— Да, отец, — послушно ответила она. — Спокойной ночи всем. Она взбежала вверх по лестнице и кинулась в постель с минимумом приготовлений. Со звукоприемником Улонтуса под подушкой она чувствовала себя героиней детективного фильма и наслаждалась этим, как только могла.
Первыми словами, которые она услышала, были слова Ангора:
— Все анализы, джентельмены, удовлетворительны. И у девочки тоже.
«Девочки» — с отвращением подумала она и заочно показала Антору язык.
Антор открыл свой чемодан и достал из него несколько дюжин пленок с записями моделей мозга.
Это были не оригиналы. Да и чемодан был заперт не на обычный замок. Если бы ключ держала любая другая рука, кроме его собственной, то содержимое чемодана бесшумно и мгновенно превратилось бы в кучку пепла. Вынутые из чемодана, пленки в любом случае превращались в пепел через полчаса…
Но в течении этого короткого промежутка Антор быстро заговорил:
— Здесь у меня записи некоторых правительственных чиновников с Анакреона. Вот эта — психолога из университета Лориса, эта — промышленника с Сивенны. Остальные вы сами увидите.
Все придвинулись поближе. Для всех, кроме доктора Дарелла, эти записи были всего лишь тонкими линиями на желтой бумаге. Для Дарелла они кричали на тысяче разных языков.
Антор указал пальцем.
— Я хочу привлечь ваше внимание, доктор Дарелл, к этому плато среди вторичных волн во фронтальной доле, что является общим для всех этих записей. Просчитайте-ка это на аналитической линейке, сэр.
Аналитическая линейка была отдаленной родственницей — как небоскреб хижине — той детской игрушке, которая звалась логарифмической линейкой. Дарелл провел анализ и видно было, что это не составило для него особого труда. Быстрыми уверенными движениями он вычертил графики — ровное плато было на том месте, где можно было ожидать сильные всплески кривых.
— Как вы объясните это, доктор Дарелл? — спросил Антор.
— Никак. Неофициально могу заявить, что просто не понимаю, как это может быть. Даже в случаях амнезии этот участок дает лишь меньше пщюв, но не полное же их отсутствие. Может быть, какая-нибудь радикальная операция на мозге?
— О да, что-то было удалено! — нетерпеливо вскричал Антор. — Да! Но не физическим способом. Вы ведь знаете, Мул мог делать такое. Он мог полностью подавлять определенные эмоции, и на энцефалограмме не было ничего, кроме ровных прямых. Или…
— Или это могло сделать Второе Основание, это вы хотели сказать? — криво улыбаясь, спросил Турбор.
Не было нужды отвечать на этот чисто риторический вопрос.
— Что заставило вас заподозрить все это, мистер Антор? — спросил Муни.
— Заподозрил не я, а Клейзе. Он собирал волновые модели мозга, так же, как это делает Межпланетная Полиция, но с другими целями. Его интересовали люди интеллигентные, члены правительств и бизнесмены. Видите ли, вполне очевидно, что Второе Основание направляет исторический курс всей Галактики — всех нас — и они должны делать это настолько незаметно, насколько это вообще возможно. Если они имеют дело с мозгом, а это неизбежно, то их должны интересовать влиятельные люди: интеллигенты, промышленники и политические деятели. Именно такими людьми занимался и доктор Клейзе.
— Да, — запротестовал Муни, — но есть у вас какие-нибудь доказательства? Как эти люди ведут себя… я имею в виду, с этим вашим плато. Может быть, это довольно обычный феномен?
Он беспомощно посмотрел на остальных своим голубыми детскими глазами, но не встретил ни в ком поддержки.
— Это я предоставлю доктору Дареллу, — сказал Антор. — Спросите его, часто ли он видел такое в своих обширных исследованиях или читал о таких случаях в литературе за последние пятьдесят лет. А затем спросите его, насколько вероятно открытие такого феномена примерно в одном из тысячи случаев, изученных доктором Дареллом и Клейзе?
— Я думаю, тут двух мнений быть не может, — задумчиво сказал Дарелл.
— Это искусственное вмешательство. Определенным образом я это подозревал…
— Я знаю, что вы хотите сказать, доктор Дарелл, — сказал Антор. — Я также знаю, что вы когда-то работали с доктором Клейзе. Я бы хотел знать, почему вы расстались.
В этом вопросе не было враждебности. Скорее, он был задан несколько осторожным тоном, но последующая пауза получилась очень длинной.
