ужасно жаль, — сокрушенно вздохнул главный редактор. — Молодой человек, написавший эту заметку, всегда пользовался в редакции большим доверием… у него надежнейшие источники информации, он никогда не полагался на слухи и сплетни, писал только правду и…
— Значит, вы утверждаете, что это правда? — взорвался господин Эллемейт.
— О нет, нет, что вы!
Наш главный редактор тоже трус, подумал Ластик.
— Я хотел лишь сказать, что мне не требовалось читать заранее то, что он написал… все всегда подтверждалось… Поэтому и эта заметка появилась в газете без моего ведома…
— Я требую! — грозно рыкнул господин Эллемейт, опять стукнув по столу кулаком. — Я требую, чтобы сегодня же этот ваш молодой человек написал другую заметку, где бы восстановил истину.
— Наилучшее решение вопроса, — с облегчением вздохнул главный редактор. — Он, безусловно, это сделает.
Редакционный кот Ластик не стал слушать дальше. Он спрыгнул с подоконника и поспешил на крышу к Мурли.
Мурли молча выслушала сообщение Ластика, поблагодарила его и нырнула в чердачное окошко предупредить Тиббе.
— Так, — сказал Тиббе. — Я знал, на что шел.
Зазвонил телефон. Это был главный редактор.
— Меня вызывают в редакцию, — обреченно вздохнул Тиббе. — Шеф хочет поговорить со мной.
Девять пар кошачьих глаз смотрели ему вслед, пока он спускался по лестнице.
— То, о чем я тебя прошу, вполне разумно, — говорил главный редактор. — Ты совершил непростительный промах: написал заметку, оскорбительную для самого известного и уважаемого в городе лица. Оскорбительную и, более того, — лживую. Как тебе это только пришло в голову? Это ж надо придумать: господин Эллемейт совершил наезд на селедочника!
— Это правда, — сказал Тиббе.
— Где твои доказательства? Где твои свидетели? Кто это видел?
— Кое-кто видел…
— Так назови их имена! Почему они молчат?
— Потому что эти люди боятся господина Эллемейта. Они у него в руках, поэтому и не говорят ни слова.
— Так, — нахмурился главный редактор. — Все это кажется мне абсолютно неправдоподобным. Но у тебя есть шанс исправить положение. Тебе следует написать заметку, оправдывающую господина Эллемейта. Естественно, ты должен признать, что произошло недоразумение. И что ты очень сожалеешь. А еще господин Эллемейт просит написать несколько хвалебных слов в адрес парфюмерной фабрики. О том, какое счастье работать на этой фабрике. О том, сколько там создано изумительных ароматов. Как было бы ужасно, если бы вдруг не стало дезодорантов… Люди пахли бы потом… ну, сам знаешь… И сколь необходимо расширение фабрики. Ты должен написать об этом немедленно, прямо сегодня, Тиббе. Договорились?
— Нет, — покачал головой Тиббе.
В кабинете повисла гнетущая тишина. Редакционный кот Ластик снова сидел на своем посту, на подоконнике, и ободрительно подмигивал Тиббе.
— Нет? Что ты имеешь в виду? Ты отказываешься писать?
— Именно так, — кивнул Тиббе.
— Дело принимает серьезный оборот, — проговорил главный редактор. — В последнее время у тебя все так хорошо получалось. А теперь из-за твоего дурацкого упрямства ты лишишься работы…
Тиббе посмотрел в глаза Ластику.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Но я не могу сделать того, о чем вы просите.
— Досадно, — вздохнул главный редактор. — В таком случае нам не о чем больше говорить. Ты свободен, Тиббе.
Тиббе закрыл за собой дверь.
На улице он встретил господина Смита.
— Что же ты творишь, Тиббе? — воскликнул тот. — Я только что вынул из ящика газету, и, Боже мой, что же я там прочитал! Сплетни! Грязную клевету! Господин Эллемейт, Председатель нашего Общества Друзей Животных… это он-то засовывает котят в мешок с мусором? Это он наезжает на селедочника? Утаивает правду… и как ни в чем не бывало разъезжает по городу? Тиббе, какая муха тебя укусила? Уму непостижимо! А я-то еще собирался пригласить тебя ко мне на лекцию. Ведь на следующей неделе я буду читать лекцию «Кошка в истории человечества». И мне бы хотелось, чтобы ты написал об этом заметку. Но теперь я не уверен, что ты для этого подходишь.
— Да я и не смогу, — вздохнул Тиббе. — Я больше не работаю в газете.
И он понуро побрел домой.
— В конце концов меня все-таки уволили, юффрау Мурли, — сообщил он. — Благодаря кошкам я сохранил работу и благодаря тем же кошкам ее лишился. Но я ни о чем не жалею.
Он опустился на диван, и кошки с озабоченным видом расселись вокруг него. Даже несмышленые котята, казалось, прониклись серьезностью момента: они тихо играли шнурками его ботинок.
— Мы еще не распространили эту новость, — сказала Мурли. — Сегодня ночью должно кое-что произойти. Как только стемнеет, на нашей крыше соберутся все окрестные кошки. Объявлен полный сбор — Большой Мяу.
В этот вечер Тиббе остался один с котятами — они были еще слишком малы, чтобы участвовать в Большом Мяу. Вскоре до него донесся ужасающий вопль.
Если бы он не знал, что на крыше собрались кошки, ему бы и в голову не пришло, что у этих милых созданий может обнаружиться столь премерзкий голос. Но на крышу спешили все новые кошки — их набралось там уже не менее сотни. И все они истошно вопили. Они пели Большую Мяу-Мяу Песнь.
Часов в одиннадцать в дверь Тиббе позвонили.
Это была мефрау Фан Дам. Отдуваясь в своей шубе, она поднялась к нему на чердак и проскрипела злым голосом:
— Господин Тиббе, я только что обсудила все со своим мужем. С этим пора кончать.
— Что вы имеете в виду? — спросил Тиббе.
— Этот дом перестал быть приличным, с тех пор как в нем поселились вы! Он превратился в рассадник всяких кошек! Вы только послушайте!
На крыше кошки по новой затянули Большую Мяу-Мяу Песнь.
— Это невыносимо! — схватилась за голову мефрау Фан Дам. — А тут еще… что я вижу? Еще шестеро котят? Уж не те ли это паршивцы, которых я выкинула из своего фургона? Шесть котят, плюс две взрослые кошки, плюс еще эта ваша странная дамочка, которая больше смахивает на кошку, чем на человека… итого — девять! Плюс сотня кошек на крыше. Это уже получается сто девять!
— Плюс двадцать мертвых кошек,
