-нибудь придумаю. Мы вырвемся отсюда.
Ответом мне – испуганный донельзя взгляд. Такими словами здесь не принято разбрасываться.
Я что-нибудь обязательно придумаю.
- То есть вы, гражданин Кожин, утверждаете, что гражданин Сулейко все это время лежал на полу салона?
- Да.
- А водитель Мамедов утверждает, что это именно Сулейко руководил отпором.
- Это его проблемы!
Я сижу в кабинете ОПРУ, оперативно-розыскного управления Народной Милиции, нечто вроде нашего УГРО и до кучи ОБХСС и ОРБ. Мордастый парень, сидящий за столом напротив, вряд ли был в той жизни оперативником. Я уже говорил, что в этом мрачном слое каждый сам себе жнец, кузнец и на дуде дудец.
- Тогда распишитесь здесь.
Я калач тертый, поэтому вчитываюсь внимательно в сухие строки протокола, коряво распечатанные на машинке. Некоторые буквы на ней явно западают, много помарок. Эх, неряшливо, ребята, работаете.
- Подписывать такое не буду!
- Это почему это? – взвился мордатый.
- Все было совершенно не так. Зачем мне подписывать явную ложь?
- А вот свидетели утверждают совершенно другое.
В разговор вмешивается второй опер, высокий молодой пузан. В своем слое, скорей всего, был менеджером по продажам, а здесь изображает из себя невъ..нно крутого опера. Даже где-то модную кожанку для образа надыбал.
- Слушайте, уважаемый, - только в русском языке можно это слово произнести, как оскорбление, - В этом инциденте погибла молодая девушка и был жестоко покалечен молодой человек.
- Сами виноваты, - невежливо обрываю наглого опрушника, - В этом мире нянек нет. Мне было как-то не до них, я в это время нападение Кикиморы отбивал.
- А патрульные утверждают, - это снова мордатый, - что это они убили ночную нежить.
- Добили. Я в эту дрянь целых два магазина высадил.
- Все равно подписывайте!
- И не собираюсь, по закону не обязан.
- Ты, не охренел часом, мужичок, - у правого уха громко забормотал «крутой», - Что-то ты слишком е..кий. Хочешь с нами поссориться?
- Да на хрен вы мне сдались, урюки полосатые! – приходилось мне в той жизни общаться ментами, разные там люди попадаются. Самая гнусь – это ППСники. Туда ведь обычно вернувшиеся с армии сержанты идут. Когда на тебя в восемнадцать лет сваливается власть над другими людьми, у некоторых башню реально сносит. А вот в обычной жизни их командный тон всем по барабану, вот и тянет их в милицию, пьяных шмонать, задротов на место ставить, власть свою показывать.
Пузан злобно зашипел и сжал кулаки, лицо побагровело, но, видимо, все-таки растерялся и без понта менжуется. Эти два опрушника хоть и бакланы по сути, но мою подноготную заранее вызнали.
- Что, сталкером заделался, борзоты прибавилось?
- Тебе то что?
Слился пузан, побаивается с моей командой связываться. Это тебе не работяг с завода прессовать!
- Свободны! Пока …
В коридоре я неожиданно сталкиваюсь со Степаном, тем самым, который в автобусе стрелял и почти моим земелей оказался.
- Какими судьбами?
Парень ожидаемо широко улыбнулся и протянул большую, как лопату руку. Сквозь легкую рубашку ощутимо просвечивали мощные мускулы.
- Да вот, вызвали.
- Ты это, - на миг застываю, - Короче, они там фигни всякой понаписали, все дело перевернув, пока я в отъезде был. Так что ты ничего не подписывай и стой на своем.
- Да флаг им в руки и барабан на шею.
- Вот это правильно!
Я уже сам улыбаюсь. Наш человек!
- Тебя хоть как зовут полностью?
- Степа Колмогоров, на моторном работаю.
- Так, - после общения с операми голова работает на удивление быстро. У нас в команде сейчас две рейдовые машины плюс грузовик. Мордашин хотел еще людей набрать или с другой группы переманить, - Тебя как вообще найти?
- В общаге на Никитской. Спросишь на вахте.
- Тогда будь сегодня к вечеру дома, я тебя найду.
А ведь вижу по глазам, что