Дарелл оглядел гостей и резко ответил:
— Потому что в борьбе Клейзе не было смысла. Он соревновался с противником, который был ему явно не по зубам. Он вплотную подошел к заключению, что мы не хозяева сами себе. А я не хотел этого знать! Я желал сохранить уважение к самому себе. Я привык считать, что наше Основание — средоточие общей души, что наши отцы боролись и умирали не впустую.
Я решил, что лучше просто взять и уйти, пока я еще ни в чем не уверен. Я не нуждался в своей должности, потому что правительственная пенсия перешла ко мне от моей матери, и деньгами я был обеспечен. Моя домашняя лаборатория помогла мне не скучать, а жизнь все равно должна когда-нибудь кончиться… Потом Клейзе умер…
— Этот Клейзе… — перебил его Семик. — Я его не знал. Как он умер?
Вмешался Антор.
— Просто умер. Он знал, что умрет. За полгода до этого он сказал мне, что находится совсем близко…
— А теперь мы слишком близко, — перебил Муни, сглотнув пересохшим ртом.
— Да, — холодно ответил Антор. — но мы в любом случае были достаточно близко, все мы. Поэтому вы и были выбраны. Я — студент Клейзе. Доктор Дарелл был его коллегой. Джоль Турбор слишком часто объявлял по видео о нашей слепой вере во Второе Основание, пока его не остановило правительство — через посредство, должен заметить, могущественного магната, в мозгу которого было обнаружено то, что Клейзе назвал Плато Вмешательства. У Хомира Муни самая большая домашняя коллекция Мулианы, — если мне будет позволено назвать так данные, касающиеся Мула — и кроме всего прочего он опубликовал несколько статей о природе и возможностях Второго Основания. Доктор Семик внес огромный вклад в математику энцефалографического анализа, хотя я и не уверен, что он представлял себе, что его математику можно применить к этой науке.
Глаза Семика широко открылись, он усмехнулся.
— Никак нет, молодой человек, я анализировал внутриядерные перемещения — проблема n-тела. С энцефалографией я сталкиваюсь едва ли не в первый раз.
— Итак, все мы прекрасно представляем себе, на что пошли. Правительство, естественно, ничего тут не может поделать. Знает ли мэр или ктонибудь из его управления о серьезности создавшегося положения, я судить не берусь. Но я твердо знаю одно: нам пятерым нечего терять, а добиться мы можем многого. Расширяя наши познания, мы можем двигаться в более или менее безопасном направлении. Мы только начинаем действовать, если вам понятно, что я хочу сказать.
— Насколько широко, — спросил Турбор, — распространяется это влияние Второго Основания?
— Не знаю. Это, по крайней мере, честный ответ. Все изменения, которые мы до сих пор обнаруживали, затрагивают пока что только Периферию. До столичных миров они вроде бы еще не добрались, хотя и это не наверняка… иначе я не стал бы проверять вас. Более всего были подозрительны именно вы, доктор Дарелл, потому что забросили работу у Клейзе.
Знаете, Клейзе так и не простил вас. Я лично думал, что это Второе Основание испортило вас, но Клейзе всегда считал, что вы просто струсили. Вы только простите меня, доктор Дарелл, за эти слова, но я хочу, чтобы все было ясно до конца. Лично мне понятно ваше отношение, и если и можно назвать его трусостью, то я только уважаю ее.
Прежде чем ответить, Дарелл глубоко вздохнул.
— Я просто сбежал! Называйте это, как хотите. Я пытался сохранить нашу дружбу, но он ни разу не позвонил и не написал мне до самого того дня, как послал волновую модель вашего мозга, а это случилось за неделю до его смерти…
— Если вы не возражаете… — прервал его Муни в припадке нервного красноречия, — я хочу сказать, что н-никак в толк не возьму, чего вы все хотите. Мы ж-жалкая кучка заговорщиков, и мы все время болтаем и болтаем. И я не понимаю, что мы можем сделать. М-мозговые волны и прочая белиберда. Скажите, что вы собираетесь делать?
Глаза Пеллеаса Актора засверкали и он ответил:
— Да, дело у нас есть. Но только нам нужно собрать больше информации о Втором Основании. Это наше первое дело. Первые пять лет своего правления Мул провел в поисках именно такой информации, но не преуспел… по крайней мере нам всем так говорили. Но потом он перестал интересоваться Вторым Основанием вообще. Почему? Потому что у него ничего не получилось? Или потому, что он все узнал?
— Опять б-болтовня, — с горечью сказал Муни. — Как мы сможем это узнать?