он нож к твоему горлу поднёс, да и стал в разные места тыкать. Говорит: «Ладно, не буду я твоего дружка жизни лишать, если ты сейчас же со мной пойдёшь. А нет, порешу его на твоих глазах! Мне терять нечего!» Я и плакала, и умоляла, но всё без толку, он играл ножом прямо у твоего горла! А ты стонал и даже один раз кричал во сне. А Ворон хохотал. Я ни о чём не думала, только об одном: чтобы случайно, от страха, руки твоей не выпустить. А потом ты проснулся, а Ворон исчез.
Я крепко обнял Юлю.
— Юлька, прости, прости меня, что не могу я тебя оградить от всех этих кошмаров. Сам тебя втравил в эту историю…
— Ничего ты меня не втравил. Я сама хочу, чтобы конец пришёл этому Бабаю! И мы молодцы! Правда, Домуша? Две ночи уже позади, одна осталась. Да мы втроём любую силу одолеем!
— Не девка, а золото — твоя Ульянка. Держись за неё, — сказала мне Домуша. — И то верно, что две ночи мы продержались, в двух снах не заблудились. Никому ещё это не удавалось. Но думаю, третья ночь самой трудной будет. И что там уготовано — не знаю. Помогать буду, как и прежде, коль справимся, конец придёт Бабаю и ужастеям его. А коль не справимся, про то я и думать не хочу.
Пока мы возвращались в город, я высказал свои соображения о наших испытаниях Юльке.
— Знаешь, я кое-что подметил. Во-первых, интересно проанализировать содержание моих снов. Очень искусно подобраны темы. Конечно, если бы я был суеверным человеком, то мне наверняка показывали всяких драконов, орков, гоблинов и троллей. Но для меня все они — персонажи книг и фильмов. Мама рассказывала, с каким ужасом она читала в детстве «Вий» и «Страшную месть» Гоголя. А мы читаем эти же книги, попивая кофе и в паузах болтая по телефону. Порог восприятия снизился, понимаешь? Триллеры и ужастики вывели новую породу практически бесстрашного человека. И боимся мы только вполне реальных вещей: одиночества, потери близких, тяжёлых болезней. Помнишь, Домуша об этом говорила. Есть, конечно, люди, которые и над этими страхами способны смеяться. Но для этого надо совершенно очерстветь… Во-вторых, интересно менялись акценты моих сновидений. В первую ночь упор делался на чувство тоски, одиночества, бесцельных скитаний… Вроде бы, ничего особо страшного. Но это когда вспоминаешь наяву. А во сне это было очень тяжело. Во вторую ночь мне всё время предлагали какую-то цель. Я стремился к ней, что-то искал. Но тема внезапно менялась. Я забывал прежнюю и устремлялся за новой… Это отвлекало от настоящей цели и чуть не закончилось плачевно. Просчёт их состоял только в том, что они мне показали тела людей, замученных Байбукиным (ну, или Бабаем). Они хотели меня напугать, это ясно. Но я вместе со страхом испытал ещё и сострадание. И вспомнил, что я должен что-то сделать если не для этих людей, то хотя бы для других, которые могут тоже попасть в ту комнату.
Интересно, что они придумают на этот раз? Я боюсь не столько за себя, сколько за тебя. Я вижу, как они тебя измотали.
Но знаешь, какое я ещё сделал наблюдение? Мы тесно связаны с тобой на духовном уровне. Твоя явь и мои сны способны как бы перекликаться друг с другом. Смотри: в первую ночь на тебя напали мыши, и Домуша очень легко перебросила их в мой сон. А для этого должен быть канал, связывающий нас. На следующую ночь к тебе явился отморозок по кличке Ворон. А во сне на меня и Домушу напала стая воронов. Как ты думаешь, это совпадение?
— Я его боюсь… — пробормотала Юлька.
— Кого? Ворона этого? Юлечка, успокойся! Это было просто представление, которое тебе Бабай показал. Прежде всего, твой Ворон сидит, и сидеть ему ещё долго. Затем, даже если бы он сбежал с зоны, разве мог бы он попасть в Заброшенку? На нём ведь нет метки…
— И сбежать мог, и метку Бабай мог ему дать, чтобы он сюда заявился.
— Не надо, Юлька, не накручивай. Куда же по-твоему он подевался, когда я проснулся? Я его что-то не заметил.
— Спрятался, — жалобно прошептала Юля. — А как ты заснёшь, снова вылезет и прикончит нас.
— Перестань придумывать! — я стал уже немного… нет, не сердиться — нервничать. — Не накручивай! Что ты думаешь, Домуша бы не почувствовала, что в доме кто-то прячется? Нет, Юлька, я думаю, что Бабай повторяться не будет, придумает для нас что-нибудь новенькое. И что-то мне подсказывает, что минувшие испытания покажутся нам цветочками. Ведь понимает же Байбукин, что это его последний шанс. Или мы всё выиграем, или всё проиграем. Поэтому надо собраться, сосредоточиться и подготовиться. Я думаю, тут нам нужен положительный настрой и вера в победу. А тебе надо хорошо выспаться и отдохнуть. И вот что ещё. Этого твоего Ворона («Он не мой», — вставила Юлька) ты не бойся. Когда всё закончится, а мои родители с югов вернутся, я попрошу отца справки навести. У него друг детства в органах служит, шишка какая-то. Он пробьёт по своим каналам, где заключённый Григорий Воронов находится, и как у него дела.
Юлька кивнула головой и притихла. Я искоса глянул на неё. Она засыпала. Ладно, немного осталось.
Когда мы приехали, я еле растолкал её. Зайдя в квартиру, она, не раздеваясь, обрушилась на мой диван и мгновенно отключилась. Я решил её не беспокоить. Забрал ноут и потихоньку удалился на кухню.
В Заброшенку мы сегодня приехали чуть пораньше. Хотелось провести остаток дня в тишине и уединении. Надо было максимально сосредоточиться. А ещё пообщаться с Домушей. Что-то подсказывало нам, что общение это не будит лишним. По дороге мы заехали в торговый центр и купили Домуше два новых платья. Одно — точно такое, как я купил ей в первый раз. Оно нравилось Домуше и шло ей. На покупке второго платья настояла Юлька. Оно было очень нарядным, но, на мой взгляд, не подходило пожилой женщине. Пошито это платье было из какого-то золотистого шёлка и украшено то ли вышивкой, то ли кружевами. Я не вглядывался особо, и вообще, не разбираюсь в этом.
— Вы, мужчины, ничего не понимаете. Иногда женщине хочется забыть о своём возрасте и надеть что-нибудь этакое. А у Домуши прекрасная для её возраста фигура. Ты заметил?
Если честно, я никогда не задумывался о фигуре Домуши.
